отвратительный пост
Как-то мы ехали в машине и я спросила у Андрюши, читал ли он Довлатова. Он сказал, что нет и спросил о чем это. Дальше должно быть что-то вроде: я задумалась, о чем же он пишет и пространные рассуждения об этом. Все так, только я не смогла вспомнить ни одного названия и ни одной сюжетной линии, хотя прочитала много рассказов.
Я прекрасно помню и время и место, где я их читала и свои ощущения. Я помню, что я улыбалась и мне хотелось плакать и не хотелось жить, но хотелось читать дальше. Помню, тогда кто-то говорил мне на это: "Бля, ну не читай Довлатова, чего ты ноешься". Кажется, это невозможно не читать.
Шел третий десяток минут поиск пропуска. Свеженастроенные светодиодные часы в тачке показывали 2:58. Мне казалось, что он мог бы и вообще не найтись - стоит еще подождать несколько таких десятков и проблемы уже не будет.
- Даша, ты злишься, не делай этого
- Я не злюсь, я уныла
Помню, Миша говорил (текст слегка
облагорожен):
- Я пацаном был, когда здесь немцы стояли. Худого не делали, честно
скажу. Кур забрали, свинью у деда Тимохи... А худого не делали. И баб не
трогали. Те даже обижаться стали... Мой батя самогонку гнал. На консервы
менял у фашистов... Правда, жидов и цыган они того...
- Расстреляли?
- Увезли с концами. Порядок есть порядок...
- А ты говоришь, худого не делали.
- Худого, ей-богу, не делали. Жидов и цыган - это как положено...
- Чем же тебе евреи не угодили?
- Евреев уважаю. Я за еврея дюжину хохлов отдам. А цыган своими руками
передушил бы.
- За что?
- Как за что?! Во дает! Цыган и есть цыган...
- Знаешь, мне и многим другим людям помогает, когда я смотрю в зеркало и заставляю себя улыбаться.
Я представила свою красноглазую рожу с синяками на пол-лица в зеркале, потом тот звериный оскал, который я могла бы изобразить в качестве улыбки. Картина не прибавила бы хорошего настроения, даже если бы я не упивалась этой книжкой.
Вообще, надо обладать огромным талантом, чтобы так мастерски красиво сливать свою жизнь в унитаз, сопровождая это таким иронично-безысходным описанием. Я люблю ироничную безысходность. Ирония опускает безысходность на новый уровень, проваливаясь ниже чем самое дно и действует гораздо сильнее, чем если бы это было тупое описание нытья, как здесь.
В сенях раздались шаги. Вернулся Миша. Бормоча, улегся на кровать.
Я боялся, что он начнет материться. Мои опасения подтвердились.
- Может, радио включить? - сказала Таня.
- Радио нет. Есть электрическое точило...
Через пару дней я наверное не вспомню этого сюжета, я буду помнить только ощущения и завершенность, великолепную завершенность каждой фразы.
В идейном смысле это как-будто антибогроться. Ты не можешь богроться когда уже проиграл, а проиграл ты еще до начала, потому что сдался, а сдался не потому что не можешь, а потому что в этом нет смысла. Или есть, но ты все равно этого не делаешь.
Если в богроться ты должен встать, побежать, привести себя в порядок, достать фотку чувака из под солнцезащитного козырька и разорвать ее на мелкие кусочки, не забывая после этого разметать их по ветру и попИсать на нужный дом, то в данном случае она сама оттуда вылетает, на сильных кочках и рвешь ты ее уже от обиды, что даже фотка и та не держится. А потом плачешь и склеиваешь обратно.
И в том и в другом случае не забываем страдать, то ли в праведном гневе, то ли в ироничной безысходности
- Пистолеты той эпохи. Системы знаменитого оружейника Лепажа. Пушкин
знал и любил хорошее оружие. У него были такие же пистолеты...
- А калибр?
- Что - калибр?
- Меня интересует калибр.
- Калибр, - говорю, - подходящий.
Нагло перепечатанные кусочки Заповедника. Не читайте Довлатова.