Дети и смерть
http://www.b17.ru/blog/5568/?prt=44474
"Смерть - это тяжёлая тема. Дети - собеседники, с которыми особенно не хочется её обсуждать."
Публикую здесь серьезный труд двух психологов, Самиры Павловой и Ирины Лесскис.
"На мой взгляд, существует значительное несоответствие между важностью смерти для ребёнка и вниманием, уделяемым смерти в науках о детском развитии".
Ирвин Ялом «Экзистенциальная психотерапия» (глава «Представления о смерти у детей»)
Трудная тема
Есть темы, говорить на которые трудно. Когда взрослые бурно обсуждают некоторые проблемы "детской психологии", то довольно часто эти обсуждения - на самом деле попытка прикоснуться к собственным проблемам, страхам, переживаниям.
С другой стороны, есть собеседники, с которыми особенно трудно представить себе обсуждение определённых сложных тем (например, измену жене совершенно не хочется обсуждать с её мамой; ухудшения фигуры - с любимым мужчиной и т.д.). Смерть - это тяжёлая тема. Дети - собеседники, с которыми особенно не хочется её обсуждать.
Кроме того, рассказать ребёнку о смерти зачастую тяжелее, чем даже о том "откуда берутся дети". Просто потому, что на самом деле никто из нас доподлинно не знает, что такое смерть. Что находится за той чертой, что происходит с человеком после того, как он умирает? Смерть - это великая и пугающая загадка, ответа на которую никто с абсолютной уверенностью дать не может (есть варианты предположительных ответов, не больше).
Есть и ещё кое-что: пожалуй, нет людей, которые бы совсем не боялись смерти (хотя мы обычно это вытесняем: предпочитаем "не думать об этом", учимся игнорировать свои страхи, собственные - взрослые - внутренние вопросы). Но есть люди способные жить с этим страхом, смотреть на него, прикасаться к нему, не разрушаясь. И есть люди не способные жить с сознанием собственной смертности, люди, которых это дезорганизует, и которые вынуждены от осознания собственной смертности убегать.
Мешают и существующие социальные стереотипы: многие взрослые придерживаются мифа, что ребенок не должен думать о смерти. И вообще не должен задумываться ни о чём "сложном", "слишком тяжёлом" и "не по возрасту" (правда, одновременно взрослые почему-то хотят, чтобы дети выросли умными, любознательными и хорошо разбирались в себе и в мире!). Однако весь собранный материал по наблюдению за детьми (как приведённый исследователями, так и наш собственный) говорит о том, что дети о смерти думают, и она их тревожит. Несмотря на то, что ребёнок до определённого возраста (4-6 лет) нередко не может выразить свои страхи и тревоги языком очевидным взрослому человеку, несмотря на то, что взрослые нередко неосознанно игнорируют детские переживания на эту тему и преуменьшают их (это очень понятно: нам трудно иметь дело с тем, что нас самих смущает и пугает, и мы предпочитаем этого не замечать), не смотря на всё это, детей вопросы смерти и собственной смертности беспокоят, пугают и вызывают размышления.
Часто позиция взрослых по вопросу "рассказывать ли детям о смерти", просвещать ли их на эту тему, звучит так "То, чего они не знают, не может повредить им". Так взрослые оправдывают своё молчание.
Однако худшее что можно делать с детским страхом или тревогой - любым детским страхом и тревогой - это игнорировать их, потому что такой подход оставляет ребёнка наедине со своими переживаниями, порождает массу жутких фантазий, которые могут оказаться (и часто оказываются) гораздо страшнее, грязнее и хуже реальности.
Это относится ко всем фактам жизни. В том числе и к смерти.
Ребёнок наедине с представлениями о смерти
Например, дети 4-7 лет (а иногда и старше) которые смутно представляют себе, что означает "умереть" нередко фантазируют о заточении в заколоченном гробу, представляют себя (или кого-то из родственников) под толщей земли, лежащими в могиле в течение сотен лет. Они воспринимают смерть как чудовищную метаморфозу (превращение заживо в кусок дерева), как страдания от ледяного холода, мук голода и неспособности дышать. Их часто посещают пугающие образы приведений или людей с зеленой и синей кожей.
Если дети чего-то не знают, они это придумывают. И когда узнаёшь, что именно ребёнок выдумал, то понимаешь, что лучше бы он знал правду.
Спросить у взрослых и получить ответы - это для ребёнка способ разрешить свою тревогу. У детей, испытывающих тревогу, которым не отвечают на их вопросы, тревога нередко трансформируется в страх, а то и в подлинный невроз (если взрослые своим поведением заставляли ребёнка подавлять свой страх), способный "задержаться" на всю жизнь.
Мы в этой работе исходим из того, что норма (для ребенка и вообще для человека) - это возможность контактировать со своей тревогой по поводу смерти, не разрушаясь. И взрослому очень важно помочь ребёнку обрести такой взгляд на смерть. Фактически, только взрослый тут ребёнку и может помочь.
Что происходит со взрослыми?
Взрослых, честно говоря, жалко. Они попадают под обстрел детских вопросов. Маленький ребенок спрашивает прямо: "Когда ты должен умереть?", "Сколько тебе лет? Значит, ты уже старый?" (для пятилетнего «двадцать лет» - это уже «старый», тридцать - «совсем старый»), "Во сколько лет люди умирают?" и заявляет: "Я хочу жить вечно", "Я хочу стать самым старым человеком на земле". Всё это, заметим, ребенок говорит не каким-то там идеальным взрослым в вакууме, а обычным нам - неготовым к подобным темам, отягощенным собственными страхами и переживаниями. Кроме того, взрослому обычно жалко маленькое существо, которое вынуждено осознавать свою смертность.
Естественное желание взрослого человека уклониться от темы ("Не думай об этом"), солгать ("Ты никогда не умрешь", "Дети никогда не умирают, только взрослые и то, когда состарятся") или ответить поверхностно. Это если взрослый вообще готов замечать вопросы и переживания ребёнка.
Как правило, даже самые честные, просвещённые и решительные родители пытаются обесценить для себя страхи ребёнка («он ни о чём таком не думает», «он страдает только из-за плохих оценок») или предлагают ему либо некую форму отрицания, либо санкционированный миф о бессмертии.
Дополнительные сложности взрослых происходят из того, что в нашей культуре нет традиционных общепринятых взглядов на смерть (в этом смысле проще религиозным людям и людям традиционных культур, в которые представления о смерти органично вписано).
Как же можно отвечать на вопрос о смерти, если смерть - это великая загадка, гигантский Икс?
Тут есть единственное правило - отвечать надо честно. Всё остальное зависит от представлений самого взрослого. И представления одного взрослого вряд ли сильно хуже, чем представления другого.
Общая закономерность проста: чем больше у самого взрослого проблем с восприятием смерти, собственной смерти и качества собственной жизни (умирать, как известно, больше боятся люди, недовольные тем, как они живут), тем сложнее ему говорить об этом с ребёнком, и тем больше тревоги и путаницы он транслирует ребёнку. Поэтому лучший совет, который здесь можно дать - это разберитесь с собой, будьте счастливы, осознаны, понимайте, что живёте не зря, и выработайте собственную позицию по вопросу. Если что-то понимаешь, то объяснить это другому легче, чем то, что непонятно тебе самому.
Как избежать травмы?
Психотерапевт Елена Лопухина любит повторять, что даже не подготовленному или очень ослабленному человеку можно и необходимо говорить правду. "Правду, только правду, но не всю правду" - добавляет она.
Что это значит в данном случае?
Что должна существовать идеальная последовательность, в которой ребёнок решает свои задачи, в темпе, соответствующем его внутренним ресурсам.
"Слишком многое, слишком рано" способно травмировать. Ребёнок грубо конфронтированный со смертью еще до того, как у него сформировались адекватные защиты, подвергается тяжелому стрессу. Тяжелый стресс, во все времена жизни являющийся неприятным событием, для маленького ребёнка чреват последствиями, выходящими за рамки временного плохого настроения. Ещё Фрейд говорил, что сильная ранняя травма наносит Эго непропорционально тяжкие и стойкие повреждения.
Что в данном случае подразумевается под сильной травмой: смерть близкого человека, родителя или фигуры его заменяющей и особенно сиблинга (брата или сестры) или другого ребёнка. О том, как подготовить ребёнка к сообщению о смерти близкого человека и смягчить для него эту тяжёлую ситуацию мы поговорим позже.
Сейчас вспомним только, что Эрма Фурман, которая провела грандиозный труд по исследованию детей, потерявших родителя, писала "конкретная информация о смерти была в определённых отношениях полезна им, а когда окружающие взрослые искажали или затуманивали факты, намеренно или бессознательно, ситуация ребёнка дополнительно осложнялась".
Встреча же ребёнка со смертью в соразмеренной дозе, при наличии необходимых ресурсов Эго и поддерживающих взрослых, которые сами способны адаптивно взаимодействовать с тревогой смерти, вырабатывает психологический иммунитет. Например, каждый ребёнок (особенно живущий в сельской местности или регулярно бывающий на природе) имеет дело со смертью - насекомых, цветов, домашних животных. Каждый ребёнок слышит разговоры о смертях известных личностей или дальних родственников и знакомых своих родителей. Эти смерти бывают источником замешательства и тревоги, и побуждают ребёнка обсуждать с родителями свои вопросы и страхи, связанные со смертью. И вот это хорошие поводы для просвещения.
Как ребенок в разном возрасте вступает во взаимодействия со смертью, и что при этом делать взрослому?
Иначе говоря, где ребёнок в разном возрасте может получить знание о факте жизни под названием "смерть"?
В любом возрасте ребёнок получает знания о смерти из самой жизни. С предчувствием смерти ребенок сталкивается при любом невосстановимом разрушении целостности: разбилась чашка, завял цветок, сломалось печенье.
«Больше нету» - это одно из первых словосочетаний детского словаря и распространенная тема детских страхов. Дети замечают, как еда исчезает с тарелки (была и нету!), как вдруг больше не осталось воды в ванне, как смываются водой фекалии. Трудно найти ребенка, который не опасался быть утянутым, смытым в канализацию. В психоаналитической литературе отмечено бессознательное отождествление фекалий и трупа. Возможно, психотерапевтам пришло время переосмыслить динамику конфликта, связанного с приучением к туалету, в котором может быть нечто большее, чем анальный эротизм или упрямое сопротивление: приучение к туалету пробуждает у ребенка страх за свою физическую целостность и выживание. Когда ребенок осознает, что исчезнувшие объекты нередко исчезают «насовсем», он начинает искать новые способы защитить себя от угрозы небытия. Из жертвы «больше нету» он пытается стать господином этого обстоятельства. Он сам вытаскивает затычку из ванной, спускает воду в унитазе, задувает спички. Позже он будет распространять вокруг себя смерть символически - играя в «войнушку» или буквально - ломая нечто или убивая насекомых. Карен Хорни считала, что враждебность и деструктивность ребенка прямо пропорциональны степени ощущаемой им угрозы собственному выживанию. То есть, чем более ребёнок нарушен и тревожен, тем более он жесток.
Что до ответа на вопрос, как вести себя взрослым, которые находятся рядом, с ребёнком, совершающим внутреннюю работу со своими представлениями о смерти…В любом возрасте по этому поводу не надо суетиться.
Ирвин Ялом писал: «Если… для родителя тема смерти сопряжена с мощной тревогой - что в современной западной культуре встречается нередко, - ребенок получает сообщение, что ему есть чего сильно бояться». То есть, чем спокойнее (не внешне, а внутренне - притворного спокойствия, к сожалению, недостаточно) родитель, тем спокойнее ребёнок.
В возрасте от одного до трех лет - ребенок вступает во взаимодействие со смертью, но еще не может его вербализовать.
Кастенбаум и Айзенберг описывают Дэвида, восемнадцатимесячного малыша, обнаружившего во дворе мертвую птицу. Мальчик выглядел ошеломленным, по словам родителей, «его лицо приобрело застывшее, ритуальное выражение, большее всего напоминавшее стилизованную маску из греческой трагедии». Дэвид был самым обычным ребенком, недавно научившимся ходить, который стремился хватать и исследовать всё, до чего ему удавалось дотянуться. Однако в этом случае он присел, наклонившись к самой птице, но не пытался коснуться её. Несколько недель спустя он нашёл ещё одну мертвую птицу. На этот раз он взял её в руки и жестами потребовал посадить её снова на ветку дерева. Когда его родители выполнили эту просьбу и птица, увы, полетела вовсе не вверх, Дэвид стал вновь настаивать, чтобы её туда подсадили. Ещё через несколько недель внимание мальчика было привлечено упавшим листом, и он сосредоточенно пытался вернуть его на дерево. Дэвид не умел говорить, поэтому мы не можем точно знать характер его внутренних переживаний, однако его поведение, без сомнений, указывало на работу с представлениями о смерти. Кроме того, по его поведению вполне очевидно, что он воспринимал смерть именно как проблему, как отклонение от нормального хода событий.
Ребёнок, разумеется, ещё не способен понять смерть интеллектуально, но интуитивно схватывает суть дела.
Чем, в общем, менее тревожны родители, тем легче ребенку этого возраста, потому что ребёнок в этом возрасте «заражается» чувствами близких взрослых. Не так важно, что конкретно говорится ребенку, что конкретно ему объясняется - что «птичка больше не полетит», что пирожок «уже съели» и его «теперь нету». Важно как (спокойно!) это делается. Слова подойдут практически любые, важно состояние взрослого.
В возрасте до трех-четырех лет - ребёнок очень близок к архаичной культуре. Архаичная культура сама по себе облегчает понимание смерти, вписывает человека в круговорот жизни (по счастью детские игры - это часто как раз элемент, пришедший из архаичной культуры, её "хвосты"). Человек архаичной культуры, как и ребенок, особенно если он имеет возможность близко наблюдать природу, чувствует себя частью вселенной, ее природного цикла, у него есть ощущение, что он живёт с природой. Он ассоциирует возраста с временами года. Поэтому умирать не страшно. Его мироощущение хорошо передается словами «Я не исчезаю в никуда, а возвращаюсь в материнскую утробу Земли» (хотя, конечно, не формулируется).
Надо сказать, что невротикам с проблемой страха смерти полезно возвращаться к природе в любом возрасте.
Что относится к архаичной культуре, и что помогает ребенку раннего возраста вырабатывать жизненную позицию по отношению к смерти?
Это игры растительного цикла - хороводные (например, «вот как, вот как сеют мак», где описывается жизнь растения от рождения до съедения).
Это кумулятивные сказки (в которых есть нагнетание и разрешение сюжета), вообще любые истории и игры, в которых есть развитие полярности, например, сказки про Колобка и Репку. Только не измененные - со счастливым концом, а первоначальный вариант - «и съела лиса Колобка» (эта сказка учит тому, что съела, и никакой крупной трагедии не случилось, жизнь для меня продолжается). Для носителя архаичной культуры в этом нет ничего страшного.
Это праздники годичного цикла и празднования дней рождений. Как говорила одна девочка «Мне уже три года и почему-то становится всё больше». Празднования дней рождений важны потому, что одно из типичных человеческих переживаний перед лицом смерти - это обесценивания жизни. Празднование же рождения утверждает жизнь. Всё, что может укрепить ребёнка в том, что его существование - ценно, это противовес отчаянию неизбежной смерти.
В возрасте 4-8 лет, когда речь и мышление ребёнка развились, имеет место осознавание и обсуждение.
Возникают проекции. Например, персонификация, как облегчение тревоги смерти: смерть наделяют обликом и волей, она представляется детскому сознанию привидением, старухой с косой, скелетом, духом и т.д. Это облегчает ситуацию, потому что персону, существо с волей можно обмануть или уговорить оставить тебя в покое. Нередко ребёнок, вплетая в свои представления образы из родительской речи, считает, что "смерть уносит плохих детей".
В это же время возникает отрицание смерти: она либо преуменьшается ("смерть - это сон", "человек умирает очень надолго", но не навсегда!), либо считается не относящейся к детям (иногда это звучит как "вообще-то дети не умирают, только если собьет машина"). В это же время начинают формироваться защиты, которые позднее будут действовать во взрослом возрасте (например, сознание собственной исключительности - "да все умрут, но не я").
Однако и "взаимодействия" со смертью уже больше:
В этом возрасте дети нередко играют в похороны (хоронят птичек, животных и даже бабочек), смерть и воскресение. Существуют целые ритуалы детской субкультуры: страшные истории о смерти и особенно о детской смерти, походы на кладбище и в страшные места: заброшенные дома, например (см. М.В. Осорина «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых»).
Ещё один способ принятия ребёнком смерти это осмеяние, например, четверостишия про смерть и детскую смерть, часто от руки взрослых («Мальчик маленький лежал в луже крови розовой:
Это папа с ним сыграл в Павлика Морозова»).
Здесь важно не запрещать эти детские ритуалы, если только они не ведут к прямой опасности для ребёнка, такой как поход в какой-нибудь подвал.
Важно быть готовым говорить об этом, не отказываясь ("Ты еще слишком маленький").
Пониманию ребёнка помогают героические книжки, которые любят дети в этом возрасте: книжки про преодоление, про то, как "умирают не зря".
Подростки нередко заигрывают с темой смерти, примеряют на себя.
Они готовы подойти к ней ближе.
Именно сюда можно отнести интерес к наркотикам и психотропным веществам, или играм с дыханием, которые приводят к измененному состоянию сознания. У подростков нередко много фантазий на тему «когда я умру», повышается суицидальность (как известно, старики и подростки во всех странах мира держат первое место среди людей, совершающих суициды).
Интерес к подобным маргинальным темам прямо пропорционален отсутствию в жизни подростка возможности и людей, готовых открыто говорить на эту тему. Если есть с кем обсудить, то нет нужды "отыгрывать".
Как сообщить ребенку, о смерти родителей?
Этот вопрос часто прямо задают психологу доброжелательные родственники, стремящиеся дать ребёнку как можно больше помощи и поддержки в такое тяжелое для него время, но не знающие как это сделать. Так что последующее объяснение рассчитано не столько на социальных работников, сколько на тех, кто собирается дальше жить с ребёнком, потерявшим родителей.
Есть три фактора, влияющих на восприятие человеком, в том числе ребёнком, смерти:
А) Конфронтация с идеей собственной смерти (понимание того, что "я тоже умру" и переживание этого факта);
Б) Собственно утрата, потеря субъекта отношений;
В) Системные изменения в связи с утратой одного из членов системы ("мир пошатнулся”, а то и “рухнул").
При сообщении ребенку о смерти родителя нужно учитывать, что в разном возрасте разные факторы имеют разное значение:
До трех лет речь идет не о пространном сообщении (факт "Твои родители умерли" - необходимо прямо констатировать), а об ответах на вопросы. Необходимо дать понять ребенку, что вот человек, который будет о нем заботиться, присматривать, любить, не рассчитывая, что ребенок это поймёт, но, тем не менее, чётко это обозначив. Ребёнка придется просто подводить к этой реальности, объявлять её ему. Смерть близких в этом возрасте может помочь пережить только любовь, хороший уход и забота. И для ребёнка до трёх лет первична физическая забота. Потому что для него в это время первичен третий фактор - главнейшие люди из его системы ушли. Если система останется в разбитом виде, он просто не выживет.
Для ребёнка 4-7 лет: системный фактор тоже доминирует, но появляются дополнительные нюансы: здесь очень сильно в силу возраста переживание собственной смерти (именно в этот период ребёнок, собственно, начинает осмысливать смерть).
Известие о смерти родителей ребёнку этого возраста надо сообщать спокойно. Именно в этом возрасте лучше, если это сообщает человек посторонний, которому легче сохранять спокойствие, чтобы ребенок чувствовал, что изменения хотя и серьезные, но не угрожают его жизни (спокойствие взрослого передается). Есть и ещё одна причина: нередко ребёнок, да и взрослый, сам того не желая воспринимает того, кто сообщает ему о смерти родителей, как "гонца с недоброй вестью", и стойкая неприязнь к этому человеку может сохраниться на всю жизнь. Выросший ребёнок осознаёт насколько его чувства к родственнику или другу семьи иррациональны и несправедливы, но ему всё равно порой не удаётся с ними справиться.
Говорить об утрате лучше короткими фразами. Можно начать так: "С этого дня у тебя начинается новая жизнь» Это создаёт у ребёнка ощущение, что речь идёт не о крахе и завершении, а о начале. Затем сообщить сам факт: «Твои родители умерли» Необходимо не дожидаясь вопросов, обозначить всю систему: рассказать, где ребёнок будет жить, с кем, будет ли он ходить в свою школу или в другую. Это должен быть до мелочей подробный рассказ о том, как будет устроена его новая жизнь. Поэтому надо подготовиться к этому разговору. Повторим, это нужно, чтобы обозначить, что жизнь ребёнка не кончилась, что в ней существует система.
Ребенку не безразлично, что будет с вещами умершего взрослого, поскольку он в этом возрасте в значительной степени ассоциирует человека и его вещи. Он может прямо спрашивать "А куда денутся папины тапочки?", например. Это не означает, что он хочет оставить их себе (так это часто трактуют взрослые), скорее, он хочет узнать, что будет с папой - так как тапочки это как бы часть папы. Можно, даже предваряя эти вопросы рассказать, что будет с его домом и вещами: "папины вещи заберёт дядя", "старую одежду отдадим в церковь", "твою квартиру мы пока будет сдавать" и т.д. Словом, необходимо максимально объяснить бытовую и практическую часть.
Не надо излишне эмоционально высказывать сочувствие (иногда пожилые люди или женщины истерического склада из лучших побуждений начинают рыдать над ребёнком, называть его "сироткой" и "бедной деточкой"): это может сильно напугать. Кроме того, в этот момент ребёнок чувствует себя растерянным, регрессирует, иногда до младенческой сепарации (когда отделение от матери было равносильно угрозе жизни) - чужие сильные, разрушительные чувства топят его в этом состоянии ещё глубже.
Хорошо, чтобы ребенок в тот момент, когда ему сообщают о смерти значимого взрослого сидел рядом с кем-то из родственников, прислонившись спиной, чтобы за спиной чисто физически что-то было: это даёт ощущение защищенности. Вообще, сочувствие лучше выражать телесно: обнимать и поглаживать, если ребенок не протестует.
После того, как ребёнок узнает, что родители умерли, нужно дать ребенку с этим пожить. Дать период некоторой адаптации, не дергая и не требуя сильных проявлений чувств. Ребенок может сильно плакать, а может вести себя как обычно, и это шокирует взрослых, которые считают его бессердечным. Напрасно: ребёнок поглощен работой, которую он проделывает в этот момент по воссозданию своего мира, он нуждается не в переживании горя, а в восстановлении своего мира. Восстановление целостности мира более важный (с точки зрения психологической реальности) процесс, чем переживание утраты.
Ребёнок - часть системы и если вербализовать его чувства, то они будут звучать так: "как я буду что-то переживать, если меня нет?". Его парализует страх разбитой жизни, и этот страх сильнее, чем горе от потери человека. Когда мир восстановится, то ребенок начнет переживать. Иногда на это требуется несколько дней, иногда - 2-3 недели. После этого можно и нужно говорить с ребенком о родителях - расспрашивать его о них, предложить помолиться о них, написать им письмо.
Важно свозить ребенка на кладбище или место где оборвалась их жизнь, отнести цветы.
Часто задают вопрос, надо ли брать ребёнка на похороны. Во-первых, об этом можно спросить у самого ребёнка, начиная с 4-5 лет. Во-вторых, ребенку не вредно видеть проявления человеческого горя при условии, что рядом с ним постоянно будет взрослый, который переживает, не разрушаясь и готов поддерживать ребёнка морально и физически (маленький ребёнок может просто устать) и давать обратную связь. Детей не стоит ругать, если они смеются на кладбище - нередко это нервная реакция и способ справляться с напряжением.
Следует помнить, что чем младше ребёнок, тем сильнее у него развито магическое мышление («я на него сердился, поэтому он умер», «я плохо себя вёл, поэтому он умер»). Если это представление сохраняется и после объяснений и разговоров на эту тему, то это повод для обращения к детскому психологу.
Подростку так же надо начинать с сообщения именно факта и сдержанного выражения сочувствия, но надо быть готовым к очень бурной реакции протеста. И следует много (после первой сильной реакции) разговаривать с ним о его чувствах и горе.
Системную тревогу всё равно надо снять, обсудив бытовую ситуацию, хотя нет нужды делать это так подробно, как с ребёнком более младшего возраста, но сразу после этого надо говорить о его чувствах. Если с маленьким ребенком надо поговорить о чувствах недели через две, предложить написать письмо, восстановить отношения с родительскими фигурами, то ребенок постарше нуждается в этом быстрее. Страха за собственную жизнь тут меньше, а горя больше.
Разумеется, если ребёнок вообще очень закрытый или в данный момент погружён в своё интимное переживание, то ломиться не надо. Но надо быть очень открытым к тому, чтобы ребёнок мог рассказать о своих чувствах, а эти чувства могут быть очень разные. Например, очень сильная злость на умершего ("как ты мог умереть и оставить меня одного!") или вина. Это фактически уже все те чувства, которые бывают у взрослого, однако подросток переживает их, вероятнее всего, первый раз. Эти чувства вполне естественны и для взрослого человека, переживающего потерю: смерть или травму дорого человека. Их надо легализовывать: можно сказать ребёнку прямо, что его чувства - это нормальная реакция на ужасную, ненормальную ситуацию и добавить, что «люди нередко так реагируют», просто потому, что это правда. Тогда у ребёнка не будет дополнительных страданий от ощущения своей "плохости" или ненормальности. Кроме того подросток также чувствует себя потерянным и неспособным позаботиться о себе, но в отличие от малыша, он осознает свою беспомощность и может о ней говорить.
Что происходит с ребёнком, когда он узнаёт о смерти другого ребёнка, например, брата или сестры?
Это по-своему более сильная травма, чем смерть родителей. Надо учитывать, что здесь страх собственной смерти гораздо сильнее, потому что это событие подрывает успокоительную убеждённость в том, что "умирают только старые люди". Сильнее здесь и чувство вины, потому что между братьями и сёстрами обычно существует естественная конкуренция; кроме того, дети чаще сердятся друг на друга - это более легитимно, чем сердиться на "маму и папу". Кроме прочего, дети нередко прямо говорят или думают о брате или сестре "лучше бы тебя не было" или придумывают какие-то вполне прозрачные пожелания смерти.
Поэтому реакция ребенка может быть очень сложной. И тут неплохо, чтобы ребёнок поработал с детским психологом, потому что уж очень силён переживаемый им стресс. "Розенцвейг и Брей представляют данные, указывающие на то, что в выборке больных шизофренией достоверно чаще, чем в выборке из нормальной популяции встречалась смерть сиблинга, наступившая до шестого дня рождения пациента".
Переживание горя родителями для ребенка большой стресс. Это не значит, что родители должны скрывать свои переживания, но хорошо бы, во-первых, сохранить возможность обсуждать с живым ребенком свои чувства, во-вторых, не забывать о нем, сосредотачиваясь на ребёнке умершем.
Распространенная ошибка родителей: перенесение ожиданий с умершего ребенка на оставшегося, которое, к сожалению, бывает поддержано окружающими взрослыми: «ты теперь должен больше радовать мамочку» и т.д. Не стоит усугублять чувство вины, которое и так есть, и вешать дополнительный груз на ребенка. Правило простое: если взрослый не справляется со своими чувствами по поводу потери ребёнка (что тоже вполне естественно), следует искать профессиональной помощи.
Вместо послесловия хотелось бы привести цитату из сборника Ирвина Ялома "Лечение от любви и другие психотерапевтические новеллы":
"Мне всегда казалось, что то, как человек встречает смерть, в огромной степени зависит от модели, заложенной родителями. Последний дар родителей своим детям - это урок принятия собственной смерти"
Ирина Лесскис, Самира Павлова
"Смерть - это тяжёлая тема. Дети - собеседники, с которыми особенно не хочется её обсуждать."
Публикую здесь серьезный труд двух психологов, Самиры Павловой и Ирины Лесскис.
"На мой взгляд, существует значительное несоответствие между важностью смерти для ребёнка и вниманием, уделяемым смерти в науках о детском развитии".
Ирвин Ялом «Экзистенциальная психотерапия» (глава «Представления о смерти у детей»)
Трудная тема
Есть темы, говорить на которые трудно. Когда взрослые бурно обсуждают некоторые проблемы "детской психологии", то довольно часто эти обсуждения - на самом деле попытка прикоснуться к собственным проблемам, страхам, переживаниям.
С другой стороны, есть собеседники, с которыми особенно трудно представить себе обсуждение определённых сложных тем (например, измену жене совершенно не хочется обсуждать с её мамой; ухудшения фигуры - с любимым мужчиной и т.д.). Смерть - это тяжёлая тема. Дети - собеседники, с которыми особенно не хочется её обсуждать.
Кроме того, рассказать ребёнку о смерти зачастую тяжелее, чем даже о том "откуда берутся дети". Просто потому, что на самом деле никто из нас доподлинно не знает, что такое смерть. Что находится за той чертой, что происходит с человеком после того, как он умирает? Смерть - это великая и пугающая загадка, ответа на которую никто с абсолютной уверенностью дать не может (есть варианты предположительных ответов, не больше).
Есть и ещё кое-что: пожалуй, нет людей, которые бы совсем не боялись смерти (хотя мы обычно это вытесняем: предпочитаем "не думать об этом", учимся игнорировать свои страхи, собственные - взрослые - внутренние вопросы). Но есть люди способные жить с этим страхом, смотреть на него, прикасаться к нему, не разрушаясь. И есть люди не способные жить с сознанием собственной смертности, люди, которых это дезорганизует, и которые вынуждены от осознания собственной смертности убегать.
Мешают и существующие социальные стереотипы: многие взрослые придерживаются мифа, что ребенок не должен думать о смерти. И вообще не должен задумываться ни о чём "сложном", "слишком тяжёлом" и "не по возрасту" (правда, одновременно взрослые почему-то хотят, чтобы дети выросли умными, любознательными и хорошо разбирались в себе и в мире!). Однако весь собранный материал по наблюдению за детьми (как приведённый исследователями, так и наш собственный) говорит о том, что дети о смерти думают, и она их тревожит. Несмотря на то, что ребёнок до определённого возраста (4-6 лет) нередко не может выразить свои страхи и тревоги языком очевидным взрослому человеку, несмотря на то, что взрослые нередко неосознанно игнорируют детские переживания на эту тему и преуменьшают их (это очень понятно: нам трудно иметь дело с тем, что нас самих смущает и пугает, и мы предпочитаем этого не замечать), не смотря на всё это, детей вопросы смерти и собственной смертности беспокоят, пугают и вызывают размышления.
Часто позиция взрослых по вопросу "рассказывать ли детям о смерти", просвещать ли их на эту тему, звучит так "То, чего они не знают, не может повредить им". Так взрослые оправдывают своё молчание.
Однако худшее что можно делать с детским страхом или тревогой - любым детским страхом и тревогой - это игнорировать их, потому что такой подход оставляет ребёнка наедине со своими переживаниями, порождает массу жутких фантазий, которые могут оказаться (и часто оказываются) гораздо страшнее, грязнее и хуже реальности.
Это относится ко всем фактам жизни. В том числе и к смерти.
Ребёнок наедине с представлениями о смерти
Например, дети 4-7 лет (а иногда и старше) которые смутно представляют себе, что означает "умереть" нередко фантазируют о заточении в заколоченном гробу, представляют себя (или кого-то из родственников) под толщей земли, лежащими в могиле в течение сотен лет. Они воспринимают смерть как чудовищную метаморфозу (превращение заживо в кусок дерева), как страдания от ледяного холода, мук голода и неспособности дышать. Их часто посещают пугающие образы приведений или людей с зеленой и синей кожей.
Если дети чего-то не знают, они это придумывают. И когда узнаёшь, что именно ребёнок выдумал, то понимаешь, что лучше бы он знал правду.
Спросить у взрослых и получить ответы - это для ребёнка способ разрешить свою тревогу. У детей, испытывающих тревогу, которым не отвечают на их вопросы, тревога нередко трансформируется в страх, а то и в подлинный невроз (если взрослые своим поведением заставляли ребёнка подавлять свой страх), способный "задержаться" на всю жизнь.
Мы в этой работе исходим из того, что норма (для ребенка и вообще для человека) - это возможность контактировать со своей тревогой по поводу смерти, не разрушаясь. И взрослому очень важно помочь ребёнку обрести такой взгляд на смерть. Фактически, только взрослый тут ребёнку и может помочь.
Что происходит со взрослыми?
Взрослых, честно говоря, жалко. Они попадают под обстрел детских вопросов. Маленький ребенок спрашивает прямо: "Когда ты должен умереть?", "Сколько тебе лет? Значит, ты уже старый?" (для пятилетнего «двадцать лет» - это уже «старый», тридцать - «совсем старый»), "Во сколько лет люди умирают?" и заявляет: "Я хочу жить вечно", "Я хочу стать самым старым человеком на земле". Всё это, заметим, ребенок говорит не каким-то там идеальным взрослым в вакууме, а обычным нам - неготовым к подобным темам, отягощенным собственными страхами и переживаниями. Кроме того, взрослому обычно жалко маленькое существо, которое вынуждено осознавать свою смертность.
Естественное желание взрослого человека уклониться от темы ("Не думай об этом"), солгать ("Ты никогда не умрешь", "Дети никогда не умирают, только взрослые и то, когда состарятся") или ответить поверхностно. Это если взрослый вообще готов замечать вопросы и переживания ребёнка.
Как правило, даже самые честные, просвещённые и решительные родители пытаются обесценить для себя страхи ребёнка («он ни о чём таком не думает», «он страдает только из-за плохих оценок») или предлагают ему либо некую форму отрицания, либо санкционированный миф о бессмертии.
Дополнительные сложности взрослых происходят из того, что в нашей культуре нет традиционных общепринятых взглядов на смерть (в этом смысле проще религиозным людям и людям традиционных культур, в которые представления о смерти органично вписано).
Как же можно отвечать на вопрос о смерти, если смерть - это великая загадка, гигантский Икс?
Тут есть единственное правило - отвечать надо честно. Всё остальное зависит от представлений самого взрослого. И представления одного взрослого вряд ли сильно хуже, чем представления другого.
Общая закономерность проста: чем больше у самого взрослого проблем с восприятием смерти, собственной смерти и качества собственной жизни (умирать, как известно, больше боятся люди, недовольные тем, как они живут), тем сложнее ему говорить об этом с ребёнком, и тем больше тревоги и путаницы он транслирует ребёнку. Поэтому лучший совет, который здесь можно дать - это разберитесь с собой, будьте счастливы, осознаны, понимайте, что живёте не зря, и выработайте собственную позицию по вопросу. Если что-то понимаешь, то объяснить это другому легче, чем то, что непонятно тебе самому.
Как избежать травмы?
Психотерапевт Елена Лопухина любит повторять, что даже не подготовленному или очень ослабленному человеку можно и необходимо говорить правду. "Правду, только правду, но не всю правду" - добавляет она.
Что это значит в данном случае?
Что должна существовать идеальная последовательность, в которой ребёнок решает свои задачи, в темпе, соответствующем его внутренним ресурсам.
"Слишком многое, слишком рано" способно травмировать. Ребёнок грубо конфронтированный со смертью еще до того, как у него сформировались адекватные защиты, подвергается тяжелому стрессу. Тяжелый стресс, во все времена жизни являющийся неприятным событием, для маленького ребёнка чреват последствиями, выходящими за рамки временного плохого настроения. Ещё Фрейд говорил, что сильная ранняя травма наносит Эго непропорционально тяжкие и стойкие повреждения.
Что в данном случае подразумевается под сильной травмой: смерть близкого человека, родителя или фигуры его заменяющей и особенно сиблинга (брата или сестры) или другого ребёнка. О том, как подготовить ребёнка к сообщению о смерти близкого человека и смягчить для него эту тяжёлую ситуацию мы поговорим позже.
Сейчас вспомним только, что Эрма Фурман, которая провела грандиозный труд по исследованию детей, потерявших родителя, писала "конкретная информация о смерти была в определённых отношениях полезна им, а когда окружающие взрослые искажали или затуманивали факты, намеренно или бессознательно, ситуация ребёнка дополнительно осложнялась".
Встреча же ребёнка со смертью в соразмеренной дозе, при наличии необходимых ресурсов Эго и поддерживающих взрослых, которые сами способны адаптивно взаимодействовать с тревогой смерти, вырабатывает психологический иммунитет. Например, каждый ребёнок (особенно живущий в сельской местности или регулярно бывающий на природе) имеет дело со смертью - насекомых, цветов, домашних животных. Каждый ребёнок слышит разговоры о смертях известных личностей или дальних родственников и знакомых своих родителей. Эти смерти бывают источником замешательства и тревоги, и побуждают ребёнка обсуждать с родителями свои вопросы и страхи, связанные со смертью. И вот это хорошие поводы для просвещения.
Как ребенок в разном возрасте вступает во взаимодействия со смертью, и что при этом делать взрослому?
Иначе говоря, где ребёнок в разном возрасте может получить знание о факте жизни под названием "смерть"?
В любом возрасте ребёнок получает знания о смерти из самой жизни. С предчувствием смерти ребенок сталкивается при любом невосстановимом разрушении целостности: разбилась чашка, завял цветок, сломалось печенье.
«Больше нету» - это одно из первых словосочетаний детского словаря и распространенная тема детских страхов. Дети замечают, как еда исчезает с тарелки (была и нету!), как вдруг больше не осталось воды в ванне, как смываются водой фекалии. Трудно найти ребенка, который не опасался быть утянутым, смытым в канализацию. В психоаналитической литературе отмечено бессознательное отождествление фекалий и трупа. Возможно, психотерапевтам пришло время переосмыслить динамику конфликта, связанного с приучением к туалету, в котором может быть нечто большее, чем анальный эротизм или упрямое сопротивление: приучение к туалету пробуждает у ребенка страх за свою физическую целостность и выживание. Когда ребенок осознает, что исчезнувшие объекты нередко исчезают «насовсем», он начинает искать новые способы защитить себя от угрозы небытия. Из жертвы «больше нету» он пытается стать господином этого обстоятельства. Он сам вытаскивает затычку из ванной, спускает воду в унитазе, задувает спички. Позже он будет распространять вокруг себя смерть символически - играя в «войнушку» или буквально - ломая нечто или убивая насекомых. Карен Хорни считала, что враждебность и деструктивность ребенка прямо пропорциональны степени ощущаемой им угрозы собственному выживанию. То есть, чем более ребёнок нарушен и тревожен, тем более он жесток.
Что до ответа на вопрос, как вести себя взрослым, которые находятся рядом, с ребёнком, совершающим внутреннюю работу со своими представлениями о смерти…В любом возрасте по этому поводу не надо суетиться.
Ирвин Ялом писал: «Если… для родителя тема смерти сопряжена с мощной тревогой - что в современной западной культуре встречается нередко, - ребенок получает сообщение, что ему есть чего сильно бояться». То есть, чем спокойнее (не внешне, а внутренне - притворного спокойствия, к сожалению, недостаточно) родитель, тем спокойнее ребёнок.
В возрасте от одного до трех лет - ребенок вступает во взаимодействие со смертью, но еще не может его вербализовать.
Кастенбаум и Айзенберг описывают Дэвида, восемнадцатимесячного малыша, обнаружившего во дворе мертвую птицу. Мальчик выглядел ошеломленным, по словам родителей, «его лицо приобрело застывшее, ритуальное выражение, большее всего напоминавшее стилизованную маску из греческой трагедии». Дэвид был самым обычным ребенком, недавно научившимся ходить, который стремился хватать и исследовать всё, до чего ему удавалось дотянуться. Однако в этом случае он присел, наклонившись к самой птице, но не пытался коснуться её. Несколько недель спустя он нашёл ещё одну мертвую птицу. На этот раз он взял её в руки и жестами потребовал посадить её снова на ветку дерева. Когда его родители выполнили эту просьбу и птица, увы, полетела вовсе не вверх, Дэвид стал вновь настаивать, чтобы её туда подсадили. Ещё через несколько недель внимание мальчика было привлечено упавшим листом, и он сосредоточенно пытался вернуть его на дерево. Дэвид не умел говорить, поэтому мы не можем точно знать характер его внутренних переживаний, однако его поведение, без сомнений, указывало на работу с представлениями о смерти. Кроме того, по его поведению вполне очевидно, что он воспринимал смерть именно как проблему, как отклонение от нормального хода событий.
Ребёнок, разумеется, ещё не способен понять смерть интеллектуально, но интуитивно схватывает суть дела.
Чем, в общем, менее тревожны родители, тем легче ребенку этого возраста, потому что ребёнок в этом возрасте «заражается» чувствами близких взрослых. Не так важно, что конкретно говорится ребенку, что конкретно ему объясняется - что «птичка больше не полетит», что пирожок «уже съели» и его «теперь нету». Важно как (спокойно!) это делается. Слова подойдут практически любые, важно состояние взрослого.
В возрасте до трех-четырех лет - ребёнок очень близок к архаичной культуре. Архаичная культура сама по себе облегчает понимание смерти, вписывает человека в круговорот жизни (по счастью детские игры - это часто как раз элемент, пришедший из архаичной культуры, её "хвосты"). Человек архаичной культуры, как и ребенок, особенно если он имеет возможность близко наблюдать природу, чувствует себя частью вселенной, ее природного цикла, у него есть ощущение, что он живёт с природой. Он ассоциирует возраста с временами года. Поэтому умирать не страшно. Его мироощущение хорошо передается словами «Я не исчезаю в никуда, а возвращаюсь в материнскую утробу Земли» (хотя, конечно, не формулируется).
Надо сказать, что невротикам с проблемой страха смерти полезно возвращаться к природе в любом возрасте.
Что относится к архаичной культуре, и что помогает ребенку раннего возраста вырабатывать жизненную позицию по отношению к смерти?
Это игры растительного цикла - хороводные (например, «вот как, вот как сеют мак», где описывается жизнь растения от рождения до съедения).
Это кумулятивные сказки (в которых есть нагнетание и разрешение сюжета), вообще любые истории и игры, в которых есть развитие полярности, например, сказки про Колобка и Репку. Только не измененные - со счастливым концом, а первоначальный вариант - «и съела лиса Колобка» (эта сказка учит тому, что съела, и никакой крупной трагедии не случилось, жизнь для меня продолжается). Для носителя архаичной культуры в этом нет ничего страшного.
Это праздники годичного цикла и празднования дней рождений. Как говорила одна девочка «Мне уже три года и почему-то становится всё больше». Празднования дней рождений важны потому, что одно из типичных человеческих переживаний перед лицом смерти - это обесценивания жизни. Празднование же рождения утверждает жизнь. Всё, что может укрепить ребёнка в том, что его существование - ценно, это противовес отчаянию неизбежной смерти.
В возрасте 4-8 лет, когда речь и мышление ребёнка развились, имеет место осознавание и обсуждение.
Возникают проекции. Например, персонификация, как облегчение тревоги смерти: смерть наделяют обликом и волей, она представляется детскому сознанию привидением, старухой с косой, скелетом, духом и т.д. Это облегчает ситуацию, потому что персону, существо с волей можно обмануть или уговорить оставить тебя в покое. Нередко ребёнок, вплетая в свои представления образы из родительской речи, считает, что "смерть уносит плохих детей".
В это же время возникает отрицание смерти: она либо преуменьшается ("смерть - это сон", "человек умирает очень надолго", но не навсегда!), либо считается не относящейся к детям (иногда это звучит как "вообще-то дети не умирают, только если собьет машина"). В это же время начинают формироваться защиты, которые позднее будут действовать во взрослом возрасте (например, сознание собственной исключительности - "да все умрут, но не я").
Однако и "взаимодействия" со смертью уже больше:
В этом возрасте дети нередко играют в похороны (хоронят птичек, животных и даже бабочек), смерть и воскресение. Существуют целые ритуалы детской субкультуры: страшные истории о смерти и особенно о детской смерти, походы на кладбище и в страшные места: заброшенные дома, например (см. М.В. Осорина «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых»).
Ещё один способ принятия ребёнком смерти это осмеяние, например, четверостишия про смерть и детскую смерть, часто от руки взрослых («Мальчик маленький лежал в луже крови розовой:
Это папа с ним сыграл в Павлика Морозова»).
Здесь важно не запрещать эти детские ритуалы, если только они не ведут к прямой опасности для ребёнка, такой как поход в какой-нибудь подвал.
Важно быть готовым говорить об этом, не отказываясь ("Ты еще слишком маленький").
Пониманию ребёнка помогают героические книжки, которые любят дети в этом возрасте: книжки про преодоление, про то, как "умирают не зря".
Подростки нередко заигрывают с темой смерти, примеряют на себя.
Они готовы подойти к ней ближе.
Именно сюда можно отнести интерес к наркотикам и психотропным веществам, или играм с дыханием, которые приводят к измененному состоянию сознания. У подростков нередко много фантазий на тему «когда я умру», повышается суицидальность (как известно, старики и подростки во всех странах мира держат первое место среди людей, совершающих суициды).
Интерес к подобным маргинальным темам прямо пропорционален отсутствию в жизни подростка возможности и людей, готовых открыто говорить на эту тему. Если есть с кем обсудить, то нет нужды "отыгрывать".
Как сообщить ребенку, о смерти родителей?
Этот вопрос часто прямо задают психологу доброжелательные родственники, стремящиеся дать ребёнку как можно больше помощи и поддержки в такое тяжелое для него время, но не знающие как это сделать. Так что последующее объяснение рассчитано не столько на социальных работников, сколько на тех, кто собирается дальше жить с ребёнком, потерявшим родителей.
Есть три фактора, влияющих на восприятие человеком, в том числе ребёнком, смерти:
А) Конфронтация с идеей собственной смерти (понимание того, что "я тоже умру" и переживание этого факта);
Б) Собственно утрата, потеря субъекта отношений;
В) Системные изменения в связи с утратой одного из членов системы ("мир пошатнулся”, а то и “рухнул").
При сообщении ребенку о смерти родителя нужно учитывать, что в разном возрасте разные факторы имеют разное значение:
До трех лет речь идет не о пространном сообщении (факт "Твои родители умерли" - необходимо прямо констатировать), а об ответах на вопросы. Необходимо дать понять ребенку, что вот человек, который будет о нем заботиться, присматривать, любить, не рассчитывая, что ребенок это поймёт, но, тем не менее, чётко это обозначив. Ребёнка придется просто подводить к этой реальности, объявлять её ему. Смерть близких в этом возрасте может помочь пережить только любовь, хороший уход и забота. И для ребёнка до трёх лет первична физическая забота. Потому что для него в это время первичен третий фактор - главнейшие люди из его системы ушли. Если система останется в разбитом виде, он просто не выживет.
Для ребёнка 4-7 лет: системный фактор тоже доминирует, но появляются дополнительные нюансы: здесь очень сильно в силу возраста переживание собственной смерти (именно в этот период ребёнок, собственно, начинает осмысливать смерть).
Известие о смерти родителей ребёнку этого возраста надо сообщать спокойно. Именно в этом возрасте лучше, если это сообщает человек посторонний, которому легче сохранять спокойствие, чтобы ребенок чувствовал, что изменения хотя и серьезные, но не угрожают его жизни (спокойствие взрослого передается). Есть и ещё одна причина: нередко ребёнок, да и взрослый, сам того не желая воспринимает того, кто сообщает ему о смерти родителей, как "гонца с недоброй вестью", и стойкая неприязнь к этому человеку может сохраниться на всю жизнь. Выросший ребёнок осознаёт насколько его чувства к родственнику или другу семьи иррациональны и несправедливы, но ему всё равно порой не удаётся с ними справиться.
Говорить об утрате лучше короткими фразами. Можно начать так: "С этого дня у тебя начинается новая жизнь» Это создаёт у ребёнка ощущение, что речь идёт не о крахе и завершении, а о начале. Затем сообщить сам факт: «Твои родители умерли» Необходимо не дожидаясь вопросов, обозначить всю систему: рассказать, где ребёнок будет жить, с кем, будет ли он ходить в свою школу или в другую. Это должен быть до мелочей подробный рассказ о том, как будет устроена его новая жизнь. Поэтому надо подготовиться к этому разговору. Повторим, это нужно, чтобы обозначить, что жизнь ребёнка не кончилась, что в ней существует система.
Ребенку не безразлично, что будет с вещами умершего взрослого, поскольку он в этом возрасте в значительной степени ассоциирует человека и его вещи. Он может прямо спрашивать "А куда денутся папины тапочки?", например. Это не означает, что он хочет оставить их себе (так это часто трактуют взрослые), скорее, он хочет узнать, что будет с папой - так как тапочки это как бы часть папы. Можно, даже предваряя эти вопросы рассказать, что будет с его домом и вещами: "папины вещи заберёт дядя", "старую одежду отдадим в церковь", "твою квартиру мы пока будет сдавать" и т.д. Словом, необходимо максимально объяснить бытовую и практическую часть.
Не надо излишне эмоционально высказывать сочувствие (иногда пожилые люди или женщины истерического склада из лучших побуждений начинают рыдать над ребёнком, называть его "сироткой" и "бедной деточкой"): это может сильно напугать. Кроме того, в этот момент ребёнок чувствует себя растерянным, регрессирует, иногда до младенческой сепарации (когда отделение от матери было равносильно угрозе жизни) - чужие сильные, разрушительные чувства топят его в этом состоянии ещё глубже.
Хорошо, чтобы ребенок в тот момент, когда ему сообщают о смерти значимого взрослого сидел рядом с кем-то из родственников, прислонившись спиной, чтобы за спиной чисто физически что-то было: это даёт ощущение защищенности. Вообще, сочувствие лучше выражать телесно: обнимать и поглаживать, если ребенок не протестует.
После того, как ребёнок узнает, что родители умерли, нужно дать ребенку с этим пожить. Дать период некоторой адаптации, не дергая и не требуя сильных проявлений чувств. Ребенок может сильно плакать, а может вести себя как обычно, и это шокирует взрослых, которые считают его бессердечным. Напрасно: ребёнок поглощен работой, которую он проделывает в этот момент по воссозданию своего мира, он нуждается не в переживании горя, а в восстановлении своего мира. Восстановление целостности мира более важный (с точки зрения психологической реальности) процесс, чем переживание утраты.
Ребёнок - часть системы и если вербализовать его чувства, то они будут звучать так: "как я буду что-то переживать, если меня нет?". Его парализует страх разбитой жизни, и этот страх сильнее, чем горе от потери человека. Когда мир восстановится, то ребенок начнет переживать. Иногда на это требуется несколько дней, иногда - 2-3 недели. После этого можно и нужно говорить с ребенком о родителях - расспрашивать его о них, предложить помолиться о них, написать им письмо.
Важно свозить ребенка на кладбище или место где оборвалась их жизнь, отнести цветы.
Часто задают вопрос, надо ли брать ребёнка на похороны. Во-первых, об этом можно спросить у самого ребёнка, начиная с 4-5 лет. Во-вторых, ребенку не вредно видеть проявления человеческого горя при условии, что рядом с ним постоянно будет взрослый, который переживает, не разрушаясь и готов поддерживать ребёнка морально и физически (маленький ребёнок может просто устать) и давать обратную связь. Детей не стоит ругать, если они смеются на кладбище - нередко это нервная реакция и способ справляться с напряжением.
Следует помнить, что чем младше ребёнок, тем сильнее у него развито магическое мышление («я на него сердился, поэтому он умер», «я плохо себя вёл, поэтому он умер»). Если это представление сохраняется и после объяснений и разговоров на эту тему, то это повод для обращения к детскому психологу.
Подростку так же надо начинать с сообщения именно факта и сдержанного выражения сочувствия, но надо быть готовым к очень бурной реакции протеста. И следует много (после первой сильной реакции) разговаривать с ним о его чувствах и горе.
Системную тревогу всё равно надо снять, обсудив бытовую ситуацию, хотя нет нужды делать это так подробно, как с ребёнком более младшего возраста, но сразу после этого надо говорить о его чувствах. Если с маленьким ребенком надо поговорить о чувствах недели через две, предложить написать письмо, восстановить отношения с родительскими фигурами, то ребенок постарше нуждается в этом быстрее. Страха за собственную жизнь тут меньше, а горя больше.
Разумеется, если ребёнок вообще очень закрытый или в данный момент погружён в своё интимное переживание, то ломиться не надо. Но надо быть очень открытым к тому, чтобы ребёнок мог рассказать о своих чувствах, а эти чувства могут быть очень разные. Например, очень сильная злость на умершего ("как ты мог умереть и оставить меня одного!") или вина. Это фактически уже все те чувства, которые бывают у взрослого, однако подросток переживает их, вероятнее всего, первый раз. Эти чувства вполне естественны и для взрослого человека, переживающего потерю: смерть или травму дорого человека. Их надо легализовывать: можно сказать ребёнку прямо, что его чувства - это нормальная реакция на ужасную, ненормальную ситуацию и добавить, что «люди нередко так реагируют», просто потому, что это правда. Тогда у ребёнка не будет дополнительных страданий от ощущения своей "плохости" или ненормальности. Кроме того подросток также чувствует себя потерянным и неспособным позаботиться о себе, но в отличие от малыша, он осознает свою беспомощность и может о ней говорить.
Что происходит с ребёнком, когда он узнаёт о смерти другого ребёнка, например, брата или сестры?
Это по-своему более сильная травма, чем смерть родителей. Надо учитывать, что здесь страх собственной смерти гораздо сильнее, потому что это событие подрывает успокоительную убеждённость в том, что "умирают только старые люди". Сильнее здесь и чувство вины, потому что между братьями и сёстрами обычно существует естественная конкуренция; кроме того, дети чаще сердятся друг на друга - это более легитимно, чем сердиться на "маму и папу". Кроме прочего, дети нередко прямо говорят или думают о брате или сестре "лучше бы тебя не было" или придумывают какие-то вполне прозрачные пожелания смерти.
Поэтому реакция ребенка может быть очень сложной. И тут неплохо, чтобы ребёнок поработал с детским психологом, потому что уж очень силён переживаемый им стресс. "Розенцвейг и Брей представляют данные, указывающие на то, что в выборке больных шизофренией достоверно чаще, чем в выборке из нормальной популяции встречалась смерть сиблинга, наступившая до шестого дня рождения пациента".
Переживание горя родителями для ребенка большой стресс. Это не значит, что родители должны скрывать свои переживания, но хорошо бы, во-первых, сохранить возможность обсуждать с живым ребенком свои чувства, во-вторых, не забывать о нем, сосредотачиваясь на ребёнке умершем.
Распространенная ошибка родителей: перенесение ожиданий с умершего ребенка на оставшегося, которое, к сожалению, бывает поддержано окружающими взрослыми: «ты теперь должен больше радовать мамочку» и т.д. Не стоит усугублять чувство вины, которое и так есть, и вешать дополнительный груз на ребенка. Правило простое: если взрослый не справляется со своими чувствами по поводу потери ребёнка (что тоже вполне естественно), следует искать профессиональной помощи.
Вместо послесловия хотелось бы привести цитату из сборника Ирвина Ялома "Лечение от любви и другие психотерапевтические новеллы":
"Мне всегда казалось, что то, как человек встречает смерть, в огромной степени зависит от модели, заложенной родителями. Последний дар родителей своим детям - это урок принятия собственной смерти"
Ирина Лесскис, Самира Павлова