Русская тайная полиция и британские детективы
120-летию ратификации русско-английского договора о выдаче уголовных преступников (который был ратифицирован Российской империей в 1887 году, хотя подписан еще при императоре Павле) и требованию о выдаче Лугового посвящается.
Это отрывок из статьи "Политические шпионы", опубликованной в журнале The Cornhill Magazine в 1881 году. В свое время Третье отделение планировало похищение Герцена, потом им удалось провернуть похищение Нечаева, уже в Загарничной агентуре департамента полиции строили планы о похищении под видом сумасшедшего Льва Тихомирова. Быть может, рассказанное и имеет отношение к действительности.
Несколько лет назад в Женеве был издан том мемуаров одного русского шпиона, взявшего имя Николая Зарубова. Он признался в предисловии, что это не было его настоящим именем, и что он был эмигрантом, который провалил щекотливую миссию, порученную ему за границей, отчего он боялся возвращаться в Россию. В чем состояла эта миссия, он не сообщает; но из внутренних свидетельств в его записях легко увидеть, что он действительно занимал доверительное положение, о котором он говорил, и однажды был весьма облечен доверием со стороны русского двора. Он сопровождал покойного царя в Лондон, когда Его Величество посетил Англию после брака герцога Эдинбургского в 1874, и описывает чрезвычайные меры, принятые министром внутренних дел и полковником Хендерсоном для охранения царя от убийства. Сам Зарубов ехал не как полицейский агент. Он должен был быть джентльменом из свиты, и сопровождал императора всюду, даже на банкете в зале Св. Георгия в Виндзоре. В Гилдхолле, когда почетные горожане предоставлялись царю, Зарубов сильно перепугался. Он стоял близко к императору, когда заметил среди газетных репортеров человека, которого он знал как польского эмигранта. Он потер свое левое ухо, что было знаком шефу русских сыщиков приблизиться к нему, и в нескольких словах сообщил этому чиновнику свои подозрения. Русский убежал и переговорил со своими английскими коллегами, которые быстро окружили поляка. Этот человек, не смотря на внимание, обращенное на него, спокойно делал заметки для одной немецкой газеты. Затем он сунул руку в карман и вынул длинную кожаную трубу. Прежде, чем он мог открыть ее, толчок под локоть заставил ее выпасть из его руки, и лондонский детектив, который подобрал ее, снял крышку. Оказалось, это было обычным пеналом для ручек и карандашей. Поляк увидел, однако, что он под наблюдением, и, сильно покраснев, сказал, что он не останется, чтобы не подвергаться оскорблениям. Его уходу не препятствовали, но детектив проследовал за ним из Гилдхолла и дружески посоветовал не показываться на пути царя. Поляк с горечью ответил, что ему есть значительно больше чего бояться от царя, чем царю от него; и он ушел, предъявив свою визитную карточку и попыток убедить <…> Скотланд-Ярд, что он был благородным человеком, который <…> подозревали.
Менее необоснованная паника возникла по случаю посещения царем Хрустального дворца. В целесообразности этого посещения очень сомневались, и власти Скотланд-Ярда очень нервничали из-за него. Они не столько опасались, что царь будет убит, сколько того, что его оскорбят. В 1867 году, проходя по Дворцу Правосудия в Париже, он был окружен толпой французских радикалов, которые кричали ему "Vive la Pologne;" и какую-нибудь похожую демонстрацию ожидали со стороны эмигрантов-коммунистов, проживавших в Лондоне. За день до праздника в Хрустальном дворце Зарубову были доставлены известия, что некий поляк, который зарабатывал себе на жизнь в качестве учителя фехтования, намеревался броситься в ноги Александру II и представить ходатайство об освобождении его братьев, которые находились в Сибири. Это нужно было предотвратить любой ценой. Поляк жил на Уордур-стрит, и русские были за то, чтобы избавиться от него, арестовав. Английские полицейские сомневались, могут ли они сделать это, поскольку у них не было никакого ордера, но они проницательно намекнули, что против поляка могло бы быть выдвинуто какое-нибудь обвинение. За местом жительства несчастного человека таким образом наблюдали; и вечером, когда он вышел пообедать в столовой, английский наемник набежал на него, схватил его, поднял шум и обвинил в том, что тот обчистил его карманы. Сломанная цепочка от часов, свисавшая с жилета англичанина, казалось, прислушивалась к обвинению со стороны последнего, и бедный поляк, несмотря на его возмущенные протесты, был препровожден в полицейский участок. На следующий день он предстал перед магистратом, против него под присягой было выдвинуто обвинение и потребован арест. Магистрат дал согласие на арест, отказав в залоге; и поляк оставался неделю в кутузке, а обвинитель, конечно, не появился на отложенном слушании. Зарубов очень язвителен в отношении тайной хитрости, которую английская полиция одобрила, чтобы убрать этого поляка с пути; и он добавляет, что в Англии «можно сделать что угодно», поддерживая видимость законности. «В особо деликатных случаях, - замечает он, - например, когда вы можете пожелать похитить кого-нибудь, официальная полиция не будет оказывать вам откровенную помощь, но они помогут вам через одну из частных сыскных контор, агенты которых часто отставные полицейские. Эти агентства делают грязную работу Скотланд-Ярда. Они оказывают важные нелегальные услуги, и на их поступки, даже когда они общеизвестно незаконные, закрывают глаза». Теперь посмотрим, как частная сыскная контора помогла Зарубову в похищении нескольких русских подданных и в доставлении их живыми из Англии вопреки всем законам.
Но вернемся к празднику в Хрустальном дворце. Было установлено, что множество эмигрантов, преимущественно французы, которые часто посещали одно низкопробное кафе на Руперт-стрит, говорили о поездке во дворец. Они не угрожали устроить беспорядки, но было серьезное основание опасаться, что, почувствовав свою силу, они могли поддаться искушению высказаться. Соответственно, были сделаны приготовления к тому, чтобы встретить их на вокзале Виктория, где они назначили свидание. Несколько детективов-полиглотов обратились к ним по-французски или по-немецки, когда они взяли билеты: «Хрустальный дворец, джентльмены; сюда, пожалуйста», и препроводили их на платформу, где ждал специальный поезд. К этому поезду не допускали никого, кроме тех, кого пропускали через ворота детективы, и эта сортировка была так хорошо организована, что эмигранты поспешили в вагоны, ничто не подозревая. Наряду с иностранцами планировалась толпа лондонских карманников, а также множество людей, которые показалось полиции выглядевшими «подозрительно» - хотя в некоторых случаях оказалось, что они были безобидными иностранцами, которые были избраны только вследствие странности их одеяния или языка. Когда этот поезд особого назначения был достаточно полон, он отправился с курьерской скоростью в Чатем. Можно вообразить раздражение пассажиров, высаженных из поезда так далеко от места их назначения, но ни один из них, кажется, не подозревал, что они были жертвами обмана. Им были принесены щедрые извинения за ошибку, произошедшую, они были уверены, из-за беспорядка в железнодорожном обслуживании в этот исключительный день; и их бесплатно отправили обратно в Лондон. Но к тому времени, когда они достигли города, праздник в Хрустальном дворце был закончен, и царь благополучно отбыл.
Вскоре после возвращения царя в Россию произошел скандал в высшем обществе Санкт-Петербурга. Молодой князь, тесно связанный со двором, был очарован дамой, которой он доверил несколько важных государственных бумаг. Дама попробовала воспользоваться секретами, которые они раскрыли ей, чтобы добиться для своего мужа высокого поста. Потерпев неудачу в этой попытке (потому что не было известно, что у нее были бумаги), она тайно сбежала с мужем в Лондон, а князь, ее разочарованный любовник, затем признался шефу полиции, какое опасное оружие он вложил в ее руки. Зарубова отправили преследовать беглецов, поскольку опасались, что они намеревались продать бумаги британскому правительству. Он прибыл в Лондон спустя два дня после них, и сразу связался с частной сыскной конторой, в которой нанял четырех детективов или скорее четырех головорезов. Приказы Зарубову состояли в том, чтобы любым образом вернуть государственные бумаги и сбежавшую пару, если ему это удастся. Установив, в какой гостинице поселилась пара, он хладнокровно отправился туда с четырьмя помощниками и пожелал видеть управляющего, которому заявил, что он явился с ордером об экстрадиции арестовать двух человек, виновных в большом грабеже драгоценностей за границей. Говоря это, Зарубов показал бумагу, которая была похожа на ордер, подписанный английским судьей, и объявил о намерении доставить преступников в Скотланд-Ярд. Управляющий, кажется, не подозревал фальшивую полицейскую компанию ни на миг, но показал им сразу частную комнату, где русские обедали. Эти несчастные люди вскочили, когда увидели Зарубова; но, к несчастью для них, он мог говорить, хоть и немного, по-английски, и их неистовые увещевания по-французски были неправильно поняты. Пока они протестовали, что Англия была свободной страной и что они не делали ничего дурного, на их запястьях были защелкнуты наручники, а управляющий, казалось, думал, что они просто поднимали гвалт в обычной манере обнаруженных воров. Больше всего его беспокоил счет, поэтому когда Зарубов предложил уладить это дело, он бросился из комнаты, говоря, что он возвратится со счетом через пять минут. Как только управляющий ушел, карманы обоих русских были обысканы, а затем Зарубов вошел в смежную спальню, где перерыл багаж, пока не нашел чемодан с важными бумагами в нем. Дама обладала значительно большим присутствием духа, чем ее муж, поскольку она кричала и боролась, пока ей в рот не запихали салфетку. Муж опустился в стул, бледный как смерть и дрожащий, и мог только стонать по-французски: «Mercy, mercy”. Когда Зарубов заполучил бумаги, он позвал одного из головорезов в спальню, чтобы тот помог ему связать и запереть различные коробки; по возвращении управляющего было послано за парой четырехколесных кэбов, и арестованные, вместе с их багажом, были спущены вниз. Дама продолжала выступать; но управляющий, которому оплатили счет, сказал официанту, говорившему по-французски, чтобы тот известил ее, что она сможет защищаться перед судьей. Таким образом муж и двое мужчин сели в один кэб, а Зарубов, дама и двое других - в другой. Когда багаж был поднят на экипажи, громким голосом было дано указание ехать в Скотланд-Ярд. Конечно, управляющему и в голову не пришло сопровождать эту компанию, чтобы убедиться, действительно ли они туда поехали. А они туда поехали, поскольку Зарубов боялся, что, если бы они не сделали этого, то возбудили бы у кэбменов подозрения; но по пути он принял меры для того, чтобы помешать своей прекрасной арестантке поднимать шум. Ухватив бедную даму за нос, он сжимал его до тех пор, пока она не была вынуждена раскрыть губы; тогда он запихал ей в рот необычный кляп, часто используемый русской государственной полицией. Он представляет собой полый предмет вроде груши, который вынуждает оставаться с широко открытым ртом и делает невозможным произнести членораздельные звуки. «Каковы были бы чувства людей на улицах, - замечает Зарубов, - если бы они могли знать, что здесь, в сердце Лондона, и без всякого ордера, я схватил государственную преступницу так же спокойно, как будто я поймал ее на Невском проспекте? Конечно, они разорвали бы меня на части.... Но я не чувствовал никакого опасения.... Как только я заполучил моих арестантов из гостиницы, я знал, что был в безопасности…» Кэбы остановились у входа в Скотланд-Ярд, но Зарубов вышел один. Он проскользнул через проход под аркой, отсутствовал несколько минут, а затем возвратился, велев кэбмену ехать к дому на Керситор-стрит. Это жилое здание, говорит Зарубов, было арестным домом во времена долговых ям, а теперь было арендовано частной сыскной конторой, которая использовала его как место временной задержания для беглых несовершеннолетних, сумасшедших и других лиц, которых они задерживали, и которые должны были быть возвращены их друзьям. Русских заставили войти в этот дом и каждый был помещен в отдельную комнату; затем был снят их багаж, а кэбменам заплатили и они уехали. Была четверть восьмого вечера, и Зарубов подумал, что он мог бы отправить одного из своих арестантов почтовым поездом той же ночью с Чаринг-Кросса. Мужчина-русский от испуга находился почти в коме, и Зарубов взялся заставлять его прислушаться к голосу разума. «Если вы спокойно пойдете в Санкт-Петербург, - он сказал, - вам ничего не сделают. Никакого обвинения против вас нет, только против князя Н------, и вы - просто <…> разыскивались как свидетель». Затем он принес немного бренди и заставил русского проглотить полный бокал, поскольку желал привести его в состояние пьяного плаксивого раскаяния. Русский принял спиртное весьма пылко, и попросил, плача, отпустить его, чтобы повидаться с женой, но в этом ему отказали. Затем он оставил Керситор-стрит с тремя частными детективами, и был доставлен в Россию без каких-либо неприятностей. Его спутники имели указания накачивать его спиртным всю дорогу, и их снабдили подложным свидетельством о невменяемости, так что если бы он поднял какой-нибудь шум, они сказали бы, что он был сумасшедшим, которого они везли в психиатрическую лечебницу. Его пьяное состояние вполне подтвердило бы это утверждение. Но теперь оставалось вывезти русскую даму почтовым поездом на следующее утро, и этого нельзя было сделать без насилия, поскольку не было ни малейшего шанса уговорить ее повиноваться. Несчастной женщине разрешали остаться два часа в наручниках и с кляпом во рту, пока наконец она не упала в обморок от гнева и измождения. Затем ей в рот влили бренди через винную трубу в таких количествах, что она впала в оцепенение и уснула до самого утра. За час до отправления поезда, все еще полубессознательной, ей дали еще бренди, так что когда пришло время отправляться, она была совершенно без сознания, и пришлось помогать ей погрузиться в кэб. Зарубовым было забронировано купе в поезде и отдельная каюта на борту остендского парохода; и, держа свою подопечную в состоянии опьянения всю дорогу, он и четвертый головорез в конечном счете добрались до Санкт-Петербурга без происшествий. Вскоре после прибытия несчастная дама умерла в тюрьме; ее мужа, после содержания под стражей в течение приблизительно года, отправили на поселение под полицейский надзор в один из внутренних городов.
Сам Зарубов очень хвалился своей счастливой смелостью. Рассказывая свою историю, он признает, что если бы его предприятие потерпело неудачу в каком-либо одном пункте, он сам и частная сыскная контора бюро могли оказаться ввергнутыми в серьезные неприятности; но он добавляет, что смелость обычно добивается успеха, и что в Англии вы можете везти человека куда угодно и делать с ним что угодно, заявляя, что он сумасшедший. М-р Чарльз Рид в романе «Наличные деньги» описал, как его герой напрасно стремился добиться помощи от железнодорожных пассажиров и других людей, когда его конвоировали, хотя весьма в здравом уме, в сумасшедший дом; и Зарубов соглашается с мнением, что англичане конституционно робки и боятся оказаться замешанными в деле, которого они не понимают. «Французы, - говорит он, - гораздо более склонны принять сторону людей, которые они видят борющимися с полицией; и действительно, я, возможно, не совершил такого подвига, как этот, в Париже, потому что управляющий гостиницы не позволит мне арестовать кого-либо, не удостоверившись, что один из нашей компании был Commissaire de Police, или носит значок аккредитованного агента префектуры.» Французские детективы носят с собой овальную желтую карточку в плоском стеклянном футляре. На одной стороне ее выгравирован глаз (символ полицейской бдительности), а на другой приклеивается фотография детектива, с подробными сведениями о его имени, возрасте и дате его назначения. Эти карточки должны предъявляться по требованию любого, кого разыскивают для ареста, и они должны быть сданы в префектуру, когда детектив оставляет службу. Замечания Зарубова предлагают, чтобы некоторая эмблема подобного рода должна быть вверена английским детективам, поскольку, если его история правдива, власть, узурпированная наемниками из частных сыскных контор, приводит к странным злоупотреблениям.
_____________________________
Предполагая, что замечания Зарубова - правда, нужно помнить, что он писал о времени до того, как сыскная полиция была реорганизована м-ром Говардом Винсентом. При нынешнем весьма способном директоре полиция улучшается всеми способами.
Это отрывок из статьи "Политические шпионы", опубликованной в журнале The Cornhill Magazine в 1881 году. В свое время Третье отделение планировало похищение Герцена, потом им удалось провернуть похищение Нечаева, уже в Загарничной агентуре департамента полиции строили планы о похищении под видом сумасшедшего Льва Тихомирова. Быть может, рассказанное и имеет отношение к действительности.
Несколько лет назад в Женеве был издан том мемуаров одного русского шпиона, взявшего имя Николая Зарубова. Он признался в предисловии, что это не было его настоящим именем, и что он был эмигрантом, который провалил щекотливую миссию, порученную ему за границей, отчего он боялся возвращаться в Россию. В чем состояла эта миссия, он не сообщает; но из внутренних свидетельств в его записях легко увидеть, что он действительно занимал доверительное положение, о котором он говорил, и однажды был весьма облечен доверием со стороны русского двора. Он сопровождал покойного царя в Лондон, когда Его Величество посетил Англию после брака герцога Эдинбургского в 1874, и описывает чрезвычайные меры, принятые министром внутренних дел и полковником Хендерсоном для охранения царя от убийства. Сам Зарубов ехал не как полицейский агент. Он должен был быть джентльменом из свиты, и сопровождал императора всюду, даже на банкете в зале Св. Георгия в Виндзоре. В Гилдхолле, когда почетные горожане предоставлялись царю, Зарубов сильно перепугался. Он стоял близко к императору, когда заметил среди газетных репортеров человека, которого он знал как польского эмигранта. Он потер свое левое ухо, что было знаком шефу русских сыщиков приблизиться к нему, и в нескольких словах сообщил этому чиновнику свои подозрения. Русский убежал и переговорил со своими английскими коллегами, которые быстро окружили поляка. Этот человек, не смотря на внимание, обращенное на него, спокойно делал заметки для одной немецкой газеты. Затем он сунул руку в карман и вынул длинную кожаную трубу. Прежде, чем он мог открыть ее, толчок под локоть заставил ее выпасть из его руки, и лондонский детектив, который подобрал ее, снял крышку. Оказалось, это было обычным пеналом для ручек и карандашей. Поляк увидел, однако, что он под наблюдением, и, сильно покраснев, сказал, что он не останется, чтобы не подвергаться оскорблениям. Его уходу не препятствовали, но детектив проследовал за ним из Гилдхолла и дружески посоветовал не показываться на пути царя. Поляк с горечью ответил, что ему есть значительно больше чего бояться от царя, чем царю от него; и он ушел, предъявив свою визитную карточку и попыток убедить <…> Скотланд-Ярд, что он был благородным человеком, который <…> подозревали.
Менее необоснованная паника возникла по случаю посещения царем Хрустального дворца. В целесообразности этого посещения очень сомневались, и власти Скотланд-Ярда очень нервничали из-за него. Они не столько опасались, что царь будет убит, сколько того, что его оскорбят. В 1867 году, проходя по Дворцу Правосудия в Париже, он был окружен толпой французских радикалов, которые кричали ему "Vive la Pologne;" и какую-нибудь похожую демонстрацию ожидали со стороны эмигрантов-коммунистов, проживавших в Лондоне. За день до праздника в Хрустальном дворце Зарубову были доставлены известия, что некий поляк, который зарабатывал себе на жизнь в качестве учителя фехтования, намеревался броситься в ноги Александру II и представить ходатайство об освобождении его братьев, которые находились в Сибири. Это нужно было предотвратить любой ценой. Поляк жил на Уордур-стрит, и русские были за то, чтобы избавиться от него, арестовав. Английские полицейские сомневались, могут ли они сделать это, поскольку у них не было никакого ордера, но они проницательно намекнули, что против поляка могло бы быть выдвинуто какое-нибудь обвинение. За местом жительства несчастного человека таким образом наблюдали; и вечером, когда он вышел пообедать в столовой, английский наемник набежал на него, схватил его, поднял шум и обвинил в том, что тот обчистил его карманы. Сломанная цепочка от часов, свисавшая с жилета англичанина, казалось, прислушивалась к обвинению со стороны последнего, и бедный поляк, несмотря на его возмущенные протесты, был препровожден в полицейский участок. На следующий день он предстал перед магистратом, против него под присягой было выдвинуто обвинение и потребован арест. Магистрат дал согласие на арест, отказав в залоге; и поляк оставался неделю в кутузке, а обвинитель, конечно, не появился на отложенном слушании. Зарубов очень язвителен в отношении тайной хитрости, которую английская полиция одобрила, чтобы убрать этого поляка с пути; и он добавляет, что в Англии «можно сделать что угодно», поддерживая видимость законности. «В особо деликатных случаях, - замечает он, - например, когда вы можете пожелать похитить кого-нибудь, официальная полиция не будет оказывать вам откровенную помощь, но они помогут вам через одну из частных сыскных контор, агенты которых часто отставные полицейские. Эти агентства делают грязную работу Скотланд-Ярда. Они оказывают важные нелегальные услуги, и на их поступки, даже когда они общеизвестно незаконные, закрывают глаза». Теперь посмотрим, как частная сыскная контора помогла Зарубову в похищении нескольких русских подданных и в доставлении их живыми из Англии вопреки всем законам.
Но вернемся к празднику в Хрустальном дворце. Было установлено, что множество эмигрантов, преимущественно французы, которые часто посещали одно низкопробное кафе на Руперт-стрит, говорили о поездке во дворец. Они не угрожали устроить беспорядки, но было серьезное основание опасаться, что, почувствовав свою силу, они могли поддаться искушению высказаться. Соответственно, были сделаны приготовления к тому, чтобы встретить их на вокзале Виктория, где они назначили свидание. Несколько детективов-полиглотов обратились к ним по-французски или по-немецки, когда они взяли билеты: «Хрустальный дворец, джентльмены; сюда, пожалуйста», и препроводили их на платформу, где ждал специальный поезд. К этому поезду не допускали никого, кроме тех, кого пропускали через ворота детективы, и эта сортировка была так хорошо организована, что эмигранты поспешили в вагоны, ничто не подозревая. Наряду с иностранцами планировалась толпа лондонских карманников, а также множество людей, которые показалось полиции выглядевшими «подозрительно» - хотя в некоторых случаях оказалось, что они были безобидными иностранцами, которые были избраны только вследствие странности их одеяния или языка. Когда этот поезд особого назначения был достаточно полон, он отправился с курьерской скоростью в Чатем. Можно вообразить раздражение пассажиров, высаженных из поезда так далеко от места их назначения, но ни один из них, кажется, не подозревал, что они были жертвами обмана. Им были принесены щедрые извинения за ошибку, произошедшую, они были уверены, из-за беспорядка в железнодорожном обслуживании в этот исключительный день; и их бесплатно отправили обратно в Лондон. Но к тому времени, когда они достигли города, праздник в Хрустальном дворце был закончен, и царь благополучно отбыл.
Вскоре после возвращения царя в Россию произошел скандал в высшем обществе Санкт-Петербурга. Молодой князь, тесно связанный со двором, был очарован дамой, которой он доверил несколько важных государственных бумаг. Дама попробовала воспользоваться секретами, которые они раскрыли ей, чтобы добиться для своего мужа высокого поста. Потерпев неудачу в этой попытке (потому что не было известно, что у нее были бумаги), она тайно сбежала с мужем в Лондон, а князь, ее разочарованный любовник, затем признался шефу полиции, какое опасное оружие он вложил в ее руки. Зарубова отправили преследовать беглецов, поскольку опасались, что они намеревались продать бумаги британскому правительству. Он прибыл в Лондон спустя два дня после них, и сразу связался с частной сыскной конторой, в которой нанял четырех детективов или скорее четырех головорезов. Приказы Зарубову состояли в том, чтобы любым образом вернуть государственные бумаги и сбежавшую пару, если ему это удастся. Установив, в какой гостинице поселилась пара, он хладнокровно отправился туда с четырьмя помощниками и пожелал видеть управляющего, которому заявил, что он явился с ордером об экстрадиции арестовать двух человек, виновных в большом грабеже драгоценностей за границей. Говоря это, Зарубов показал бумагу, которая была похожа на ордер, подписанный английским судьей, и объявил о намерении доставить преступников в Скотланд-Ярд. Управляющий, кажется, не подозревал фальшивую полицейскую компанию ни на миг, но показал им сразу частную комнату, где русские обедали. Эти несчастные люди вскочили, когда увидели Зарубова; но, к несчастью для них, он мог говорить, хоть и немного, по-английски, и их неистовые увещевания по-французски были неправильно поняты. Пока они протестовали, что Англия была свободной страной и что они не делали ничего дурного, на их запястьях были защелкнуты наручники, а управляющий, казалось, думал, что они просто поднимали гвалт в обычной манере обнаруженных воров. Больше всего его беспокоил счет, поэтому когда Зарубов предложил уладить это дело, он бросился из комнаты, говоря, что он возвратится со счетом через пять минут. Как только управляющий ушел, карманы обоих русских были обысканы, а затем Зарубов вошел в смежную спальню, где перерыл багаж, пока не нашел чемодан с важными бумагами в нем. Дама обладала значительно большим присутствием духа, чем ее муж, поскольку она кричала и боролась, пока ей в рот не запихали салфетку. Муж опустился в стул, бледный как смерть и дрожащий, и мог только стонать по-французски: «Mercy, mercy”. Когда Зарубов заполучил бумаги, он позвал одного из головорезов в спальню, чтобы тот помог ему связать и запереть различные коробки; по возвращении управляющего было послано за парой четырехколесных кэбов, и арестованные, вместе с их багажом, были спущены вниз. Дама продолжала выступать; но управляющий, которому оплатили счет, сказал официанту, говорившему по-французски, чтобы тот известил ее, что она сможет защищаться перед судьей. Таким образом муж и двое мужчин сели в один кэб, а Зарубов, дама и двое других - в другой. Когда багаж был поднят на экипажи, громким голосом было дано указание ехать в Скотланд-Ярд. Конечно, управляющему и в голову не пришло сопровождать эту компанию, чтобы убедиться, действительно ли они туда поехали. А они туда поехали, поскольку Зарубов боялся, что, если бы они не сделали этого, то возбудили бы у кэбменов подозрения; но по пути он принял меры для того, чтобы помешать своей прекрасной арестантке поднимать шум. Ухватив бедную даму за нос, он сжимал его до тех пор, пока она не была вынуждена раскрыть губы; тогда он запихал ей в рот необычный кляп, часто используемый русской государственной полицией. Он представляет собой полый предмет вроде груши, который вынуждает оставаться с широко открытым ртом и делает невозможным произнести членораздельные звуки. «Каковы были бы чувства людей на улицах, - замечает Зарубов, - если бы они могли знать, что здесь, в сердце Лондона, и без всякого ордера, я схватил государственную преступницу так же спокойно, как будто я поймал ее на Невском проспекте? Конечно, они разорвали бы меня на части.... Но я не чувствовал никакого опасения.... Как только я заполучил моих арестантов из гостиницы, я знал, что был в безопасности…» Кэбы остановились у входа в Скотланд-Ярд, но Зарубов вышел один. Он проскользнул через проход под аркой, отсутствовал несколько минут, а затем возвратился, велев кэбмену ехать к дому на Керситор-стрит. Это жилое здание, говорит Зарубов, было арестным домом во времена долговых ям, а теперь было арендовано частной сыскной конторой, которая использовала его как место временной задержания для беглых несовершеннолетних, сумасшедших и других лиц, которых они задерживали, и которые должны были быть возвращены их друзьям. Русских заставили войти в этот дом и каждый был помещен в отдельную комнату; затем был снят их багаж, а кэбменам заплатили и они уехали. Была четверть восьмого вечера, и Зарубов подумал, что он мог бы отправить одного из своих арестантов почтовым поездом той же ночью с Чаринг-Кросса. Мужчина-русский от испуга находился почти в коме, и Зарубов взялся заставлять его прислушаться к голосу разума. «Если вы спокойно пойдете в Санкт-Петербург, - он сказал, - вам ничего не сделают. Никакого обвинения против вас нет, только против князя Н------, и вы - просто <…> разыскивались как свидетель». Затем он принес немного бренди и заставил русского проглотить полный бокал, поскольку желал привести его в состояние пьяного плаксивого раскаяния. Русский принял спиртное весьма пылко, и попросил, плача, отпустить его, чтобы повидаться с женой, но в этом ему отказали. Затем он оставил Керситор-стрит с тремя частными детективами, и был доставлен в Россию без каких-либо неприятностей. Его спутники имели указания накачивать его спиртным всю дорогу, и их снабдили подложным свидетельством о невменяемости, так что если бы он поднял какой-нибудь шум, они сказали бы, что он был сумасшедшим, которого они везли в психиатрическую лечебницу. Его пьяное состояние вполне подтвердило бы это утверждение. Но теперь оставалось вывезти русскую даму почтовым поездом на следующее утро, и этого нельзя было сделать без насилия, поскольку не было ни малейшего шанса уговорить ее повиноваться. Несчастной женщине разрешали остаться два часа в наручниках и с кляпом во рту, пока наконец она не упала в обморок от гнева и измождения. Затем ей в рот влили бренди через винную трубу в таких количествах, что она впала в оцепенение и уснула до самого утра. За час до отправления поезда, все еще полубессознательной, ей дали еще бренди, так что когда пришло время отправляться, она была совершенно без сознания, и пришлось помогать ей погрузиться в кэб. Зарубовым было забронировано купе в поезде и отдельная каюта на борту остендского парохода; и, держа свою подопечную в состоянии опьянения всю дорогу, он и четвертый головорез в конечном счете добрались до Санкт-Петербурга без происшествий. Вскоре после прибытия несчастная дама умерла в тюрьме; ее мужа, после содержания под стражей в течение приблизительно года, отправили на поселение под полицейский надзор в один из внутренних городов.
Сам Зарубов очень хвалился своей счастливой смелостью. Рассказывая свою историю, он признает, что если бы его предприятие потерпело неудачу в каком-либо одном пункте, он сам и частная сыскная контора бюро могли оказаться ввергнутыми в серьезные неприятности; но он добавляет, что смелость обычно добивается успеха, и что в Англии вы можете везти человека куда угодно и делать с ним что угодно, заявляя, что он сумасшедший. М-р Чарльз Рид в романе «Наличные деньги» описал, как его герой напрасно стремился добиться помощи от железнодорожных пассажиров и других людей, когда его конвоировали, хотя весьма в здравом уме, в сумасшедший дом; и Зарубов соглашается с мнением, что англичане конституционно робки и боятся оказаться замешанными в деле, которого они не понимают. «Французы, - говорит он, - гораздо более склонны принять сторону людей, которые они видят борющимися с полицией; и действительно, я, возможно, не совершил такого подвига, как этот, в Париже, потому что управляющий гостиницы не позволит мне арестовать кого-либо, не удостоверившись, что один из нашей компании был Commissaire de Police, или носит значок аккредитованного агента префектуры.» Французские детективы носят с собой овальную желтую карточку в плоском стеклянном футляре. На одной стороне ее выгравирован глаз (символ полицейской бдительности), а на другой приклеивается фотография детектива, с подробными сведениями о его имени, возрасте и дате его назначения. Эти карточки должны предъявляться по требованию любого, кого разыскивают для ареста, и они должны быть сданы в префектуру, когда детектив оставляет службу. Замечания Зарубова предлагают, чтобы некоторая эмблема подобного рода должна быть вверена английским детективам, поскольку, если его история правдива, власть, узурпированная наемниками из частных сыскных контор, приводит к странным злоупотреблениям.
_____________________________
Предполагая, что замечания Зарубова - правда, нужно помнить, что он писал о времени до того, как сыскная полиция была реорганизована м-ром Говардом Винсентом. При нынешнем весьма способном директоре полиция улучшается всеми способами.