Ты мог бы жениться на святой?
Писательница Лера Манович рассказала историю про девушку Женю, которая очень сильно любила одного человека - Максим его звали, он был старше неё. Когда у него обнаружили рак, она продала свою квартиру, чтобы были деньги на лечение. У него таких денег не было, у его родных и друзей тоже. А у неё была дорогая квартира в старом доме в хорошем районе, парк виден из окна, единственное наследство от умерших родителей, и вообще отчий дом, любимое пристанище.
Но она хотела его спасти, и вот она продала квартиру, чтобы его лечить. Надо сказать, он был против такой жертвы. У него был рак на четвёртой стадии, безнадёжное дело, и он не хотел, чтобы Женя осталась бомжом после его смерти. Он даже сочинил историю, что, дескать, его гражданская жена уже всё оплатила. То есть и денег не надо, и, оказывается, у него жена есть - о чём Женя и не подозревала. Он специально так придумал, чтобы она обиделась и его бросила.
Но она не бросила. Она догадалась, что всё это - благородные отговорки, и продала квартиру, и была счастлива. Но Лера Манович не знала, чем эта история закончилась. А я узнал через общих знакомых.
Рассказываю. Максим вылечился. Чудо, один шанс на десять тысяч - и этот шанс выпал ему. Он не просто выздоровел, но совершенно преобразился. Он был художником, но тогда, до болезни и выздоровления - совсем никчёмным, то есть не особо талантливым и вдобавок ленивым. Разве что был способен обаять, очаровать, оковать собою двадцатилетнюю девочку - в свои почти сорок бездарно прожитых лет.
Но тут всё переменилось. Он стал строг и сосредоточен, слегка пополнел и красиво поседел. Первая же серия его новых картин была успешно выставлена и хорошо продана; он получил стипендию от фонда Граупнера и уехал на год в Мюнхен; потом переехал в Загреб и женился на галеристке Любе Циглар. Но в Москве появлялся часто.
Однажды ему позвонил старый приятель и попросил о встрече. Максим позвал его в свою московскую квартиру. Сели на кухне. Максим сварил кофе, достал коньяк, открыл коробку конфет.
- Почему ты на ней не женился? - вдруг спросил приятель.
- Тебе это обязательно знать?
- Нет, не обязательно.
- Тогда ладно… - вздохнул Максим. - Тогда попробую объяснить. Ты мог бы жениться на святой? На настоящей святой, в прямом смысле слова? - вдруг горячо воскликнул он. - Её можно обожать, боготворить, молиться на неё, но нельзя же ей сказать «погладь мне рубашку, а на обед свари борщ».
- Ну, погладил бы сам, - пожал плечами приятель. - Или нанял бы прислугу.
- Она бы не позволила! - засмеялся Максим. - Я же говорю: святая. Ты бы мог лечь в постель со святой? Я - нет. То есть просто лечь, - он засмеялся, - рядышком полежать на спине, знаешь, бывают такие надгробия в католических соборах… А вот насчёт… - и он замолчал, подбирая слова.
Он, конечно, хотел сказать «обладать» или ещё крепче, но вспомнил одну существенную для дружеских отношений подробность.
Приятель был влюблён в Женю и не скрывал этого. Это он когда-то познакомил её с Максимом, позвал свою девушку в гости в мастерскую к знакомому художнику, и простить себе этого не мог. Он даже обрадовался, когда Максим заболел. Погорюет и забудет, и моею будет. Он поглядел на Максима, вспомнил эти злые фантазии и поморщился. Тем более что Максим не умер. Ну и хорошо.
- Да, так вот, - осторожно сказал Максим. - После больницы у нас ничего не было. Я не мог. Какой-то, - он приложил кулак к груди и подвигал его вправо-влево, - какой-то железный запрет. Я ей бесконечно благодарен. Настолько благодарен, что она для меня вроде ангела. Святая, я же сказал. А кстати, - Максим наивно округлил глаза, - а почему ты сам на ней не женился? Восемь лет прошло, сколько можно?
- Угадай! - осклабился приятель.
- Прости, - сказал Максим.
- Ничего.
- Ты вообще зачем завёл этот разговор? - спросил Максим.
- Она заболела.
- Тоже рак? - Максим схватился за сердце.
- Рак. Слава Богу, не четвёртая стадия, как у тебя было. Вторая. Шансы есть. Но денег нет. Совсем. Она не работает. Живёт у тётки. Тётка старая, живёт на пенсию.
- Я ей бесконечно благодарен. Я бы продал всё! - у Максима задрожал голос. - Вот эту квартиру, дом в Загребе, дачу в Черногории, квартиру в Берлине, всё! Бомжом бы остался, ради неё… Но понимаешь, старик, вся моя недвижимость записана на жену.
Денис Драгунский
Но она хотела его спасти, и вот она продала квартиру, чтобы его лечить. Надо сказать, он был против такой жертвы. У него был рак на четвёртой стадии, безнадёжное дело, и он не хотел, чтобы Женя осталась бомжом после его смерти. Он даже сочинил историю, что, дескать, его гражданская жена уже всё оплатила. То есть и денег не надо, и, оказывается, у него жена есть - о чём Женя и не подозревала. Он специально так придумал, чтобы она обиделась и его бросила.
Но она не бросила. Она догадалась, что всё это - благородные отговорки, и продала квартиру, и была счастлива. Но Лера Манович не знала, чем эта история закончилась. А я узнал через общих знакомых.
Рассказываю. Максим вылечился. Чудо, один шанс на десять тысяч - и этот шанс выпал ему. Он не просто выздоровел, но совершенно преобразился. Он был художником, но тогда, до болезни и выздоровления - совсем никчёмным, то есть не особо талантливым и вдобавок ленивым. Разве что был способен обаять, очаровать, оковать собою двадцатилетнюю девочку - в свои почти сорок бездарно прожитых лет.
Но тут всё переменилось. Он стал строг и сосредоточен, слегка пополнел и красиво поседел. Первая же серия его новых картин была успешно выставлена и хорошо продана; он получил стипендию от фонда Граупнера и уехал на год в Мюнхен; потом переехал в Загреб и женился на галеристке Любе Циглар. Но в Москве появлялся часто.
Однажды ему позвонил старый приятель и попросил о встрече. Максим позвал его в свою московскую квартиру. Сели на кухне. Максим сварил кофе, достал коньяк, открыл коробку конфет.
- Почему ты на ней не женился? - вдруг спросил приятель.
- Тебе это обязательно знать?
- Нет, не обязательно.
- Тогда ладно… - вздохнул Максим. - Тогда попробую объяснить. Ты мог бы жениться на святой? На настоящей святой, в прямом смысле слова? - вдруг горячо воскликнул он. - Её можно обожать, боготворить, молиться на неё, но нельзя же ей сказать «погладь мне рубашку, а на обед свари борщ».
- Ну, погладил бы сам, - пожал плечами приятель. - Или нанял бы прислугу.
- Она бы не позволила! - засмеялся Максим. - Я же говорю: святая. Ты бы мог лечь в постель со святой? Я - нет. То есть просто лечь, - он засмеялся, - рядышком полежать на спине, знаешь, бывают такие надгробия в католических соборах… А вот насчёт… - и он замолчал, подбирая слова.
Он, конечно, хотел сказать «обладать» или ещё крепче, но вспомнил одну существенную для дружеских отношений подробность.
Приятель был влюблён в Женю и не скрывал этого. Это он когда-то познакомил её с Максимом, позвал свою девушку в гости в мастерскую к знакомому художнику, и простить себе этого не мог. Он даже обрадовался, когда Максим заболел. Погорюет и забудет, и моею будет. Он поглядел на Максима, вспомнил эти злые фантазии и поморщился. Тем более что Максим не умер. Ну и хорошо.
- Да, так вот, - осторожно сказал Максим. - После больницы у нас ничего не было. Я не мог. Какой-то, - он приложил кулак к груди и подвигал его вправо-влево, - какой-то железный запрет. Я ей бесконечно благодарен. Настолько благодарен, что она для меня вроде ангела. Святая, я же сказал. А кстати, - Максим наивно округлил глаза, - а почему ты сам на ней не женился? Восемь лет прошло, сколько можно?
- Угадай! - осклабился приятель.
- Прости, - сказал Максим.
- Ничего.
- Ты вообще зачем завёл этот разговор? - спросил Максим.
- Она заболела.
- Тоже рак? - Максим схватился за сердце.
- Рак. Слава Богу, не четвёртая стадия, как у тебя было. Вторая. Шансы есть. Но денег нет. Совсем. Она не работает. Живёт у тётки. Тётка старая, живёт на пенсию.
- Я ей бесконечно благодарен. Я бы продал всё! - у Максима задрожал голос. - Вот эту квартиру, дом в Загребе, дачу в Черногории, квартиру в Берлине, всё! Бомжом бы остался, ради неё… Но понимаешь, старик, вся моя недвижимость записана на жену.
Денис Драгунский