Константин Седых "Даурия"
«Даурия» Константина Седых по звучанию оказалась долгой. Растянулась на 36 часов и заняла целую неделю.
Дослушала её и поняла в чём Седых кардинально проиграл Шолохову. Напомню, что первое впечатление от книги было как от сибирского варианта «Тихого Дона». Но, чем дальше слушала я роман, тем больше убеждалась, что Седых слабее Шолохова.
Первое, что бросилось в глаза - герои более «хлипкие». По возрасту, например, Роман Улыбин и Григорий Мелехов - погодки. Один-два года отделяет одного от другого. Но судьбы у этих двух героев разные, склад характера разный, и, в результате Григорий интереснее Ромки. Начнём с того, что Мелехов успел повоевать в Первую мировую, а Улыбин - нет. Далее - Мелехов почти до самой революции никак не пересекается с революционерами. Ходил, конечно, с ними по одним улочкам, но не вникал в то, что они говорят, и в период гражданской войны его шатает из одного конца в другой. Страсти кипят нешуточные. А Улыбин с детства по этой стёжке идёт - не по своей воле, а потому что дядя его - политкаторжанин и казаки-посёльщики его шпыняют по этому поводу. Со злости поначалу встаёт на сторону революционеров. И ни разу не усомнился в правильности своего поведения. Простоват Ромка, наивен как дитё малое. Ощущение, что не одногодки или погодки герои, а отец и сын - настолько Григорий зрелый, сложившийся (можно сказать «поживший») человек.
Вроде, «Даурия» во многом - калька «Тихого Дона»: гражданская война, казаки, любовный треугольник. Но какая-то мелкая калька. Нет того размаха, который можно видеть у Шолохова. У Седых - лишь Забайкалье, а у Шолохова и Европа показана, и Санкт-Петербург, и Москва, и Дон. Почти нет исторических лиц в «Даурии». Описан только Лазо. Но и с ним казус получился. Уж так расхваливает его Седых, словно Лазо должен сыграть важную роль в романе. А тот уезжает во Владивосток и пропадает. Всё. После этого момента ни слова о нём не сказано до конца книги, словно не стал тот жертвой японцев, не было топки паровоза. Не отражена сумятица, которая творится в душах казаков. Я бы сказала, что получилась «однолинейность». Да, фронтовики попадают на службу то к белым, то к красным, но… у каждого есть своё решение - за кого он, поэтому неудивительно, что при первом же случае, казаки перебегают к своим. Переживает по этому поводу только один человек - Юда Дюков - работник купцов Чепаловых, который стрелял когда-то в Романа, а тот ему добром отплатил - в бою спас. Сидит Юда в засаде и размышляет - каким гадом он будет, если придётся в Ромку стрелять, какой он гад уже, потому что нарушил присягу, которую давал красным. И… по обыкновению Седых на этом с ним прощается. Промелькнул Юда со своими сожалениями и сгинул незнамо куда. Так происходит со многими персонажами.
И любовный треугольник у Седых получился без глубины и серьёзных потрясений. Видимо, чувствуя это, автор под конец убил Дарью, чтобы как-то обострить ситуацию, заставить героя страдать. Интересен выбор самоубийства, который использовала Дарья - почти тот самый, который выбирала для себя Наталья в «Тихом Доне» в первый раз - полоснула себя по горлу ножом. Но и тут всё описано настолько обыденно, что принимаешь это свершившееся действие, и не сильно на нём зацикливаешься. Сам автор не шибко переживает по этому поводу. Это видно по сцене на кладбище и возвращению Романа в посёлок. Увидел он могилку, постоял рядом, а потом встретил детей и разулыбался, въехал в посёлок, встретил брата и… Быстро Роман утешился и забыл Дарью.
Перепевка с «Тихим Доном» идёт постоянно. Иной раз эта перекличка происходит не по вине автора, а по «вине» читателя. Слушала описание первого разгромного для красных боя. Побежали они от конницы. И я с досадой подумала, что зря это они - догонят и перебьют, надо залечь и отстреливаться. Тут же в унисон моим мыслям один из красных командиров закричал, что от конницы не бегают, от неё отстреливаются. И я вдруг спохватилась: «А откуда я знаю, что от конницы не бегают, а отстреливаются?» Два дня недоумевала, а потом поняла - сцена из «Тихого Дона», где Григорий австрийца догоняет, подсказала.
Долго я пыталась понять, чего мне не хватает в «Даурии». И поняла, что нет ёмкости персонажей, которую Шолохов «выдавал на гора» через описание природы. Каждый герой не просто переживал, а переживал вместе с природой. Не мог Гришка нахмуриться, если солнце светило - хмурился вместе с небом. Аксинья сравнивала себя с увядающим цветком. Ни с кем себя не сравнивают ни Роман, ни Дарья. А ещё не хватает вех-курганов. У Шолохова они на каждом шагу - то провожают казаков, то дают им приют, то привечают влюблённых… А вот тайга у Седых, персонажем так и не стала, несмотря на то, что населена она «гуще», чем степь, и могла бы много рассказать и о тех народах, что жили там до прихода казаков, и про тех же ссыльных. Вспоминается, как про «Тихий Дон» поначалу критика писала - «местечковый» роман. Нет, «Тихий Дон» не местечковый, а вот «Даурия» под это определение попадает целиком и полностью.
Что ещё хотелось сказать про «Даурию». Случайно или специально так сделал автор - не поймёшь. Впечатление, что целью написания романа было прославление красных. Но лично для меня эффект получился неожиданный. Мне показалось, что с этой задачей автор не справился. Я с удивлением поняла, что из всех персонажей лично мне был интересен только один человек - атаман посёлка Мунгаловский - Каргин. Единственный, кто на самом деле мечется. Не из стана белых в стан красных (он изначально и до конца с белыми), а между своими посёльщиками. Если внимательно читать, то на нём ни капли лишней крови нет. Не сёк, не убивал, и не выдавал. Наоборот, всячески защищал своих - и белых, и красных, останавливал тех, кто слишком уж «расходился», требуя крови. И уходя за кордон, беседуя с беззащитными детишками красного партизана, никак их не обидел, наоборот, пожелал по-доброму дождаться батьку живым. Весьма интересно получилось, учитывая, что в Сибири и Забайкалье развернулось такое пагубное явление, как «атаманщина». И каждый из атаманов творил, что хотел, зверствовал. «Обелил» Каргина Седых, сделал положительным персонажем, а не отрицательным.
Дослушала её и поняла в чём Седых кардинально проиграл Шолохову. Напомню, что первое впечатление от книги было как от сибирского варианта «Тихого Дона». Но, чем дальше слушала я роман, тем больше убеждалась, что Седых слабее Шолохова.
Первое, что бросилось в глаза - герои более «хлипкие». По возрасту, например, Роман Улыбин и Григорий Мелехов - погодки. Один-два года отделяет одного от другого. Но судьбы у этих двух героев разные, склад характера разный, и, в результате Григорий интереснее Ромки. Начнём с того, что Мелехов успел повоевать в Первую мировую, а Улыбин - нет. Далее - Мелехов почти до самой революции никак не пересекается с революционерами. Ходил, конечно, с ними по одним улочкам, но не вникал в то, что они говорят, и в период гражданской войны его шатает из одного конца в другой. Страсти кипят нешуточные. А Улыбин с детства по этой стёжке идёт - не по своей воле, а потому что дядя его - политкаторжанин и казаки-посёльщики его шпыняют по этому поводу. Со злости поначалу встаёт на сторону революционеров. И ни разу не усомнился в правильности своего поведения. Простоват Ромка, наивен как дитё малое. Ощущение, что не одногодки или погодки герои, а отец и сын - настолько Григорий зрелый, сложившийся (можно сказать «поживший») человек.
Вроде, «Даурия» во многом - калька «Тихого Дона»: гражданская война, казаки, любовный треугольник. Но какая-то мелкая калька. Нет того размаха, который можно видеть у Шолохова. У Седых - лишь Забайкалье, а у Шолохова и Европа показана, и Санкт-Петербург, и Москва, и Дон. Почти нет исторических лиц в «Даурии». Описан только Лазо. Но и с ним казус получился. Уж так расхваливает его Седых, словно Лазо должен сыграть важную роль в романе. А тот уезжает во Владивосток и пропадает. Всё. После этого момента ни слова о нём не сказано до конца книги, словно не стал тот жертвой японцев, не было топки паровоза. Не отражена сумятица, которая творится в душах казаков. Я бы сказала, что получилась «однолинейность». Да, фронтовики попадают на службу то к белым, то к красным, но… у каждого есть своё решение - за кого он, поэтому неудивительно, что при первом же случае, казаки перебегают к своим. Переживает по этому поводу только один человек - Юда Дюков - работник купцов Чепаловых, который стрелял когда-то в Романа, а тот ему добром отплатил - в бою спас. Сидит Юда в засаде и размышляет - каким гадом он будет, если придётся в Ромку стрелять, какой он гад уже, потому что нарушил присягу, которую давал красным. И… по обыкновению Седых на этом с ним прощается. Промелькнул Юда со своими сожалениями и сгинул незнамо куда. Так происходит со многими персонажами.
И любовный треугольник у Седых получился без глубины и серьёзных потрясений. Видимо, чувствуя это, автор под конец убил Дарью, чтобы как-то обострить ситуацию, заставить героя страдать. Интересен выбор самоубийства, который использовала Дарья - почти тот самый, который выбирала для себя Наталья в «Тихом Доне» в первый раз - полоснула себя по горлу ножом. Но и тут всё описано настолько обыденно, что принимаешь это свершившееся действие, и не сильно на нём зацикливаешься. Сам автор не шибко переживает по этому поводу. Это видно по сцене на кладбище и возвращению Романа в посёлок. Увидел он могилку, постоял рядом, а потом встретил детей и разулыбался, въехал в посёлок, встретил брата и… Быстро Роман утешился и забыл Дарью.
Перепевка с «Тихим Доном» идёт постоянно. Иной раз эта перекличка происходит не по вине автора, а по «вине» читателя. Слушала описание первого разгромного для красных боя. Побежали они от конницы. И я с досадой подумала, что зря это они - догонят и перебьют, надо залечь и отстреливаться. Тут же в унисон моим мыслям один из красных командиров закричал, что от конницы не бегают, от неё отстреливаются. И я вдруг спохватилась: «А откуда я знаю, что от конницы не бегают, а отстреливаются?» Два дня недоумевала, а потом поняла - сцена из «Тихого Дона», где Григорий австрийца догоняет, подсказала.
Долго я пыталась понять, чего мне не хватает в «Даурии». И поняла, что нет ёмкости персонажей, которую Шолохов «выдавал на гора» через описание природы. Каждый герой не просто переживал, а переживал вместе с природой. Не мог Гришка нахмуриться, если солнце светило - хмурился вместе с небом. Аксинья сравнивала себя с увядающим цветком. Ни с кем себя не сравнивают ни Роман, ни Дарья. А ещё не хватает вех-курганов. У Шолохова они на каждом шагу - то провожают казаков, то дают им приют, то привечают влюблённых… А вот тайга у Седых, персонажем так и не стала, несмотря на то, что населена она «гуще», чем степь, и могла бы много рассказать и о тех народах, что жили там до прихода казаков, и про тех же ссыльных. Вспоминается, как про «Тихий Дон» поначалу критика писала - «местечковый» роман. Нет, «Тихий Дон» не местечковый, а вот «Даурия» под это определение попадает целиком и полностью.
Что ещё хотелось сказать про «Даурию». Случайно или специально так сделал автор - не поймёшь. Впечатление, что целью написания романа было прославление красных. Но лично для меня эффект получился неожиданный. Мне показалось, что с этой задачей автор не справился. Я с удивлением поняла, что из всех персонажей лично мне был интересен только один человек - атаман посёлка Мунгаловский - Каргин. Единственный, кто на самом деле мечется. Не из стана белых в стан красных (он изначально и до конца с белыми), а между своими посёльщиками. Если внимательно читать, то на нём ни капли лишней крови нет. Не сёк, не убивал, и не выдавал. Наоборот, всячески защищал своих - и белых, и красных, останавливал тех, кто слишком уж «расходился», требуя крови. И уходя за кордон, беседуя с беззащитными детишками красного партизана, никак их не обидел, наоборот, пожелал по-доброму дождаться батьку живым. Весьма интересно получилось, учитывая, что в Сибири и Забайкалье развернулось такое пагубное явление, как «атаманщина». И каждый из атаманов творил, что хотел, зверствовал. «Обелил» Каргина Седых, сделал положительным персонажем, а не отрицательным.