(no subject)
И все-таки я люблю проект одноклассники. Вот и Лена нашлась.
Это был совершенно сумасшедший год. Последний мой год в музыкальной школе, последний год в Баку.
А у меня - Бетховен, первый концерт, до мажор, часть первая, и выступление в филармонии, за которое так беспокоится мой педагог - это ведь такая честь, играть от школы в филармонии! И времени так мало, и надо заниматься и заниматься, а у меня «есть пальцы и совсем нет задницы, Света, 90 процентво успеха пианиста - это задница, запомни это, два часа в день - это минимум». А у Лены - тоже Бетховен, тот же концерт, часть вторая, и она тоже будет играть в филармонии. Лена, в отличие от меня, хочет стать настоящей пианисткой, у нее все для этого есть - и пальцы, и задница, и все вокруг верят что у нее все получится.
А в городе было странно. Напряжение уже клубилось в воздухе, набухало и выплескивалось наружу: большие темные очки, которые вдруг стала надевать мама выходя на улицу, камень, брошенный в наше стекло, одноклассник, неожиданно пересевший за другую парту. И директору музыкальной школы уже звонили и интересовались, почему от нашей школы нет учеников с азербайджанскими фамилиями - "будут расклеены афиши, вы должны понимать, какие сейчас настроения".. Директор понимать ничего не захотела, и афиша осталась без изменений - две армянские фамилии, две еврейские, одна русская. Трое из них - выпускной класс.
Так мы и выступали - Эдик, я и Лена. В зали сидели наши мамы с благоговейно дрожащими руками, Эдик отрешенно протирал скрипку - уже были собраны чемоданы, и через несколько дней они навсегда уехали в Израиль. У Лены от страха стучали зубы - вы представляете, что значит в 13 лет играть в филармонии с оркестром? Особенно если ты собираешься стать великой пианисткой.
А я.. На тот момент у меня не было не только задницы, но и мозгов. Единственный вопрос, который меня волновал - как добраться до рояля. В тот год у меня резко упало зрение, а мысль об очках казалось ужасной, ну как же так, я же крoсотко, я не могу выступать в очках! Путь к роялю преграждал целый полк дяденек и тетенек со скрипками, пюпитрами и другими коварными препятствиями, сквозь которые надо было просочиться и элегантно выплыть к роялю, а у меня -5, и последний концерт, и мама с дружащими руками в зале.
Все обошлось. После выступления наши мамы плакали от умиления, Эдик опять меланхолично протирал скрипку, а Лена сказала, что когда-нибудь, когда она станет настоящей пианисткой, она вновь будет выступать в филармонии с оркестром.
Через несколько месяцев мы уехали.
Вчера говорила с Леной. Она в Баку, она действительно поступила в музыкальное училище, но в консерваторию уже не пошла. Времена были смутные, да и денег на музыке не заработаешь.
Сейчас она работает в салоне красоты мастером по наращиванию ногтей. Говорит, что ей нравится.
Это был совершенно сумасшедший год. Последний мой год в музыкальной школе, последний год в Баку.
А у меня - Бетховен, первый концерт, до мажор, часть первая, и выступление в филармонии, за которое так беспокоится мой педагог - это ведь такая честь, играть от школы в филармонии! И времени так мало, и надо заниматься и заниматься, а у меня «есть пальцы и совсем нет задницы, Света, 90 процентво успеха пианиста - это задница, запомни это, два часа в день - это минимум». А у Лены - тоже Бетховен, тот же концерт, часть вторая, и она тоже будет играть в филармонии. Лена, в отличие от меня, хочет стать настоящей пианисткой, у нее все для этого есть - и пальцы, и задница, и все вокруг верят что у нее все получится.
А в городе было странно. Напряжение уже клубилось в воздухе, набухало и выплескивалось наружу: большие темные очки, которые вдруг стала надевать мама выходя на улицу, камень, брошенный в наше стекло, одноклассник, неожиданно пересевший за другую парту. И директору музыкальной школы уже звонили и интересовались, почему от нашей школы нет учеников с азербайджанскими фамилиями - "будут расклеены афиши, вы должны понимать, какие сейчас настроения".. Директор понимать ничего не захотела, и афиша осталась без изменений - две армянские фамилии, две еврейские, одна русская. Трое из них - выпускной класс.
Так мы и выступали - Эдик, я и Лена. В зали сидели наши мамы с благоговейно дрожащими руками, Эдик отрешенно протирал скрипку - уже были собраны чемоданы, и через несколько дней они навсегда уехали в Израиль. У Лены от страха стучали зубы - вы представляете, что значит в 13 лет играть в филармонии с оркестром? Особенно если ты собираешься стать великой пианисткой.
А я.. На тот момент у меня не было не только задницы, но и мозгов. Единственный вопрос, который меня волновал - как добраться до рояля. В тот год у меня резко упало зрение, а мысль об очках казалось ужасной, ну как же так, я же крoсотко, я не могу выступать в очках! Путь к роялю преграждал целый полк дяденек и тетенек со скрипками, пюпитрами и другими коварными препятствиями, сквозь которые надо было просочиться и элегантно выплыть к роялю, а у меня -5, и последний концерт, и мама с дружащими руками в зале.
Все обошлось. После выступления наши мамы плакали от умиления, Эдик опять меланхолично протирал скрипку, а Лена сказала, что когда-нибудь, когда она станет настоящей пианисткой, она вновь будет выступать в филармонии с оркестром.
Через несколько месяцев мы уехали.
Вчера говорила с Леной. Она в Баку, она действительно поступила в музыкальное училище, но в консерваторию уже не пошла. Времена были смутные, да и денег на музыке не заработаешь.
Сейчас она работает в салоне красоты мастером по наращиванию ногтей. Говорит, что ей нравится.