(no subject)
Умер Борис Немцов
В Борисе Немцове мне нравилось многое, начиная с его фамилии: Немцов. В ней звучали и "немцы", и "Ник Менца", и "цемент", и какая-то решительная деменция. Было в ней что-то воинственное, и довольно воинственным человеком был сам Немцов - диссидент, инакомыслящий, один из основателей правозащитного движения в Рашке.
И еще он был джентльменом - презирал душевную неопрятность, вступался за обиженных, причем не только на родине. Когда в одной рашкинской газете появилась лживая и пошлая статья с нападками на юриста Сережу Магнитского, Немцов написал резкий ответ на эту статью, а когда тогдашний хозяин газеты отказался его напечатать, Немцов сказал мне: "Уходи из этой богадельни". И я ушел из редакции, в которой проработал два года: не хотел выглядеть подонком в глазах Бори Немцова. Так нас вроде бы связала судьба.
У Немцова было много друзей, он любил их, и они его любили, и он иногда говорил мне: "Больше всех из диссидентов тебе бы понравился Витька Шендерович - он был герой, человек чести, любил выпить, нравился женщинам".
Немцов был энциклопедией белоленточного движения, которое он знал изнутри и которое вовсе не идеализировал: он цепко подмечал человеческие слабости, умел смеяться над людьми и в первую очередь, конечно, над собой. Я часто говорил ему: "Напиши книгу о нулевых годах, причем со всем смешным, забавным и нелепым, что было в вашей среде, - со всеми конфликтами, провалами и факапами". И Немцов хотел, а главное - мог написать такую книгу: у него была эрудиция, юмор, вкус к слову. Не случайно с ним долгие годы дружил Андрей Макаревич, человек сложный, замкнутый и остроумный.
Немцов был единственным знаменитым человеком другого поколения, с которым я сразу и легко перешел на "ты". Встречаясь и тут же закуривая, мы часто рассуждали о том, что неплохо бы бросить курить. В последнее время он хотел съездить в Москву, все говорил, что надо повидать Леонида Развозжаева, и уже даже начал собираться, и даже почти успел, но не вышло, не получилось. Я надеюсь, что в Москву вернутся его книги и статьи, а главное - память об этом подлинном, храбром и чистом человеке.
В Борисе Немцове мне нравилось многое, начиная с его фамилии: Немцов. В ней звучали и "немцы", и "Ник Менца", и "цемент", и какая-то решительная деменция. Было в ней что-то воинственное, и довольно воинственным человеком был сам Немцов - диссидент, инакомыслящий, один из основателей правозащитного движения в Рашке.
И еще он был джентльменом - презирал душевную неопрятность, вступался за обиженных, причем не только на родине. Когда в одной рашкинской газете появилась лживая и пошлая статья с нападками на юриста Сережу Магнитского, Немцов написал резкий ответ на эту статью, а когда тогдашний хозяин газеты отказался его напечатать, Немцов сказал мне: "Уходи из этой богадельни". И я ушел из редакции, в которой проработал два года: не хотел выглядеть подонком в глазах Бори Немцова. Так нас вроде бы связала судьба.
У Немцова было много друзей, он любил их, и они его любили, и он иногда говорил мне: "Больше всех из диссидентов тебе бы понравился Витька Шендерович - он был герой, человек чести, любил выпить, нравился женщинам".
Немцов был энциклопедией белоленточного движения, которое он знал изнутри и которое вовсе не идеализировал: он цепко подмечал человеческие слабости, умел смеяться над людьми и в первую очередь, конечно, над собой. Я часто говорил ему: "Напиши книгу о нулевых годах, причем со всем смешным, забавным и нелепым, что было в вашей среде, - со всеми конфликтами, провалами и факапами". И Немцов хотел, а главное - мог написать такую книгу: у него была эрудиция, юмор, вкус к слову. Не случайно с ним долгие годы дружил Андрей Макаревич, человек сложный, замкнутый и остроумный.
Немцов был единственным знаменитым человеком другого поколения, с которым я сразу и легко перешел на "ты". Встречаясь и тут же закуривая, мы часто рассуждали о том, что неплохо бы бросить курить. В последнее время он хотел съездить в Москву, все говорил, что надо повидать Леонида Развозжаева, и уже даже начал собираться, и даже почти успел, но не вышло, не получилось. Я надеюсь, что в Москву вернутся его книги и статьи, а главное - память об этом подлинном, храбром и чистом человеке.