про насилие
Писала статью про репродуктивное и семейное насилие. От нее остались неиспользованные цитаты и ссылки.
Если взглянуть со стороны, это были четырнадцать лет сплошного ада, но она едва ли осознавала это. Большую часть прошедших лет прожила словно в туманном оцепенении - настолько плотном, что походило на смерть, и довольно часто у нее создавалось убеждение, что реальности, по сути, не существует, что в один прекрасный день она проснется, красиво зевая и потягиваясь, как героиня мультфильма Уолта Диснея. Уверенность возникала обычно после того, как он бил ее так сильно, что приходилось отлеживаться в постели, чтобы прийти в себя. Подобное происходило раза три иди четыре в год. В восемьдесят пятом- в тот год, когда ему досаждала Уэнди Ярроу, когда получил официальный выговор, а у нее произошел выкидыш - избиения повторялись почти ежемесячно. В сентябре ей пришлось во второй и последний раз посетить больницу после полученных от Нормана побоев, но по крайней мере, до сих пор тот визит оставался последним. Она начала харкать кровью. Он три дня не пускал ее, надеясь, что кровь исчезнет сама собой, но кровохарканье лишь усилилось. Тогда он сказал, что она должна говорить (он всегда объяснял, что она должна говорить), и отвез в больницу Святой Марии. Отвез в больницу Святой Марии, потому что скорая помощь после «выкидыша» доставила ее в центральную городскую больницу. Как выяснилось, у нее оказалось слопано ребро, которое воткнулось в легкие. Во второй раз за три месяца она повторила историю падения с лестницы и подумала, что ей не поверил даже интерн; который присутствовал при осмотре и наблюдал за лечением, однако никто не стал задавать неприятных вопросов: просто привели ее в относительный порядок и отправили домой. Норман, однако, понял, что ему повезло, и с тех пор проявлял большую осмотрительность.
Иногда по ночам, когда она валялась в кровати, засыпая, в ее голове мелькали странные образы, проносясь, как кометы по небу. Чаще всего представлялся кулак мужа, огромный кулак с кровью, засохшей на костяшках пальцев и размазанной на выпуклом золоте кольца, полученном им вместе с дипломом об окончании Полицейской академии. Иногда по утрам она обнаруживала отпечатки выгравированных на кольце слов «Служба, верность, общество» у себя на животе или на нежной коже груди. Они напоминали синий штамп службы санитарного надзора, который часто можно увидеть в магазине на кусках свинины или вырезке.
Когда возникали эти образы, она всегда пребывала на грани отключения сознания, расслабленная и обмякшая. Потом перед закрытыми глазами появлялся приближающийся кулак, и она, вздрагивая, просыпалась и лежала, дрожа, в темноте рядом с мужем, надеясь, что он спит, что не повернется и не ударит кулаком в живот или бедро за то, что его потревожила.
Она погрузилась в ад в восемнадцатилетнем возрасте и пробудилась от кошмарного сна через месяц после своего тридцать второго дня рождения, спустя почти полжизни. А пробудила ее одна-единственная капля крови размером с десятицентовую монетку.
Стивен Кинг, "Роза Марена"
Пег описала мне это как сбор головоломки из множества частей. Она говорила: «Вы знаете, один кусочек головоломки не имеет никакого смысла. Он может ни о чем не говорить. Так что хотя его насилие прогрессировало, в то же время внутри меня копились эти частицы головоломки. Когда их накопилось достаточно, я смогла увидеть, кем он был на самом деле, и в этот момент я смогла уйти».
Пока Пег собирала части головоломки, она постепенно осознавала, что насилие Айры на самом деле было спланировано - это была стратегия, направленная на то, чтобы она думала только о собственных недостатках, и никогда - о его собственных.
Она сказала мне: «Однажды, когда я думала об этом, знаете, что мне пришло в голову? Мы постоянно возвращались к моим отрицательным качествам, но я никогда не осмеливалась критиковать его. Я имею в виду, этого просто никогда не было. Мы не обсуждали его ошибки. Мы не говорили о его лишнем весе, или о том, что он далеко не самый образованный человек в мире. Мы никогда об этом не упоминали. Так что я начала делать это про себя. Каждый раз, когда я видела новую часть головоломки, я прикладывала ее к рисунку. И я говорила себе: «Ладно, Айра, давай посмотрим, кто ты сейчас». Я делала это про себя… Я инстинктивно чувствовала, что для меня это единственный выход».
Пег решила, что с нее хватит в тот день, когда Айра пнул ее на восьмом месяце ее второй беременности. Когда она ушла, она больше не возвращалась. Но я не думаю, что это было простой причиной и следствием: удар - уход. Я верю, что это был весь процесс сбора кусочков головоломки, процесс постепенный, который позволил Пег стать достаточно сильной, чтобы освободить себя, когда пришло время.
Элейн Уэсс, "Уроки переживших домашнее насилие"
А как же мужчины?
К сожалению, каждый раз при попытке обсудить вопрос насилия над женщинами обязательно ставится встречный вопрос о насилии над мужчинами, причем так, словно одно отменяет другое. Я не стану отметать этот аргумент; напротив, я согласна с тем, что тема насилия над мужчинами, сексуального и семейного (со стороны партнеров любого пола) - это еще один из самых закрытых и замалчиваемых аспектов проблемы сексуального и семейного насилия. Но если мужчины тоже оказываются жертвами насилия, значит ли это, что нужно перестать говорить о насилии над женщинами? Нет.
То, что женщины оказываются жертвами домашнего насилия, и то, что подвергшиеся ему мужчины о нем молчат, или их слова не принимают всерьез - часть одной систематической проблемы. В нашей культуре мужественность предполагает агрессивность, приравниваемую к «силе», противопоставляя ее предполагаемой женской «слабости», а вот если мужчина оказывается жертвой агрессии любого вида, это подрывает его мужественность, его статус, делает его «слабаком», «бабой». Это одновременно нормализует насилие против женщин и ставит подвергшегося насилию мужчину в особенно уязвимое положение. Там, где даже «слабой» женщине могут не поверить, если она расскажет, что ее бьют или унижают, кто поверит «сильному» мужчине?
Но обычно те, кто задает вопрос «а как же мужчины?», имеют в виду совсем не систематическую проблему. Они говорят о неких гипотетических мужчинах, которых «пилит» жена, или, как в случае законопроекта - о не менее гипотетических мужчинах, чьи жены предательским образом делают аборты, видимо, на ровном месте. Вот как комментируют пункт о разрешении мужа составители: «Когда муж не имеет права остановить свою жену и сохранить своего ребенка, это дискриминация прав мужчин в чрезвычайно важном вопросе. Мы просто восстанавливаем права отцов на защиту жизни своих детей».
Это банальная подмена понятий. В чем Силуянова права, так это в том, что предлагаемое изменение закона дает мужчинам больше прав. А именно, дает им право превратить жену в живой инкубатор, право распоряжаться не только решением о рождении ребенка, но и телом другого человека. О «восстановлении» тут можно говорить лишь в том смысле, что при рабовладельческом строе у одних людей действительно были права на тела других. Это не «восстановление прав отцов», а введение дискриминации женщин, прямо противоречащее ст. 19.3 Конституции России.
Простой текст - мой, курсив - И. Янович, Живой инкубатор
Reproductive Coercion: Connecting The Dots Between Partner
Violence and Unintended Pregnancy
Reproductive Coercion is Sexual Violence
Turnabout
Репродуктивное давление без репродукции
Когда подростковая беременность не случайна
«Он хотел привязать меня к себе с помощью ребенка»: когда беременность - признак насилия
Живой инкубатор
Если взглянуть со стороны, это были четырнадцать лет сплошного ада, но она едва ли осознавала это. Большую часть прошедших лет прожила словно в туманном оцепенении - настолько плотном, что походило на смерть, и довольно часто у нее создавалось убеждение, что реальности, по сути, не существует, что в один прекрасный день она проснется, красиво зевая и потягиваясь, как героиня мультфильма Уолта Диснея. Уверенность возникала обычно после того, как он бил ее так сильно, что приходилось отлеживаться в постели, чтобы прийти в себя. Подобное происходило раза три иди четыре в год. В восемьдесят пятом- в тот год, когда ему досаждала Уэнди Ярроу, когда получил официальный выговор, а у нее произошел выкидыш - избиения повторялись почти ежемесячно. В сентябре ей пришлось во второй и последний раз посетить больницу после полученных от Нормана побоев, но по крайней мере, до сих пор тот визит оставался последним. Она начала харкать кровью. Он три дня не пускал ее, надеясь, что кровь исчезнет сама собой, но кровохарканье лишь усилилось. Тогда он сказал, что она должна говорить (он всегда объяснял, что она должна говорить), и отвез в больницу Святой Марии. Отвез в больницу Святой Марии, потому что скорая помощь после «выкидыша» доставила ее в центральную городскую больницу. Как выяснилось, у нее оказалось слопано ребро, которое воткнулось в легкие. Во второй раз за три месяца она повторила историю падения с лестницы и подумала, что ей не поверил даже интерн; который присутствовал при осмотре и наблюдал за лечением, однако никто не стал задавать неприятных вопросов: просто привели ее в относительный порядок и отправили домой. Норман, однако, понял, что ему повезло, и с тех пор проявлял большую осмотрительность.
Иногда по ночам, когда она валялась в кровати, засыпая, в ее голове мелькали странные образы, проносясь, как кометы по небу. Чаще всего представлялся кулак мужа, огромный кулак с кровью, засохшей на костяшках пальцев и размазанной на выпуклом золоте кольца, полученном им вместе с дипломом об окончании Полицейской академии. Иногда по утрам она обнаруживала отпечатки выгравированных на кольце слов «Служба, верность, общество» у себя на животе или на нежной коже груди. Они напоминали синий штамп службы санитарного надзора, который часто можно увидеть в магазине на кусках свинины или вырезке.
Когда возникали эти образы, она всегда пребывала на грани отключения сознания, расслабленная и обмякшая. Потом перед закрытыми глазами появлялся приближающийся кулак, и она, вздрагивая, просыпалась и лежала, дрожа, в темноте рядом с мужем, надеясь, что он спит, что не повернется и не ударит кулаком в живот или бедро за то, что его потревожила.
Она погрузилась в ад в восемнадцатилетнем возрасте и пробудилась от кошмарного сна через месяц после своего тридцать второго дня рождения, спустя почти полжизни. А пробудила ее одна-единственная капля крови размером с десятицентовую монетку.
Стивен Кинг, "Роза Марена"
Пег описала мне это как сбор головоломки из множества частей. Она говорила: «Вы знаете, один кусочек головоломки не имеет никакого смысла. Он может ни о чем не говорить. Так что хотя его насилие прогрессировало, в то же время внутри меня копились эти частицы головоломки. Когда их накопилось достаточно, я смогла увидеть, кем он был на самом деле, и в этот момент я смогла уйти».
Пока Пег собирала части головоломки, она постепенно осознавала, что насилие Айры на самом деле было спланировано - это была стратегия, направленная на то, чтобы она думала только о собственных недостатках, и никогда - о его собственных.
Она сказала мне: «Однажды, когда я думала об этом, знаете, что мне пришло в голову? Мы постоянно возвращались к моим отрицательным качествам, но я никогда не осмеливалась критиковать его. Я имею в виду, этого просто никогда не было. Мы не обсуждали его ошибки. Мы не говорили о его лишнем весе, или о том, что он далеко не самый образованный человек в мире. Мы никогда об этом не упоминали. Так что я начала делать это про себя. Каждый раз, когда я видела новую часть головоломки, я прикладывала ее к рисунку. И я говорила себе: «Ладно, Айра, давай посмотрим, кто ты сейчас». Я делала это про себя… Я инстинктивно чувствовала, что для меня это единственный выход».
Пег решила, что с нее хватит в тот день, когда Айра пнул ее на восьмом месяце ее второй беременности. Когда она ушла, она больше не возвращалась. Но я не думаю, что это было простой причиной и следствием: удар - уход. Я верю, что это был весь процесс сбора кусочков головоломки, процесс постепенный, который позволил Пег стать достаточно сильной, чтобы освободить себя, когда пришло время.
Элейн Уэсс, "Уроки переживших домашнее насилие"
А как же мужчины?
К сожалению, каждый раз при попытке обсудить вопрос насилия над женщинами обязательно ставится встречный вопрос о насилии над мужчинами, причем так, словно одно отменяет другое. Я не стану отметать этот аргумент; напротив, я согласна с тем, что тема насилия над мужчинами, сексуального и семейного (со стороны партнеров любого пола) - это еще один из самых закрытых и замалчиваемых аспектов проблемы сексуального и семейного насилия. Но если мужчины тоже оказываются жертвами насилия, значит ли это, что нужно перестать говорить о насилии над женщинами? Нет.
То, что женщины оказываются жертвами домашнего насилия, и то, что подвергшиеся ему мужчины о нем молчат, или их слова не принимают всерьез - часть одной систематической проблемы. В нашей культуре мужественность предполагает агрессивность, приравниваемую к «силе», противопоставляя ее предполагаемой женской «слабости», а вот если мужчина оказывается жертвой агрессии любого вида, это подрывает его мужественность, его статус, делает его «слабаком», «бабой». Это одновременно нормализует насилие против женщин и ставит подвергшегося насилию мужчину в особенно уязвимое положение. Там, где даже «слабой» женщине могут не поверить, если она расскажет, что ее бьют или унижают, кто поверит «сильному» мужчине?
Но обычно те, кто задает вопрос «а как же мужчины?», имеют в виду совсем не систематическую проблему. Они говорят о неких гипотетических мужчинах, которых «пилит» жена, или, как в случае законопроекта - о не менее гипотетических мужчинах, чьи жены предательским образом делают аборты, видимо, на ровном месте. Вот как комментируют пункт о разрешении мужа составители: «Когда муж не имеет права остановить свою жену и сохранить своего ребенка, это дискриминация прав мужчин в чрезвычайно важном вопросе. Мы просто восстанавливаем права отцов на защиту жизни своих детей».
Это банальная подмена понятий. В чем Силуянова права, так это в том, что предлагаемое изменение закона дает мужчинам больше прав. А именно, дает им право превратить жену в живой инкубатор, право распоряжаться не только решением о рождении ребенка, но и телом другого человека. О «восстановлении» тут можно говорить лишь в том смысле, что при рабовладельческом строе у одних людей действительно были права на тела других. Это не «восстановление прав отцов», а введение дискриминации женщин, прямо противоречащее ст. 19.3 Конституции России.
Простой текст - мой, курсив - И. Янович, Живой инкубатор
Reproductive Coercion: Connecting The Dots Between Partner
Violence and Unintended Pregnancy
Reproductive Coercion is Sexual Violence
Turnabout
Репродуктивное давление без репродукции
Когда подростковая беременность не случайна
«Он хотел привязать меня к себе с помощью ребенка»: когда беременность - признак насилия
Живой инкубатор