Начало:
https://svetan-56.livejournal.com/992474.html Они уехали. К шуму водопада на некоторое время прибавился звук шуршащих мелких камней под лошадиными копытами. Я ушёл в нашу палатку, лёг на войлочную подстилку, укрылся куском овчины, служившей одеялом. Было темно, даже душно, но меня бил озноб. «Что он задумал? - пытался понять я.- Как он собирается всё это сделать?..»
Я, прислушиваясь к тишине, которая сливалась с рокотом водопада,- и монотонный рокот тоже был тишиной,- явственно ощущал, как над нашим лагерем сгущается нечто - тяжёлое, тёмное - и давит, давит и людей, и животных. Все ждут чего-то страшного. Испуганно заржала лошадь. Вздрогнув, я поднялся и вышел из палатки.
Стреноженные лошади мирно паслись рядом, пощипывая яркую сочную траву. Серое небо сгущалось, опускалось всё ниже, в клубящейся мгле исчезли вершины горной гряды, под которой мы разбили свой лагерь. Возле костра у камня, похожего на медведя, скрестив ноги, сидели два китайца-проводника, пили чай из пиал, тихо разговаривали. Они ни разу не взглянули на меня, хотя я неоднократно проходил мимо них. «Они всё знают...» - с ужасом подумал я. Я не находил себе места. Прошёл час, второй. Начало смеркаться. Хотя бы поговорить с кем-нибудь, отвлечься... Мои товарищи сидели в своих палатках, не выходили наружу, и не было слышно их голосов. Чего они затаились? Тоже догадываются? Ждут? Или заснули?..
И как бы в ответ на мои хаотичные, сумбурные мысли где-то недалеко один за другим, с полусекундным интервалом, прогремели два выстрела, и многоголосое эхо покатилось над горами. Сердце моё замерло и тут же бешено заколотилось, я мгновенно облился потом - нижняя рубаха стала мокрой, по щекам пот стекал струями. «Может быть, они действительно охотятся?» - ухватился я за спасительную мысль. И в этот момент прозвучал третий выстрел, бесстрастно повторенный эхом. «Нет, не охотятся... Это - он...»
Странно! Никто не вышел из палаток. Китайцы продолжали у костра пить чай, сидя всё в тех же вечных восточных позах. Только одна лошадь подошла к ручью у водопада и начала шумно пить воду. Я зачем-то отправился за ней, в ручье ополоснул лицо - вода была холодной, ледяной. Я сел на мокрый камень возле ручья. Смертная тоска сжимала сердце. Стремительно смеркалось. Артура Кралайна я увидел уже рядом с собой и вздрогнул от неожиданности: он возник из обступивших меня пепельных сумерек, спрыгнув с лошади,- её шагов я не расслышал из-за шума водопада. И тут же появились три лошади с пустыми седлами, остановились в некотором отдалении от нас, тихо пофыркивая.
Артур Кралайн потянулся с хрустом, сказал, нагнувшись к моему уху:
- Всё.
- Что - всё?..- спросил я.
Мой немецкий друг усмехнулся, и ухмылка его означала: «Ты идиот, что ли?»
- Но как?.. Как тебе это удалось? Ты один, их трое.
- Перед обедом я угостил их водкой. В стаканах был яд - бесцветный и безвкусный порошок. Мизер, крохотная щепотка. Действует через полтора часа после того, как попадает в организм человека. Притом действует гуманно: наступает сон, плавно переходящий в «вечный покой».
- А... выстрелы?
- На всякий случай. По крепко спящим целям в самое сердце. А вдруг проснутся? Трупы я сбросил в ущелье. Оно, кажется, достаточно глубокое.
Теперь я был потрясён не тем, что произошло, а тем, как об этом рассказывал Артур Кралайн,- буднично, со скукой: сделана тяжёлая работа, и с плеч долой. «Да как это возможно? - в смятении думал я.- И - кто он? Что за человек?..» Но тут другая, страшная мысль сверкнула во мне:
- Что же мы скажем? - в смятении спросил я.
- Кому? - спокойно, со скукой в голосе откликнулся Артур Кралайн.
- Как - кому? Всем, включая проводников. Ведь они обязательно спросят.
- Никто ничего не спросит,- жёстко сказал мой новый немецкий друг.
Всё это произошло вечером 22 октября 1901 года.
Да, Артур Кралайн оказался прав: утром следующего дня никто ничего не спросил, все были молчаливы, хмуры, поспешно собирались в путь, будто достигнуть города Падинг было единственной заветной целью для всех и там что-то произойдёт, важное для каждого из нас. Уже весь дорожный скарб был погружен на лошадей. И тут случилось неожиданное: ко мне подъехали два китайца-проводника, и один из них, старший по возрасту, сказал ( я уже вполне сносно говорил, и понимал по-китайски ):
- Дальше, господин, мы отказываемся следовать с вами.
- Почему? - спросил я, всё, естественно, понимая.
- Расплатись с нами за часть пройденного пути, и мы уйдём обратно домой.
У меня с ними был договор: они ведут экспедицию примерно треть маршрута, то есть по землям, известным им. Прошли же мы значительно меньше. Что делать? Где сейчас, в совершенно пустынной местности, искать проводников?
Я молчал, чувствуя, что мысли мои путаются... Молчали и китайцы - ждали. К нам подъехал Артур Кралайн.
- В чём дело? Что им надо? - Его вопросы прозвучали властно, грубо.
- Они требуют расчёта. Не хотят следовать с нами дальше.
- Вот как!..
Артур Кралайн выпрыгнул из седла, жестом приказал китайцам спешиться. Те беспрекословно, как-то суетливо повиновались, и мой первый помощник начал избивать нагайкой безмолвных проводников, повергнутых с первого удара в непонятный шок: они только закрывали руками лица, и один из них, получив удар по щеке, упал на землю; кровь заливала его лицо. Артур Кралайн же вошёл в азарт, вспотевшее лицо его, красивое, утончённое, свела сладострастная судорога - он хлестал и хлестал обезумевших от страха и боли несчастных китайцев, которые сносили побои молча, и в этом было нечто ужасное... Отвратительную сцену избиения наблюдали все члены нашей экспедиции, тоже в полном молчании, и никто не заступился за наших проводников. Никто, в том числе и я... Теперь я могу признаться в этом: мы - все! - боялись Артура Кралайна. Он стал главным в нашем отряде, заложив в фундамент своей диктаторской власти над нами страх и насилие.
Наконец он нанёс последний удар - устал или почувствовал, что дело сделано. И, утерев рукавом пот с лица, тяжело дыша, сказал:
- Переведи им: если эти грязные скоты не будут делать свою работу, я пристрелю их, как бешеных собак.
Эту фразу я покорно перевёл слово в слово.
- Да, да...- прошептал старший проводник ( его одежда была разодрана в клочья ).- Мы идём...
Через полчаса наш отряд двинулся в путь. И опять ехали быстро, стремительно, иногда, если дорога позволяла, рысью. Куда мы спешили? И хотя за день с лихвой можно было покрыть расстояние в сорок вёрст, мы 23 октября 1901 года так и не попали в Падинг.
Во втором часу - ещё не была сделана остановка на обед - вдруг внезапно начало темнеть, как будто в середине дня кромешная ночь падала с неба. И все мы подняли головы вверх. Действительно, в небесах творилось нечто несусветное: неслись навстречу друг другу, сталкивались тяжёлые чёрные тучи, небо густело, наливалось свинцом, опускалось всё ниже и ниже. И некая противоестественность заключалась в том, что в небе всё было в движении, клокотало, черно дымилось; там, вверху, бушевали вихри, ураганный ветер закручивал в спирали огромные массы тяжёлых туч и сталкивал их друг с другом, - а внизу, на земле, была полная, гнетущая тишина. Штиль.
Наш путь пролегал по каменистому руслу высохшей реки. На левом её берегу сразу начиналась крутая скальная горная гряда, совершенно голая, без всякой растительности, поднимавшаяся огромными тёмными уступами, почти отвесно; вдоль правого берега шла дорога, еле заметная, иногда исчезавшая вовсе, и её могли определить только проводники; за ней медленно, полого поднималась холмистая солончаковая земля, пустынная и суровая, местами поросшая островками седого ковыля.
Безусловно, наша прекрасная голубая и зелёная планета - творение Господа Бога, в которое Он вложил Свою любовь. Но есть во Вселенной некие тёмные силы, которые мешали Ему. Или пытались мешать. А может быть, иногда Он уставал в своей тяжёлой работе и отлучался куда - то, чтобы отдохнуть. И вот тогда Другие спешили испортить Божественный Замысел и прикладывали свои волосатые руки к ещё не сотворённой до конца Земле. И тогда на ней появлялись такие местности, как та, в которой наша экспедиция оказалась 23 октября.
Между тем небо уже было однородно - чёрное, тяжёлое, низкое. На землю опустились сумерки. Не ночь, но густые сумерки. А ведь было только два часа дня! Внезапный, ураганный порыв ветра прокатился по местности, где мы находились. И тут же над горной грядой слева вспыхнула ослепительная молния... Это вывело нас всех из оцепенения. И здесь необходимо подчеркнуть: с того мгновения, как начало стремительно темнеть, а небо превратилось в низкое чёрное покрывало, и до порыва ветра и первой молнии прошло лишь две-три минуты. Теперь, после молнии, все ждали оглушительного раската грома. Но его не последовало. И это обстоятельство я запомнил на всю жизнь: вопреки всем известным физическим законам на нашей Земле, после той слепящей могучей молнии грома не было. Нам дали время...
- Сейчас грянет потоп,- тихо сказал кто-то.
И эти слова окончательно вывели меня из оцепенения.
- Разбиваем лагерь! -закричал я.- Лошадей стреножить и - в загон из жердей и канатов! Палатки крепить по принципу «ураган» ( у нас были походные палатки для английской колониальной армии с точными пространными инструкциями, записанными в книжице с непромокаемыми страницами ). Мы почти успели: ливень, который рухнул на землю не струями, а в буквальном смысле слова стеной, застал нас, когда мы заканчивали ставить последнюю палатку. И первых нескольких мгновений под этим потоком было достаточно, чтобы промокнуть до нитки. Но у нас было во что переодеться, и скоро все расселись в своих палатках. Буйство стихии продолжалось весь день, вечер и первую половину ночи: грохот водной лавины по туго натянутому брезенту над головой, завывание ветра, который то устраивал свою свистопляску вокруг наших палаток, то уносился в горы, и казалось, что он там переворачивает огромные камни; беспрерывные раскаты грома, тоже то близкие, многократно повторяемые эхом, то дальние, глухие, похожие на рычание огромного ленивого зверя; даже через брезентовые стены были видны молнии - палатка вдруг озарялась тёмно-коричневым светом.
Мы с Артуром Кралайном после торопливой, без всякого аппетита, трапезы лежали при свете походной лампы на своих подстилках и молчали. Только один раз мой загадочный и страшный спутник сказал:
- Здорово я их донял! - В его голосе были торжество и злорадство.
Зловещий смысл заключался в его словах, и я боялся признаться себе, что знаю ЭТОТ смысл.
Под грохот ливня по палатке и раскаты то близкого, то дальнего грома я - странно! - незаметно для себя заснул. Проснувшись, я тут же понял: ураган прекратился. Тишины не было - ночь заполнял мощный гул, но это не был ни ливень, ни ветер. Лампа погасла. Артур Кралайн спал, отвернувшись к стене. Рядом с его подстилкой лежало охотничье ружьё, и я понял, вернее, знал, что оно заряжено.
И страшное решение возникло во мне: взять ружьё и застрелить Артура Кралайна - немедленно, сейчас же!.. И тогда... Что - тогда? Всё изменится к лучшему? Что изменится? И почему - к лучшему? Я не знал. Однако мне стоило неимоверного усилия преодолеть себя: моя рука уже тянулась к ружью, и кто-то во мне приказывал: «Убей! Убей его!»
Резко поднявшись, я вышел из палатки. И - замер, поражённый. Невероятная ирреальная картина предстала, правильнее сказать - разверзлась передо мной: над чёрными уступами скалы, над солончаковым плато, уходившим к далёким горным хребтам, стояло - именно стояло! - высокое чёрно-аспидное небо с редкими незнакомыми звёздами, в зените висела неправдоподобно большая полная луна, и в её мёртвенном свете было видно, что всё залито водой: в солончаковом плато блестели образовавшиеся озерки и большие лужи, всюду струились ручьи; сухое ещё вчера русло реки превратилось в бурлящий, широкий, стремительный поток, он подступил к нашему лагерю, залил дорогу, по которой нам предстояло продолжать путь, и бесстрастная, спокойная, загадочная луна освещала буруны в этом, как по волшебству, возникшем потоке. Это его мерный и, одновременно, грозный шум заполнял всю округу.
Рано утром обнаружилось: ночью, то есть во время урагана, из лагеря исчезли китайцы-проводники и увели с собой трёх лошадей, принадлежавших людям Бадмаева. Эта новость не обсуждалась - мы спешили. Я и сейчас не могу объяснить: почему мы так спешили? Стремились поскорее покинуть проклятое место, где сгинули охранники-буряты и обрушилась на нас непонятная, не виданная в тех местах октябрьская гроза? Потом, когда мы рассказывали о ней местным жителям, нам не верили.
24 октября к вечеру мы были в Падинге. После ужина в мою каморку ( мы остановились на постоялом дворе ) постучали.
- Войдите,- сказал я.
Это были двое моих верных друзей, один из Карса, другой из Александрополя.
- Георгий,- сказал один из них, не глядя мне в глаза,- дальше мы не пойдём. Мы возвращаемся. И ни о чём не спрашивай.
Я не спрашивал. И не хотел дальнейшего разговора - мне нечего было сказать.
- Дай нам только денег на обратную дорогу.
Я отпустил их с Богом, щедро снабдив всем необходимым для нелёгкого обратного пути в Россию. На следующий день моих друзей в Падинге уже не было. Странно: Артура Кралайна обрадовал внезапный отъезд двоих членов нашей экспедиции.
- Испугались! Что же - к лучшему, что они убрались. Жидковаты. Таким не место в нашем отряде.
Он говорил как хозяин. Хозяин положения. Новых проводников мы нашли без труда. Их было трое, все средних лет. Меня удивило только одно обстоятельство: они были готовы идти с нами за любую плату и совсем не торговались. Теперь наш отряд состоял из восьми человек: нас пятеро и трое проводников; у нас было двенадцать лошадей - на четырёх из них мы погрузили весь дорожный скарб.
Как рассказать о том, что последовало? Нет, я не могу и не хочу описывать дальнейшее подробно. Здесь важны не столько события, сколько моё состояние.
Мы по-прежнему двигались быстро, спешили, будто кто-то торопил нас, и всё дальше углублялись в горы Тибета. Скоро на горизонте возникли величественные вершины в покрове вечных снегов. За первые две недели мы покрыли огромное расстояние, и в середине ноября достигли следующего города на нашем пути - Пранга. И - началось. Мы остановились на постоялом дворе - в одной комнатке мы с Артуром Кралайном, в другой - трое оставшихся членов нашей экспедиции; проводники после ужина заночевали на улице - вечер был тёплый, безветренный и замёрший, будто в ожидании чего-то.
Казалось, ничто не предвещало беды. А утром произошло первое невероятное событие. Комната наших троих товарищей была рядом, за тонкой стеной. Я сплю очень чутко и ручаюсь: там, за стеной, всю ночь была абсолютная тишина. В начале восьмого мы постучали в дверь к соседям - пора завтракать. Никто не ответил. Дверь была заперта изнутри. Начали стучать громче - никакого ответа. Позвали хозяина, и он помог нам вышибить дверь.
Нашим глазам предстала неправдоподобная, жуткая картина: никого нет, окно заперто изнутри, никаких следов насилия. Но самое абсурдное заключалось в том, что возле трёх низких топчанов, заменявших кровати, аккуратно была сложена верхняя одежда и возле каждой стопки, тоже аккуратно, стояли походные мягкие сапоги, хранившие на себе пыль пройденных дорог. То есть трое членов нашей экспедиции покинули комнату в нижнем белье. Но каким образом, если и дверь и окно закрыты изнутри?
Помню своё состояние: в какое-то мгновение мне показалось, что я схожу с ума. Хозяин постоялого двора пожал плечами, на его сонном загадочном лице ничего не отразилось. Или он ничего не понял, или ему всё на свете было безразлично.
Зачем-то я ринулся во двор, где под крытым навесом стояли наши лошади и ночевали проводники. Там всё было мирно и спокойно: лошади, встряхивая головами, хрустели свежим сеном, недавно проснувшиеся проводники тихо переговаривались о чём-то своём. Я растерялся. Наверно, со стороны я выглядел более чем нелепо: ринулся в ближайшие харчевни - не там ли завтракают мои товарищи? Промчался по небольшому базарчику, расталкивая встречных, чуть ли не сшибая их с ног: может быть, мои спутники что-то покупают? И наконец, я стал громко кричать, почему-то по-армянски:
- Полиция! Где здесь полиция?
На моё плечо легла сильная, крепкая рука и вырвала меня из толпы, которая уже собиралась вокруг.
- Уймись! - прошептал мне на ухо Артур Кралайн, и я мгновенно стал тих и послушен. Он уже вёл меня к нашему постоялому двору.- Никакой полиции, никаких контактов с местными властями. Начнётся следствие, мы туг застрянем. И на нас всё и свалят.
- Но... где же они? - в тихой панике ( которую можно назвать тихим помешательством ) спрашивал я.- Что произошло? Куда они делись? И... Каким образом?
- Арсений, успокойся. На твои вопросы у меня нет ответов.- Артур Кралайн говорил совершенно спокойно и холодно.- Убеждён: на них ни у кого нет ответов. Во всяком случае, у обыкновенных людей. Я знаю одно: нет смысла их искать. Мы их не найдём никогда.
И нам нужно как можно скорее убираться отсюда. Забегая вперёд, скажу следующее. Несколько лет спустя я узнал: те трое, мои верные друзья, кого я позвал с собой за троном Чингисхана, обнаружили себя в своих домах, в своих постелях, просто однажды утром они проснулись и не могли вспомнить, где они были, что с ними произошло: память об экспедиции в их сознании была стёрта.
Быстро, поспешно собравшись, мы двинулись в путь. Я уже знал: что-то подобное ещё произойдёт. И приготовил себя к худшему. «Ничему не буду удивляться»,- внушал я себе. И когда однажды утром мы увидели в загоне трёх мёртвых лошадей - они пали ночью без всякой причины, накануне были здоровы, накормлены, вымыты в горной речке,- я это происшествие воспринял как неизбежность в череде других неизбежностей, которые нас ждут.
Однако следующее событие ошеломило... Наш караван растянулся по узкой горной тропе. Справа - отвесная стена гор, влажная, в потёках фунтовой воды, слева - обрыв в пропасть, в чёрной глубине которого шумит невидимая речка. Двое проводников впереди верхом, один за другим; за ними две лошади с поклажей, потом следовал я, за мной - Артур Кралайн, и замыкал мерное осторожное шествие третий проводник на белой крупной кобыле.
Пасмурный день; прохладно, голоса невидимых птиц; иногда из-под копыт лошадей вниз, в пропасть, срывается камень, и слышно, как за ним устремляются другие, звук маленькой каменной лавины постепенно поглощает рокот реки на дне пропасти. Тропа круто свернула влево, и за каменным уступом, в расщелину которого вцепилась корнями низкорослая кряжистая сосна, сначала скрылся первый проводник, за ним второй, потом - гружёные лошади... Наконец и я повернул за уступ, нагнувшись, чтобы ветки сосны не стегали по лицу, и слышал, как их отодвигает рукой Артур Кралайн, ехавший за мной.
- Боже!..- услышал я его возглас, полный ужаса и изумления.
Я быстро поднял голову - впереди меня шли, в такт мерным шагам качая головами, две лошади; их сёдла были пусты. Артур Кралайн и я одновременно оглянулись назад - седло белой кобылы тоже было пусто. Наши проводники исчезли, растворились в воздухе. Стали ничем... Не помню, как мы оказались в роще старых платанов, к которой вывела нас горная тропа. Наверно, лошади сами пришли сюда и остановились.
...Началась какая-то механическая жизнь. У нас была карта ( моя, подлинная карта... ) и компас. Нам предстояло выйти к следующему городу на нашем пути - Падзе. Мы шли, руководствуясь стрелкой компаса, день за днём. Иногда неприступные скалы вставали на нашем пути, исчезала тропа, мы искали любую расщелину, распадок, лишь бы не отклоняться от маршрута. Однажды ночью исчезли три лошади, ушли неизвестно куда, возможно, высвободившись от пут, не исключено, мы просто забыли стреножить их. И это происшествие почти не задело меня, я стал ко всему безразличен.
Но во мне происходили перемены: ожесточение, злость на весь мир, тёмное раздражение по любому поводу переполняли меня. И я осознавал, чувствовал: избавление придёт только в одном случае - если я получу трон Чингисхана и передам его «Тому, который...». Я уже понимал, какая сила заключается в троне Чингисхана, но не хотел признаться себе в этом, гнал прочь открывавшуюся мне страшную истину. Я знал, что нахожусь во власти того состояния духа, которому теперь подчинён ( а состояние это - ненависть ко всему миру ), и оно не отпустит меня, пока я не доберусь до трона Чингисхана.
Будь он проклят! Будь он проклят во веки веков!.. Но это я восклицаю сейчас.
Мы с Артуром Кралайном почти не разговаривали. Мы превратились в движущиеся машины, заведённые «кем-то» могущественным и неумолимым. Но этому «некто» мешал «кто-то», тоже могущественный. С каким знаком была его сила?
29 ноября 1901 года
С утра прошёл короткий буйный ливень, и в полдень сорвалась в пропасть лошадь, гружённая походной палаткой и нашими тёплыми вещами. Никогда не забуду её ржание, полное боли и отчаяния... Вечером у костра Артур Кралайн сказал:
- Может быть, все наши беды от писем в монастыри? Чего ты их таскаешь с собой? Уничтожить, сжечь! И, глядишь, вся эта чертовщина кончится?
Мне было всё равно. Я передал своему единственному спутнику мешок из тонкой кожи, в котором были письма доктора Бадмаева к настоятелям буддийских монастырей. «Всё горит, всё исчезает. Всё станет прахом…» - думал я, и тоска сжимала сердце. Ночи были холодными, и нам ничего не оставалось, как спать по очереди. Один дежурил у костра, в который нужно было постоянно подбрасывать топливо. Рядом низкорослый лес карабкался в гору. Я направился к нему. Оглянулся. Артур Кралайн, сидя на корточках, бросал в костёр плотные жёлтые конверты, и движения его были какими - то автоматическими, а я смотрел, как он бросает их одно за другим в пламя костра.
«Сейчас в костре сгорает всё, что связывало меня с Бадмаевым,- подумал я.- И это мой неискупаемый грех перед прекрасным и великим человеком».
Наш путь продолжался, и утром 8 декабря 1901 года - компас и карта нас не подвели - мы вышли к истоку реки Нагчу. Расступились две горные цепи, мы попали в просторную, выжженную солнцем долину. По карте получалось: ещё вёрст пятьдесят на юго-восток от реки ( воды в ней не было, только еле заметный ручеёк посередине высохшего русла, часто совсем исчезающий ) - и должен быть город Падзе.
Через несколько часов пути мы достигли его... Города не существовало. Вернее, он был, но люди давно оставили его. Мы оказались среди каменных развалин, унылых, серых, и только ветер гнал по ним жёлтую пыль, закручивая в спирали. Тишина. Ни единого живого звука... Посреди небольшой площади был глубокий колодец под прогнившим деревянным навесом. Я бросил в него камень. Прошло с полминуты, прежде чем он глухо стукнулся о сухое дно.
- Из Падзе ушла вода,- сказал Артур Кралайн,- а вместе с ней ушли люди.
- Да,- согласился я,- и это произошло давно, полвека или век назад. Ведь карта у меня древняя.
В наших бурдюках ещё была, слава Богу, вода, которой мы запаслись в горах, встретив, может быть, последний родник на нашем пути в этой части отрогов Гималаев.
Руины Падзе, казалось, сжимали нас, давили, и мы поспешили прочь и опять стремительно двигались вперёд, нахлёстывая усталых лошадей. Мы не останавливались до самого вечера, и заход солнца застал нас в странной гористой местности. Долина, в которую мы попали утром, начала сужаться - её теснили наступавшие на неё с двух сторон высокие горные хребты со снежными шапками на вершинах. Всё пространство перед нами было усыпано крупными камнями, многие из них были выше человеческого роста, самых разных причудливых форм, при воображении можно было представить себя в необычном театре под открытым небом, оживить каменные фигуры, сгрудившиеся со всех сторон, и разыграть пьесу Шекспира или Мольера. Нет, лучше - Уильяма Шекспира. А задником на сцене мог служить неправдоподобный ярко-жёлтый закат, зловеще подсвечивавший громады тяжёлых облаков с тёмными оплывшими боками.
Мы двигались по довольно широкой тропе, пока не обнаружили среди каменного хаоса полуразвалившуюся хижину под соломенной крышей, с сохранившейся дверью, очагом и единственным окном, которое можно на ночь завесить попоной от седла. Скорее всего, здесь останавливались пастухи, перегоняя отары овец к высокогорным пастбищам. Лучшего места для ночлега было не придумать. После скудного ужина, сидя у очага, в котором дотлевали угли, Артур Кралайн сказал:
- Арсений... Я уже чувствую это третьи сутки. «Оно» рядом со мной...
- Что ты имеешь в виду? - Мурашки пробежали у меня по спине.
- Я не знаю, как ещё определить это... «Оно» собирается забрать меня. Видно, настала моя очередь.
Сейчас я вспоминаю: Артур Кралайн не испытывал ни малейшего страха. Наоборот, ему было интересно.
- Нервы,- сказал я, больше успокаивая себя, чем его.- Просто у тебя расшатались нервы.
- Может быть,- усмехнулся мой спутник.- Но какие-то меры предосторожности необходимы. Вот что... Я заметил: ты спишь чутко. И если «оно» появится, не отдавай меня ему.- На этот раз Артур Кралайн громко засмеялся, и в смехе его был вызов.
Мы улеглись на войлочные подстилки, которые чудом не пропали вместе с другими нашими вещами. Мы были крайне утомлены последним длинным переходом, тяжёлая усталость ощущалась каждой клеткой тела. Артур Кралайн заснул сразу. В полной темноте, заполнявшей хижину, я слышал его ровное, спокойное дыхание.
Ко мне сон не шёл: я ворочался, прислушивался, старался в темноте рассмотреть Артура Кралайна. И в моём сознании повторялись и повторялись вопросы: «Что же происходит? Каким образом исчезли мои друзья? Как пропали проводники? Куда?..» Той ночью эти вопросы обступили меня со всех сторон, и, помню, я подумал: «Найду на них ответы, и, может быть, с Артуром Кралайном ничего не случится».
«Но ведь он преступник, убийца!.. Да. Но разве не я подтолкнул его к преступлению?» И я опять, охваченный холодным ужасом, прислушивался к ночной темноте. Нет, Артур Кралайн был здесь, я слышал его дыхание. И ещё слышал, как за ветхими стенами хижины пофыркивают лошади, отыскивая скудную траву, которая росла среди камней.
«Всё в порядке,- успокаивал я себя.- Всё в полном порядке».
Меня разбудил запах: ноздри щекотал аромат только что распустившейся сирени. ( Какие роскошные заросли белой сирени были в палисаднике отцовского дома в Александрополе! ) Или мне снится этот сладостный запах моего детства? Нет, я лежал на спине, окончательно проснувшись, и уже светало: в щель между попоной и оконной рамой сочился розовый свет. Я резко повернулся на бок - подстилка, на которой спал Артур Кралайн, была пуста. «Он вышел по нужде»,- успокоил я себя, потом вдруг мгновенно вскочил и ринулся наружу. Артура Кралайна нигде не было, и я понял: искать его, звать - бесполезно.
Я увидел наших четырёх лошадей - они сгрудились, прижавшись друг к другу, замерли, их морды были повернуты в одну сторону - на северо-восток, к ближайшей чёрной гряде. Мне показалось, что лошадиные глаза наполнены ужасом.
«Они видели! - пронеслось в моём сознании.- И это произошло совсем недавно...» Во мне все мелко, гадко дрожало, и постепенно, заглушая дрожь, в душе начала раскаляться ненависть, чёрная злоба растекалась по моим жилам, - у этих чувств, похоже, не было адреса, они были моим состоянием, и всё. Всё!.. «Нет уж! - ненавидя и проклиная подумал я.- Вы меня не остановите! Я дойду! Я найду трон Чингисхана! Будь он трижды - трижды - трижды проклят!»
Я ринулся в хижину - собирать вещи. В нашем ( «нашем» ) в убогом временном жилище истаивали последние лёгкие, невесомые струи запаха цветущей сирени. Через полчаса мой караван двинулся в путь: впереди я, за мной груженные оставшимся скарбом три лошади. Среди прочего имущества были двустволка и патронташ Артура Кралайна, его походная куртка. Я вёз оставшиеся деньги, наверно, много ( я давно не пересчитывал их ), и карту с маршрутом к башне Шамбалы. «Я дойду! Я всё равно дойду!..»
И вдруг я чуть не вылетел из седла - лошадь встала как вкопанная, потом, мелко перебирая передними ногами, начала пятиться, заржала. Заржали и остальные лошади. Я услышал за спиной быстрый топот копыт, и этот топот удалялся... Но я не стал оглядываться - я был заворожен невероятным действом, которое происходило передо мной: все огромные камни, меж которых петляла тропа, медленно двигались, перемещались иногда бесшумно сталкивались. Я закрыл глаза, потряс головой и вновь открыл. Нет, не галлюцинация... Камни, на сколько хватал глаз, двигались, и я понял смысл этого движения: среди камней постепенно исчезла тропа, по которой мне предстояло двигаться вперёд, и как только на месте тропы образовались нагромождения камней, они замерли на своих новых местах.
«Посмотри влево»,- прозвучало в моём сознании. Но это не был человеческий голос, мужской или женский. Я не знаю, как сказать... Но я его услышал. Горный хребет, который шёл параллельно с исчезнувшей тропой, медленно-медленно сдвигался влево ( и я даже увидел, как с самой его высокой вершины от этого движения сорвалась и бесшумно полетела вниз снежная лавина ). Не знаю, как долго продолжалось перемещение горного хребта. Время отсутствовало. А я как бы со стороны наблюдал за происходящим.
Наконец горы замерли, у их подножия явно обозначилась утоптанная тропа, она отчётливо виднелась в каменистой породе, и было впечатление, что её освещает некий свет, источник которого неопределим. «Вот твой путь,- прозвучало во мне.- Иди!» Я даже не успел тронуть поводья - лошадь сама двинулась к тропе, перешла на лёгкую рысь, и перед ней неслышно расступались камни. ...
А сейчас я спрашиваю прагматичных и скептичных европейцев и американцев, живущих в середине двадцатого века: «Вы не верите? Что же... Сожалею. Боюсь, что если не вам, то вашим детям и внукам предстоит убедиться на собственном опыте в том, что наша планета Земля - живое могущественное существо. Вы шевелите своими руками и ногами? Земля тоже может шевелить своими членами. И с добрыми намерениями, и во гневе...
Я не знаю, сколько дней продолжался мой дальнейший путь. Могу лишь сказать, что я превратился в заведённый механизм, в который были вмонтированы чужие воля и цель: я подчинялся им. Но одно тот механизм, в который я превратился, осознавал: путь мой изменился, он не ведёт к башне номер пять, а наоборот, отдаляет меня от неё, и с этим я ничего не могу поделать... Единственное, что я был в состоянии контролировать - это наличие заветной карты... Я неоднократно ощупывал подкладку своей куртки, под которой она хранилась, и убеждался: «Цела! Со мной».
Однажды в доме возле шумного восточного базара, где я получил ночлег, у меня украли все мои оставшиеся деньги ( впрочем, может быть, там я лишь обнаружил пропажу ), и, должен признаться, эта потеря оставила меня почти равнодушным - небольшая сумма сохранилась в моём кошельке, и, помню, я сказал себе: «Пока хватит на ближайшие дни. А там видно будет...»
Моё путешествие, путешествие сомнамбулы, всё длилось и длилось. И вот - солнце, белое, ослепительное, висящее прямо над каменной дорогой, по которой влачит меня низкий ишачок с неестественно длинными ушами, и мои ноги чуть не касаются земли ( когда я поменял лошадь на него, где? - провал в памяти... ); резкий, порывистый ветер бросает в лицо колючий песок. Дорога поворачивает к небольшому селению, которое прижалось к невысокой горе. Что-то знакомое мерещится мне во всём, что я вижу: старики на низких скамейках в тени оград, две женщины в чёрных покрывалах...
Мой ишачок, прядая ушами, плетётся по единственной улице, и я озираюсь по сторонам. Впереди - глинобитная ограда, за ней возвышается огромное раскидистое дерево с могучей кроной. Ишачок сам останавливается у ворот, и теперь слышно, как за оградой монотонно шумит своими струями фонтан.
- Да это же...
Открываются ворота, и из них выходит высокий седобородый старец в белых одеждах с аскетическим, замкнутым лицом.
- Здравствуй, чужестранец,- говорит суфий шейх Ул Мохаммед Даул.- Я знал, что ты вернёшься ко мне. Я ждал тебя...»
Продолжение следует…
Дневник штудировал член русского географического общества ( РГО ) города Армавира Фролов Сергей