Лилиан Аллинг, легенда и история. Часть I
В чем разница между легендой и историей? Словарь Вебстера говорит нам, что история - это запись событий, произошедших в действительности, а легенда - это их художественная интерпретация, сорт литературы, которая может базироваться на фактах истории, может отвергать их, а может и дополнять историю полностью выдуманными происшествиями. Легенда о Лохнесском чудовище рассказывает нам о таинственном доисторическом монстре, обитающем в водах озера, а история заключается в проделке двух шутников, изготовивших в 1933 году деревянное чучело и долгое время с его помощью мистифицировавших обывателей. Изменило ли открытие этого исторического факта притягательность легенды? Нет, нисколько, так как и сегодня тысячи туристов посещают Шотландию с тайной надеждой увидеть чудовище за те десять минут, в течении которых экскурсионный автобус делает "фото-стоп" на обзорной площадке над развалинами замка Аркарт.
Существует красивая и романтичная легенда, рассказывающая про
Лилиан Аллинг и её долгий путь на родину;
Легенда о женщине из Нью-Йорка, которая хотела достичь России пешком
через всю Америку, Канаду, Аляску и Берингов пролив.
И существует реальная история одинокой женщины, пробирающейся в 1927 году с рюкзаком и окованой железом палкой через заснеженные перевалы Канадских Скалистых гор.
Легенда красивее истории. Легенда литературнее истории. Всюду, где в реальные события привносится романтика и мораль, история исчезает и подменяется легендой. Легенда нужна людям, поскольку наделяет события замыслом, сюжетом, показывает осмысленность жизни. Есть Шервудский лес и есть деревня Локсли, но есть ли в них смысл без легенды о Робин Гуде?
Вот что говорит о Лилиан Аллинг легенда:
Летом 1927 года Лилиан Аллинг, молодая эмигрантка из России, из-за тоски по родине и не желая более выполнять черную работу чтобы прожить в Нью-Йорке, пораскинув мозгами, решила вернуться в Европу на свою родину. Так как она не имела денег на пароход, она решила отправиться в родную страну пешком. Она прошла Чикаго, Миннеаполис, Виннипег, отказываясь от всех приглашений подвезти её. Её видели на Юконе, на Телеграфной Тропе в северной части Канадской Британской Колумбии, направляющейся к Аляске - с небольшим рюкзаком на спине и длинной железной трубке в руке для защиты от диких животных и недружественных людей. Полиция города Хейзелтона посадила её под арест, желая помешать ей пересекать Скалистые горы зимой, но они были в состоянии только задержать ее до весны. Снова отправившись в путь, она пошла дальше по Телеграфной тропе, через безлюдные горные перевалы. Достигнув Доусона, она приобрела и отремонтировала старую лодку. Весной 1929 года она спустила её в воды реки Юкон сразу после ледохода; на ней она добралась до полуострова Сьюард. Дальше она отправилась по суше в направлении Нома и Берингова пролива. В последний раз её видели договаривающейся с эскимосами насчет пересечения Берингова пролива на лодке с целью достичь побережья Азии.
Собственно, это почти всё, что о Лилиан и известно. Эта таинственная история вдохновила не одну писательницу на сочинение повестей о путешествии Лилиан Аллинг. Подсознательно понимая, что идея попасть в Россию пешком через льды Аляски и Берингов пролив попахивает сумасшествием, а не тоской по родине, писательницы изобретали другие, более романтичные причины - на Российском берегу Лилиан ждал де возлюбленный, упасть в объятия которого она через всю Америку и стремилась. Непонятно только, почему она стремилась к нему исключительно пешком, отказываясь от всех предложений подвезти её на машине или отправиться пароходом. Как-то не очень-то и спешила, получается.
Австралийка Кассандра Пубис услышала легенду о Лилиан в двухтысячном году, и эта история завладела ей настолько, что Кассандра даже предприняла поиски в Нью-Йоркской библиотеке, чтобы найти какие-либо дополнительные сведения. Ничего там не обнаружив (причину этого мы поймём позднее), Кассандра задумала сама проехать и пройти по маршруту путешествия Лилиан, чтобы расспросить стариков и покопаться в местных архивах. Итогом этого паломничества явилась книга "Воронья дорога", вышедшая в 2001 году и рассказывающая больше о чувствах и мыслях самой писательницы, владевших ею в этом походе, о её ночных кошмарах, испытанных ею лишениях и даже голоде. Книга переполнена посторонними историями о Скалистых горах, о золотоискателях, о Телеграфной Тропе, местными легендами и индейскими мифами. В путешествие Кассандра отправилась не одна, а с подругой по имени Герри, и в течении поездки с ней полностью разругалась - эта склоке так же посвящено несколько десятков страниц. Очень много места Кассандра отводит своим звонкам мужу в Тасманию и той моральной поддержке, которую эти звонки ей оказывали. Словом, книга "Воронья дорога" является чем-то вроде автобиографии Кассандры Пубис. Это относительно занимательное чтение не даёт нам, однако, почти никакой новой информации о судьбе Лилиан Аллинг (кроме одного факта, о котором я расскажу ниже).
В 2007 году из под пера писательницы Эми Блюм выходит книга под названием "Вдаль", тоже базирующаяся на истории Лилиан Аллинг. Но только базирующаяся. Хорошо и интересно написаная книга повествует о некоей Лилиан Лейб, молодой и красивой девушке-иммигрантке, спасшейся от ужасов большевизма. Потеряв в 1922 году всю семью во время еврейского погрома в России, Лилиан в одиночестве бежит в Америку, решив начать новую жизнь в Новом свете. Но скоро она узнаёт, что ее дочь Софи выжила при погроме, и Лилиан отправляется в долгое путешествие на родину, приводящее ее из еврейского квартала в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде, через джаз и круговерть Сиэтла, вдоль легендарной Телеграфного тропы до Аляски и Сибири. Книга полна мягкого юмора, красочных деталей, мысленных монологов двадцатидвухлетней еврейской девушки, оказавшейся посреди чужой страны без денег и надежд, но не растерявшей присутствия духа и любви к жизни.
В том же году оперный театр города Ванкувера переносит историю Лилиан Аллинг на сцену. Безусловно прекрасная и музыкальная постановка в декорациях, затмевающих даже декорации для Аиды, рассказывает нам романтическую историю любви Лилиан и её обретенного в походе друга по имени Скотти Огилви (это реальный человек, в те годы работник телеграфа в Скалистых горах). Опера замечательна сама по себе, но, опять-таки, относится к истории реальной Лилиан Аллинг лишь боком.
Интерпретации множатся, легенда цветёт дальше, настоящая история остаётся непознанной.
Пора расссказать эту историю. По крайней мере, ту часть, которую можно еще разыскать в архивах.
Лилиан Аллинг не была эмигранткой из России. Она не была еврейкой из восточной Польши или Белоруссии, она не спасалась от погромов и большевиков. Реальная Лилиан Аллинг была стопроцентной американкой.
Родители её были датчанами.
В 1887 году на острове Элис-Айлэнд, где располагался пункт приёма иммигрантов из Старого света и первый переселенческий лагерь, на американскую землю ступили Нильс и Вильгельмина Аллинг, приехавшие рейсом из Копенгагена. Это была семья молодоженов - Нильс был девятнадцати лет от роду, а Вильгельмине стукнуло всего семнадцать. Америке нужны были сильные и здоровые переселенцы (тогда желающим стать американцами проверяли здоровье как каким-нибудь лошадям, и могли отказать даже на основании нехватки зубов во рту), Нильс обладал дефицитной профессией столяра, поэтому Аллингам разрешили въезд. Нильс поменял имя на более простое для американского слуха - Нелс, звучавшее почти как негритянское Нелсон. Вильгельмина менять имя не стала, и тоже трудностей не испытывала, поскольку юную девушку и так все звали Минни.
Аллинги на Дикий Запад не поехали, они поселились в городишке Перт Амбой, Миддлсекс, Нью Джерси, среди бывших соотечественников и родственников - дядюшка Нелса эмигрировал в Америку десятилетием ранее. Окна их дома выходили на местное кладбище, и часто стук плотницкого молотка и визг рубанка Нелса Аллинга заглушали звуки негритянского похоронного джаза, доносившиеся от могил.
Как только молодые переселенцы немного осмотрелись и устроились, пришла пора подумать и о детях. Первенца, родившегося в 1892 году, назвали Бенджамин Кристиан; через два года появилась на свет дочка Флоренс, а еще через три - в 1897 году - дочь Лилиан.
И вот в этом месте рассказа мне, к огромному моему нежеланию, приходится нанести по романтической легенде об отважной путешественнице сильный (и не последний) удар - девочка родилась полумёртвой и настолько слабой, что её смерти ожидали со дня на день. Лилиан (её успели окрестить) выжила, но разум её остался поврежден. Сейчас это называли бы "задержками умственного и психического развития". Ближайшим аналогом и иллюстрацией её состояния мог бы служить такой литературный персонаж, как Форрест Гамп.
Нелс и Вильгельмина тут же делают еще одну попытку, и у Лилиан менее чем через год появляется братик Октавиус. Эти роды прошли благополучно, и Аллинги несколько подуспокоились. Следующий ребенок, Минни, родится через четыре года, еще через пять появится на свет последний ребенок семейства Аллингов, малышка Анни.
Вернемся к Лилиан. Туповатые дети, вообще-то, не редкость, и потом они часто почти нагоняют своих сверстников в развитии, оставаясь всю жизнь, разве что, несколько инфантильными. Умной и развитой женщине было трудновато пробиться в мужском обществе начала века - только Первая мировая война разобъёт гендерные стереотипы - но глупенькая и красивая жена и сегодня нужна многим (лишь бы она ложку мимо рта не проносила). Но с Лилиан всё было хуже: ребенок никак не мог начать толком говорить.
К пяти годам это было уже очень заметно. Интеллект Лилиан был нарушен незначительно, то есть, она была более-менее социально адаптирована - могла помогать матери по хозяйству, убирать у отца в мастерской или задать корм курицам - но вот послать её в лавочку купить фунт пшена было невозможно иначе, как с запиской от матери. Говорить Лилиан могла, она не была немой, и не пыталась выразить свои мысли мычанием, но сказать хотя бы слово для неё было и событием, и испытанием. Словом, это был сверх-молчаливый, очень сдержаный и скупой на эмоции ребенок.
Закрепившаяся за Лилиан репутация дурочки ставила крест на её будущем - и семейном, и социальном. Она была обречена остаться старой девой. В самую пору пубертета судьба наносит ей еще один удар - в 1913 году, в возрасте всего лишь сорока трёх лет, умирает её мать. Мир становится вдвое холодней к шестнадцатилетней Лилиан. Потерю матери она переживает внешне спокойно, но в душе её начинает нарастать отчаяние.
Годом позже девятнадцатилетняя Флоренс выходит замуж и покидает отчий дом. На свадьбу сестры из городка Пассиак-сити приезжает и старший сын Аллингов, Бенджамин (он учился там на обойщика). Свадебное торжество, пусть и скромное, пробуждает в душе Лилиан смутные надежды - сначала старшая сестра нашла себе жениха, за ней придёт и моя очередь. От веселых звуков диксиленда Лилиан даже начинает улыбаться.
Но годы идут, и ничего не меняется, кроме того, что Лилиан теперь старшая по дому - она и за кухарку, и за прачку, и за птичницу. Бенждамин, закончив обучение, возвращается в родной дом и помогает отцу с изготовлением мебели. Торговля идет хорошо, семья нисколько не нуждается. Нелсу уже за пятьдесят и он планирует скоро отойти от дел, оставив бизнес на старшего сына. Положение Лилиан в роли "прислуги за всё" устраивает всех, кроме самой Лилиан. Младшие сёстры вертят хвостами, и на них уже заглядываются соседские парни, а Лилиан угрюмо ждёт своей очереди, не желая поверить, что очередь эта не придёт никогда.
Скоро женится Бенджамин Аллинг - в том же Пассиак-сити он нашел себе жену, милую женщину по имени Ирен, чуть старше себя, и у них уже появился младенец Лоуренс. Ну, теперь-то уж точно очередь Лилиан! Или нет?
Но вместо этого, жених появляется у этой несносной Минни! Она утверждает, что и так засиделась, а ведь ей всего двадцать пять! А Лилиан уже тридцать, и у неё даже никогда не было парня! Лилиан бунтует - она бьёт тарелки, пинает мебель, она плачет, стиснув зубы, она бросается на сестру с кулаками. Происходит страшный скандал. Не желающая из-за чудачеств дурочки-сестры терять шанс - может быть, последний! - выйти замуж, Минни "открывает шлюзы своего красноречия", и на сестру выплескивается вся грязь, накопившаяся у Минни в душе, причем, слово "дурочка" среди этого крика - еще самое невинное слово. Старый Нелс в эту склоку не вмешивается, предпочтя самоустраниться.
Этот скандал открывает Лилиан глаза. Она чужая в этом доме, весь мир против неё. Никогда она не будет счастлива. Никогда у неё не будет ни парня, ни мужа, ни младенчика. Лучше бы ей вообще не рождаться на этот свет.
Нарыдавшись в своей каморке, Лилиан решает наказать и домашних, и себя - она навсегда уйдёт из этого, ставшего таким чужим и враждебным, дома. Это самоубийственное решение, но Лилиан не рассуждает здраво. Покидав в холщевую котомку немножко одежды и прихватив банку со своими сбережения (она копила на свадьбу и приданое, и в банке за десятилетие набралось уже несколько сот долларов) Лилиан, топоча походными башмаками, скатывается по лестнице и выбегает за ворота. Взять с собой хоть какие-нибудь документы она и не подумала.
Так начинается долгое путешествие Лилиан Аллинг. Путешествие без цели, путешествие не "куда-то", а бегство "откуда-то", безнадежное, безостановочное движение вперед, куда глядят глаза, в попытке убежать от самой себя и от воспоминаний о несбывшемся. Она одна во всём мире, все люди ей враги, её единственное спасение - бегство в никуда, на закат, как можно дальше от дома, как можно дальше от людей.
Прочь. Away.
Лилиан не пытается "вернуться на родину", как то приписывает ей легенда. Её родина - Америка, а Дания для неё нечто чужое, она знает по-датски лишь пару слов, но и тех произнести не в состоянии. От Нью-Йорка до Копенгагена можно доплыть всего за 55 долларов, Дания достаточно далеко от Нью-Джерси, но медленный вояж на пароходе - плохая замена бегству на своих двоих, а Лилиан чувствует неодолимую потребность именно идти скорым шагом, теряя силы и натирая ноги. Её путешествие - в какой-то мере паломничество, трудная дорога к смерти и забвению, и её надо именно пройти, а если придётся, то и проползти.
Первая остановка на этом долгом пути - город Вифлеем, куда Лилиан входит уже затемно, полумертвая от усталости, пройдя за день почти тридцать миль. Над Вифлеемом светят звёзды, и хочется упасть и уснуть прямо на уличной скамейке, но Лилиан знает, что так поступать нельзя, если не хочешь быть арестованой за бродяжничество. Она, может быть, и дурочка, но не настолько. В пансионе "Святое семейство" каждый путешествующий пешком, наподобие волхвов, может получить койку всего лишь за четвертак, но уснуть у Лилиан еще долго не получается, так она переутомилась. В конце концов, она встаёт, зажигает свечу и принимается перешивать лямки на котомке, делая из неё что-то наподобие рюкзака. Завтра надо будет раздобыть где-то палку - против собак и людей. Людям она теперь не верит даже больше, чем собакам.
К чувству горечи, которое отныне неразрывно с Лилиан, примешивается новое и странное чувство какого-то удовлетворения - и первым самостоятельным поступком, уходом из дома, и тем, что она справилась, не пропала, смогла найти и крышу над головой, и еду - возле купальни в городке Хайбридж она купила хот-дог за два пенса. Сама, без записки от матери: просто ткнула пальцем и протянула деньги.
Она справится. Она сильная.
Нелс Аллинг, оставшийся с двумя младшими дочерьми, бегством Лилиан совершенно сбит с толку, он не знает, как поступить, чтобы еще больше не разозлить Минни, и в итоге даже не заявляет о пропаже дурочки-дочки в полицию, не говоря уже о том, чтобы давать объявления в газеты. Во всяком случае, в газетах той поры ничего о Лилиан нет, и полиция её не ищет. Ушла и ушла, взрослая уже. Деньги у неё есть, не пропадёт. Go west, young lady, go west.
И Лилиан идёт, идёт на запад. Теперь тридцать миль становятся её ежедневной нормой. Она ест в придорожных кафешках, ночует в отелях и пансионах, она купила себе подержанные, но еще крепкие башмаки, вместо деревянной палки в её руках теперь обрезок стальной водопроводной трубы - им она пользуется вместо посоха, обмотав ручку тряпкой, чтобы не пачкать ладони. Америка полна путешествующих автостопом и пешком в поисках работы, еще на одного пешехода никто не обращает внимания. Если кто-то и останавливает машину или повозку с предложением подвезти девушку, Лилиан отметает это предложение резким взмахом руки с зажатой в ней железной палкой и мрачным насупленым взглядом - и непрошеный доброхот отваливает, оставляя Лилиан наедине с её тоской и решимостью. Кроме палки у Лилиан есть и складной ножик - она позаимствовала его в одном пансионе, правда, оставив под подушкой за него целый доллар. Этим ножиком она иногда обрезает свои волосы, и так когда-то светлые, а теперь выгоревшие вообще до белизны бумаги.
Так как Лилиан путешествует без цели, ей всё равно, куда идти, лишь бы не останавливаться. Через месяц пути она уже миновала Чикаго - город она прошла насквозь, не рискнув в нём остановиться, и то на это потребовался целый день! К тому же, и цены в отелях Чикаго оказались кусачие! Да, наверное, и нельзя в большом городе вот так просто зайти в отель в запыленных башмаках и с куском железной трубы в руках - там сразу вызовут полицию! На окраине Лилиан находит ночлежку Армии Спасения; по крайней мере, там не задают вопросов, а брошюрки, которые они дали Лилиан с собой, сгодятся для разведения костра при случае.
Миннеаполис она просто обходит стороной.
Всё-таки, Лилиан хватает ума не идти через прерии - она забирает всё севернее и и севернее, и через два месяца пути достигает границы с Канадой.
Сорок девятая параллель в те годы была почти не маркирована. Пропускные пункты, где путешествующим нужно было отмечаться, стояли только на проезжих дорогах, но через границу вели сотни троп и тропинок, которые не охранялись никак. Так что, пересекая границу с Канадой, Лилиан не заметила ровно ничего. Она и понятия не имела, что перешла в другую страну. Лишь чуть в стороне от тропы она заметила брезентовый полог палатки и костровище - сюда несколько раз в месяц заглядывал верхом пограничный инспектор - но в тот момент рядом не было ни души, и Лилиан даже не замедлила шаг.
В записях пограничных служб США и Канады Лилиан Аллинг не числится.
К западу от Ванкувера лежит почти бесконечная равнина, однообразность которой заставляет убыстрять шаг. Четыре месяца Лилиан идёт на запад, ночуя на фермах и в крохотных городках, выходя с рассветом и не давая отдыха ногам до той поры, пока тени не начнут удлиняться. Приятно, что фермеры, как правило, не требуют денег за ночевку, а то половина сбережений Лилиан к этому моменту уже потрачена. Состояние души, которое во время этого долгого пути владеет Лилиан, можно охарактеризовать как "сон на ходу" - тоска перегорела, монотонность дороги нагоняет странное спокойствие, лишь не прекращающийся "зуд в пятках" гонит Лилиан вперед. Если бы не это стремление оставаться всё время в движении, её жизнь можно было бы даже назвать приятной. Прошлая жизнь в Нью-Джерси кажется сном. Минни? Кто такая Минни?
Постепенно на горизонте начинают вырисовываться горы, и они не сравнимы с теми, которые Лилиан оставила позади, когда брела через Огайо и Западную Вирджинию. На их вершинах лежит снег. Лилиан впервые видит снег в августе. Да, сейчас уже август 1927 года, и Лилиан Аллинг уже полгода не даёт себе передышки.
Карты у неё нет, где она находится - она не знает. Дорог она не разбирает и сначала пытается штурмовать горный склон "с разбега". Ну, не совсем, конечно. Увидев тропу, ведущую вверх по горной долине, Лилиан идёт по ней, пока тропа не кончается у какого-нибудь сарайчика или поленницы и не начинается почти отвесный каменный склон, тогда Лилиан возвращается и пробует следующую тропу. С десятой попытки ноги выводят её на перевал, и дальше уже всё проще. Лилиан не сожалеет о потеряном времени - времени у неё сколько хочешь.
Вдоль русла горной реки Лилиан проходит через селения Покахонтас и Джаспер. Жители провожают её взглядами. Лилиан лишь кивает на их удивленные приветствия, не замедляя шага. Люди её не интересуют. Она ощущает странное родство с горами, так же как она, дикими и одинокими. Кругом неё бурые краски осени, в расщелинах уже скапливается холод, по утрам на камнях блестит иней. Лилиан умывается ледяной водой из ручья, перехватывает поудобнее свой изрядно сточившийся уже железный посох и снова оставляет за плечами милю за милей. Она не знает, куда идёт. Она будет идти так, пока её не остановят люди или пока в груди не кончится завод пружины, накопившийся за тридцать прожитых лет.
Лилиан уже давно не та жизни не знающая дурочка, которой она убежала из дома. Она больше не инфантильная, она выросла. Теперь Лилиан Аллинг - сильная, выносливая женщина, способная при случае постоять за себя. В душе её нет надежды, но есть уверенность. Она даже перестала бояться говорить - жизнь заставила. Она, конечно, по прежнему молчалива (это у неё в характере) и часто обходится жестом или кривой улыбкой, но при случае Лилиан может уже и объясниться, пусть скупо, но понятно.
В местечке Принц Джордж она проходит мимо бревенчатой хижины, от которой дальше тянутся провода на невысоких столбах с перекладиной вверху. Это первая станция Юконской телеграфной линии - этому чуду техники предстоит сыграть в жизни Лилиан заметную роль.
Телеграфная линия в таком богом забытом месте была порождением золотой лихорадки конца девятнадцатого века, когда тысячи золотоискателей устремились вдоль отрогов Скалистых гор в направлении Клондайка. Их первый перевалочный лагерь раскинулся возле полузаброшенного городка Телеграф Крик. Связь с "Большой землёй" стала жизненной необходимостью, и в 1899 году Канадская служба почт и телеграфов начала строительство линии вдоль всего западного побережья страны. Электрические батареи были тогда довольно слабыми, поэтому телеграфные станции располагались миль через тридцать - как раз длина дневного перехода Лилиан. Избушки станций стояли очень уединенно. На каждой станции весь год жили двое - телеграфист и линейный мастер. Телеграфист почти круглосуточно принимал и записывал сообщения, затем вручную передавая их азбукой Морзе следующей станции, а линейный мастер поддерживал в порядке линию и соединял обрывы провода. Смена приходила раз в год, тогда же завозились и припасы. Всё остальное время служащие станций были предоставлены сами себе и своей работе. Надо ли говорить, что появление странной молчаливой женщины, симпатичной и таинственной, было для них целым событием?
- Алло, Джон, как слышишь меня, старина? - говорил в трубку линейный мастер, сидя на столбе, и скручивая вместе провода, освобожденные от прорезиненой оплётки. - А у нас тут женщина была! Ага, всю ночь! Не-е, мы же джентльмены! Хорошенькая, ага! Черт её знает, куда и откуда идёт. Молчит. Молчаливая, говорю, ничего не рассказывает. Сейчас к твоей станции идёт, сам и расспроси. Может, тебе повезет больше. Удачи, старина, конец связи.
И Джон на следующей станции уже был заинтригован до невозможности. К вечеру он не сходил с крыльца, а когда на тропе показывалась идущая быстрым шагом Лилиан, Джон уже мчался в хижину, ставить на огонь чайник. Лилиан предлагали ночлег (из уважения к даме линейный мастер и телеграфист спали валетом), Лилиан снабжали припасами, давали ей кучу советов и даже дарили подарки - так на одной из станций она получила вместо старой своей котомки настоящий рюкзак с широкими лямками и железными пряжками. Утром Лилиан отправлялась по тропе к следующей станции, а вперед неё по проводам летели вести о её передвижении. Так что, когда Лилиан добралась до городка Хазелтон, она уже была широко известна.
Хазелтон был большим, по меркам Британской Колумбии, городом - там была даже тюрьма и выпускалась газета. И пускай в этой тюрьме было всего восемь камер, а вся газета состояла из двух страниц без единой фотографии, это ничуть не умаляло величия Хазелтона. Редактор газеты, он же единственный корреспондент и наборщик, никак не мог пройти мимо такого материала: таинственная путешественница - кто она, и куда идёт?! Нет, золотоискатели-то по тропе летом проходили часто, но женщина и поздней осенью - это было что-то особенное. Эта загадка будоражила воображение.
Лилиан категорически отказывалась от любого общения и ни с кем не собиралась разговаривать. За долгие месяцы путешествия она уже научилась окорачивать все расспросы суровым взглядом и крепко поджатыми губами, не сплоховала она и тут. Газетчик не услышал от неё ни слова, а писать-то о чем-то надо было, поэтому очередную статью редактор "Хазелтонского весника" заполнил своими измышлениями и спекуляциями.
Лилиан газеты не интересовали, она вообще и читала-то с трудом. Не задержавшись в Хазелтоне и на день, Лилиан двинулась дальше по Телеграфной тропе, а провода над её головой гудели, передавая от станции к станции её историю. Пусть никто не знал её имени, но она уже стала местной знаменитостью.
В горах зима наступает рано, снег ложится уже в конце сентября, и температура даже днём держится ниже нуля. Лилиан, одетая примерно в то же, в чем она в марте выбежала из дома, мерзнет, ёжится, сутулится, но упорно идёт вперед, согреваясь лишь движением. Ботинки, которые она купила тысячу миль назад, давно развалились, и Лилиан по одному меняла их на случайно найденые в придорожных канавах мужские - сначала на одной ноге, потом, миль через сто, на другой. В носки ботинок она напихала бумаги, стельки смастерила из картона. Работники телеграфных станций приходят в ужас, когда видят её разномастные "дерьмоступы".
Станции нумеруются, начиная от Хазелтона; до городка Телеграф Крик их насчитывается одна дюжина, как раз на двенадцать дней пути. Телеграфист третьей станции после ухода Лилиан делится по проводу с коллегой своими опасениями, что вояж этой таинственной, вечно молчащей женщины через неделю-другую может закончиться плачевно: стоит Лилиан попасть в буран или просто подвернуть ногу - и она неминуемо замёрзнет во многих милях от ближайшего жилья. Надо что-то делать, решают связисты и отбивают телеграмму шерифу Хазелтона.
Из Хазелтона по следу Лилиан выезжает конный помошник шерифа и догоняет её уже на полдороге к Телеграф Крику. Загородив грудью коня дорогу Лилиан, он безукоризненно вежливо интересуется, куда юная леди держит путь. Лилиан нервным жестом показывает куда-то в сторону севера. Полицейский спрашивает, ждёт ли кто молодую леди в следующем городе? Лилиан поджимает губы и дёргает головой - нет, никто не ждёт. Помошник шерифа спешивается и, расстегнув полушубок так, чтобы была видна жестяная звезда, выражает желание посмотреть документы прекрасной путешественницы. Лилиан скидывает с плеча рюкзак и начинает в нём копаться, надеясь долгими поисками истощить терпение спрашивающего, но помощник шерифа, похоже, готов ждать вечно. Поиски, понятно, заканчиваются ничем и приходится признать - документов у неё нет никаких. Помощник шерифа просит его извинить, но он считает, что в таком случае всем заинтересованным сторонам будет лучше, всё же, вернуться в Хазелтон. Это означает, что Лилиан арестована за бродяжничество.
Единственный плюс всей этой истории в том, что теперь закутанную в одеяло Лилиан везут в Хазелтон на лошади.
(Продолжение следует)
Существует красивая и романтичная легенда, рассказывающая про
Лилиан Аллинг и её долгий путь на родину;
Легенда о женщине из Нью-Йорка, которая хотела достичь России пешком
через всю Америку, Канаду, Аляску и Берингов пролив.
И существует реальная история одинокой женщины, пробирающейся в 1927 году с рюкзаком и окованой железом палкой через заснеженные перевалы Канадских Скалистых гор.
Легенда красивее истории. Легенда литературнее истории. Всюду, где в реальные события привносится романтика и мораль, история исчезает и подменяется легендой. Легенда нужна людям, поскольку наделяет события замыслом, сюжетом, показывает осмысленность жизни. Есть Шервудский лес и есть деревня Локсли, но есть ли в них смысл без легенды о Робин Гуде?
Вот что говорит о Лилиан Аллинг легенда:
Летом 1927 года Лилиан Аллинг, молодая эмигрантка из России, из-за тоски по родине и не желая более выполнять черную работу чтобы прожить в Нью-Йорке, пораскинув мозгами, решила вернуться в Европу на свою родину. Так как она не имела денег на пароход, она решила отправиться в родную страну пешком. Она прошла Чикаго, Миннеаполис, Виннипег, отказываясь от всех приглашений подвезти её. Её видели на Юконе, на Телеграфной Тропе в северной части Канадской Британской Колумбии, направляющейся к Аляске - с небольшим рюкзаком на спине и длинной железной трубке в руке для защиты от диких животных и недружественных людей. Полиция города Хейзелтона посадила её под арест, желая помешать ей пересекать Скалистые горы зимой, но они были в состоянии только задержать ее до весны. Снова отправившись в путь, она пошла дальше по Телеграфной тропе, через безлюдные горные перевалы. Достигнув Доусона, она приобрела и отремонтировала старую лодку. Весной 1929 года она спустила её в воды реки Юкон сразу после ледохода; на ней она добралась до полуострова Сьюард. Дальше она отправилась по суше в направлении Нома и Берингова пролива. В последний раз её видели договаривающейся с эскимосами насчет пересечения Берингова пролива на лодке с целью достичь побережья Азии.
Собственно, это почти всё, что о Лилиан и известно. Эта таинственная история вдохновила не одну писательницу на сочинение повестей о путешествии Лилиан Аллинг. Подсознательно понимая, что идея попасть в Россию пешком через льды Аляски и Берингов пролив попахивает сумасшествием, а не тоской по родине, писательницы изобретали другие, более романтичные причины - на Российском берегу Лилиан ждал де возлюбленный, упасть в объятия которого она через всю Америку и стремилась. Непонятно только, почему она стремилась к нему исключительно пешком, отказываясь от всех предложений подвезти её на машине или отправиться пароходом. Как-то не очень-то и спешила, получается.
Австралийка Кассандра Пубис услышала легенду о Лилиан в двухтысячном году, и эта история завладела ей настолько, что Кассандра даже предприняла поиски в Нью-Йоркской библиотеке, чтобы найти какие-либо дополнительные сведения. Ничего там не обнаружив (причину этого мы поймём позднее), Кассандра задумала сама проехать и пройти по маршруту путешествия Лилиан, чтобы расспросить стариков и покопаться в местных архивах. Итогом этого паломничества явилась книга "Воронья дорога", вышедшая в 2001 году и рассказывающая больше о чувствах и мыслях самой писательницы, владевших ею в этом походе, о её ночных кошмарах, испытанных ею лишениях и даже голоде. Книга переполнена посторонними историями о Скалистых горах, о золотоискателях, о Телеграфной Тропе, местными легендами и индейскими мифами. В путешествие Кассандра отправилась не одна, а с подругой по имени Герри, и в течении поездки с ней полностью разругалась - эта склоке так же посвящено несколько десятков страниц. Очень много места Кассандра отводит своим звонкам мужу в Тасманию и той моральной поддержке, которую эти звонки ей оказывали. Словом, книга "Воронья дорога" является чем-то вроде автобиографии Кассандры Пубис. Это относительно занимательное чтение не даёт нам, однако, почти никакой новой информации о судьбе Лилиан Аллинг (кроме одного факта, о котором я расскажу ниже).
В 2007 году из под пера писательницы Эми Блюм выходит книга под названием "Вдаль", тоже базирующаяся на истории Лилиан Аллинг. Но только базирующаяся. Хорошо и интересно написаная книга повествует о некоей Лилиан Лейб, молодой и красивой девушке-иммигрантке, спасшейся от ужасов большевизма. Потеряв в 1922 году всю семью во время еврейского погрома в России, Лилиан в одиночестве бежит в Америку, решив начать новую жизнь в Новом свете. Но скоро она узнаёт, что ее дочь Софи выжила при погроме, и Лилиан отправляется в долгое путешествие на родину, приводящее ее из еврейского квартала в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде, через джаз и круговерть Сиэтла, вдоль легендарной Телеграфного тропы до Аляски и Сибири. Книга полна мягкого юмора, красочных деталей, мысленных монологов двадцатидвухлетней еврейской девушки, оказавшейся посреди чужой страны без денег и надежд, но не растерявшей присутствия духа и любви к жизни.
В том же году оперный театр города Ванкувера переносит историю Лилиан Аллинг на сцену. Безусловно прекрасная и музыкальная постановка в декорациях, затмевающих даже декорации для Аиды, рассказывает нам романтическую историю любви Лилиан и её обретенного в походе друга по имени Скотти Огилви (это реальный человек, в те годы работник телеграфа в Скалистых горах). Опера замечательна сама по себе, но, опять-таки, относится к истории реальной Лилиан Аллинг лишь боком.
Интерпретации множатся, легенда цветёт дальше, настоящая история остаётся непознанной.
Пора расссказать эту историю. По крайней мере, ту часть, которую можно еще разыскать в архивах.
Лилиан Аллинг не была эмигранткой из России. Она не была еврейкой из восточной Польши или Белоруссии, она не спасалась от погромов и большевиков. Реальная Лилиан Аллинг была стопроцентной американкой.
Родители её были датчанами.
В 1887 году на острове Элис-Айлэнд, где располагался пункт приёма иммигрантов из Старого света и первый переселенческий лагерь, на американскую землю ступили Нильс и Вильгельмина Аллинг, приехавшие рейсом из Копенгагена. Это была семья молодоженов - Нильс был девятнадцати лет от роду, а Вильгельмине стукнуло всего семнадцать. Америке нужны были сильные и здоровые переселенцы (тогда желающим стать американцами проверяли здоровье как каким-нибудь лошадям, и могли отказать даже на основании нехватки зубов во рту), Нильс обладал дефицитной профессией столяра, поэтому Аллингам разрешили въезд. Нильс поменял имя на более простое для американского слуха - Нелс, звучавшее почти как негритянское Нелсон. Вильгельмина менять имя не стала, и тоже трудностей не испытывала, поскольку юную девушку и так все звали Минни.
Аллинги на Дикий Запад не поехали, они поселились в городишке Перт Амбой, Миддлсекс, Нью Джерси, среди бывших соотечественников и родственников - дядюшка Нелса эмигрировал в Америку десятилетием ранее. Окна их дома выходили на местное кладбище, и часто стук плотницкого молотка и визг рубанка Нелса Аллинга заглушали звуки негритянского похоронного джаза, доносившиеся от могил.
Как только молодые переселенцы немного осмотрелись и устроились, пришла пора подумать и о детях. Первенца, родившегося в 1892 году, назвали Бенджамин Кристиан; через два года появилась на свет дочка Флоренс, а еще через три - в 1897 году - дочь Лилиан.
И вот в этом месте рассказа мне, к огромному моему нежеланию, приходится нанести по романтической легенде об отважной путешественнице сильный (и не последний) удар - девочка родилась полумёртвой и настолько слабой, что её смерти ожидали со дня на день. Лилиан (её успели окрестить) выжила, но разум её остался поврежден. Сейчас это называли бы "задержками умственного и психического развития". Ближайшим аналогом и иллюстрацией её состояния мог бы служить такой литературный персонаж, как Форрест Гамп.
Нелс и Вильгельмина тут же делают еще одну попытку, и у Лилиан менее чем через год появляется братик Октавиус. Эти роды прошли благополучно, и Аллинги несколько подуспокоились. Следующий ребенок, Минни, родится через четыре года, еще через пять появится на свет последний ребенок семейства Аллингов, малышка Анни.
Вернемся к Лилиан. Туповатые дети, вообще-то, не редкость, и потом они часто почти нагоняют своих сверстников в развитии, оставаясь всю жизнь, разве что, несколько инфантильными. Умной и развитой женщине было трудновато пробиться в мужском обществе начала века - только Первая мировая война разобъёт гендерные стереотипы - но глупенькая и красивая жена и сегодня нужна многим (лишь бы она ложку мимо рта не проносила). Но с Лилиан всё было хуже: ребенок никак не мог начать толком говорить.
К пяти годам это было уже очень заметно. Интеллект Лилиан был нарушен незначительно, то есть, она была более-менее социально адаптирована - могла помогать матери по хозяйству, убирать у отца в мастерской или задать корм курицам - но вот послать её в лавочку купить фунт пшена было невозможно иначе, как с запиской от матери. Говорить Лилиан могла, она не была немой, и не пыталась выразить свои мысли мычанием, но сказать хотя бы слово для неё было и событием, и испытанием. Словом, это был сверх-молчаливый, очень сдержаный и скупой на эмоции ребенок.
Закрепившаяся за Лилиан репутация дурочки ставила крест на её будущем - и семейном, и социальном. Она была обречена остаться старой девой. В самую пору пубертета судьба наносит ей еще один удар - в 1913 году, в возрасте всего лишь сорока трёх лет, умирает её мать. Мир становится вдвое холодней к шестнадцатилетней Лилиан. Потерю матери она переживает внешне спокойно, но в душе её начинает нарастать отчаяние.
Годом позже девятнадцатилетняя Флоренс выходит замуж и покидает отчий дом. На свадьбу сестры из городка Пассиак-сити приезжает и старший сын Аллингов, Бенджамин (он учился там на обойщика). Свадебное торжество, пусть и скромное, пробуждает в душе Лилиан смутные надежды - сначала старшая сестра нашла себе жениха, за ней придёт и моя очередь. От веселых звуков диксиленда Лилиан даже начинает улыбаться.
Но годы идут, и ничего не меняется, кроме того, что Лилиан теперь старшая по дому - она и за кухарку, и за прачку, и за птичницу. Бенждамин, закончив обучение, возвращается в родной дом и помогает отцу с изготовлением мебели. Торговля идет хорошо, семья нисколько не нуждается. Нелсу уже за пятьдесят и он планирует скоро отойти от дел, оставив бизнес на старшего сына. Положение Лилиан в роли "прислуги за всё" устраивает всех, кроме самой Лилиан. Младшие сёстры вертят хвостами, и на них уже заглядываются соседские парни, а Лилиан угрюмо ждёт своей очереди, не желая поверить, что очередь эта не придёт никогда.
Скоро женится Бенджамин Аллинг - в том же Пассиак-сити он нашел себе жену, милую женщину по имени Ирен, чуть старше себя, и у них уже появился младенец Лоуренс. Ну, теперь-то уж точно очередь Лилиан! Или нет?
Но вместо этого, жених появляется у этой несносной Минни! Она утверждает, что и так засиделась, а ведь ей всего двадцать пять! А Лилиан уже тридцать, и у неё даже никогда не было парня! Лилиан бунтует - она бьёт тарелки, пинает мебель, она плачет, стиснув зубы, она бросается на сестру с кулаками. Происходит страшный скандал. Не желающая из-за чудачеств дурочки-сестры терять шанс - может быть, последний! - выйти замуж, Минни "открывает шлюзы своего красноречия", и на сестру выплескивается вся грязь, накопившаяся у Минни в душе, причем, слово "дурочка" среди этого крика - еще самое невинное слово. Старый Нелс в эту склоку не вмешивается, предпочтя самоустраниться.
Этот скандал открывает Лилиан глаза. Она чужая в этом доме, весь мир против неё. Никогда она не будет счастлива. Никогда у неё не будет ни парня, ни мужа, ни младенчика. Лучше бы ей вообще не рождаться на этот свет.
Нарыдавшись в своей каморке, Лилиан решает наказать и домашних, и себя - она навсегда уйдёт из этого, ставшего таким чужим и враждебным, дома. Это самоубийственное решение, но Лилиан не рассуждает здраво. Покидав в холщевую котомку немножко одежды и прихватив банку со своими сбережения (она копила на свадьбу и приданое, и в банке за десятилетие набралось уже несколько сот долларов) Лилиан, топоча походными башмаками, скатывается по лестнице и выбегает за ворота. Взять с собой хоть какие-нибудь документы она и не подумала.
Так начинается долгое путешествие Лилиан Аллинг. Путешествие без цели, путешествие не "куда-то", а бегство "откуда-то", безнадежное, безостановочное движение вперед, куда глядят глаза, в попытке убежать от самой себя и от воспоминаний о несбывшемся. Она одна во всём мире, все люди ей враги, её единственное спасение - бегство в никуда, на закат, как можно дальше от дома, как можно дальше от людей.
Прочь. Away.
Лилиан не пытается "вернуться на родину", как то приписывает ей легенда. Её родина - Америка, а Дания для неё нечто чужое, она знает по-датски лишь пару слов, но и тех произнести не в состоянии. От Нью-Йорка до Копенгагена можно доплыть всего за 55 долларов, Дания достаточно далеко от Нью-Джерси, но медленный вояж на пароходе - плохая замена бегству на своих двоих, а Лилиан чувствует неодолимую потребность именно идти скорым шагом, теряя силы и натирая ноги. Её путешествие - в какой-то мере паломничество, трудная дорога к смерти и забвению, и её надо именно пройти, а если придётся, то и проползти.
Первая остановка на этом долгом пути - город Вифлеем, куда Лилиан входит уже затемно, полумертвая от усталости, пройдя за день почти тридцать миль. Над Вифлеемом светят звёзды, и хочется упасть и уснуть прямо на уличной скамейке, но Лилиан знает, что так поступать нельзя, если не хочешь быть арестованой за бродяжничество. Она, может быть, и дурочка, но не настолько. В пансионе "Святое семейство" каждый путешествующий пешком, наподобие волхвов, может получить койку всего лишь за четвертак, но уснуть у Лилиан еще долго не получается, так она переутомилась. В конце концов, она встаёт, зажигает свечу и принимается перешивать лямки на котомке, делая из неё что-то наподобие рюкзака. Завтра надо будет раздобыть где-то палку - против собак и людей. Людям она теперь не верит даже больше, чем собакам.
К чувству горечи, которое отныне неразрывно с Лилиан, примешивается новое и странное чувство какого-то удовлетворения - и первым самостоятельным поступком, уходом из дома, и тем, что она справилась, не пропала, смогла найти и крышу над головой, и еду - возле купальни в городке Хайбридж она купила хот-дог за два пенса. Сама, без записки от матери: просто ткнула пальцем и протянула деньги.
Она справится. Она сильная.
Нелс Аллинг, оставшийся с двумя младшими дочерьми, бегством Лилиан совершенно сбит с толку, он не знает, как поступить, чтобы еще больше не разозлить Минни, и в итоге даже не заявляет о пропаже дурочки-дочки в полицию, не говоря уже о том, чтобы давать объявления в газеты. Во всяком случае, в газетах той поры ничего о Лилиан нет, и полиция её не ищет. Ушла и ушла, взрослая уже. Деньги у неё есть, не пропадёт. Go west, young lady, go west.
И Лилиан идёт, идёт на запад. Теперь тридцать миль становятся её ежедневной нормой. Она ест в придорожных кафешках, ночует в отелях и пансионах, она купила себе подержанные, но еще крепкие башмаки, вместо деревянной палки в её руках теперь обрезок стальной водопроводной трубы - им она пользуется вместо посоха, обмотав ручку тряпкой, чтобы не пачкать ладони. Америка полна путешествующих автостопом и пешком в поисках работы, еще на одного пешехода никто не обращает внимания. Если кто-то и останавливает машину или повозку с предложением подвезти девушку, Лилиан отметает это предложение резким взмахом руки с зажатой в ней железной палкой и мрачным насупленым взглядом - и непрошеный доброхот отваливает, оставляя Лилиан наедине с её тоской и решимостью. Кроме палки у Лилиан есть и складной ножик - она позаимствовала его в одном пансионе, правда, оставив под подушкой за него целый доллар. Этим ножиком она иногда обрезает свои волосы, и так когда-то светлые, а теперь выгоревшие вообще до белизны бумаги.
Так как Лилиан путешествует без цели, ей всё равно, куда идти, лишь бы не останавливаться. Через месяц пути она уже миновала Чикаго - город она прошла насквозь, не рискнув в нём остановиться, и то на это потребовался целый день! К тому же, и цены в отелях Чикаго оказались кусачие! Да, наверное, и нельзя в большом городе вот так просто зайти в отель в запыленных башмаках и с куском железной трубы в руках - там сразу вызовут полицию! На окраине Лилиан находит ночлежку Армии Спасения; по крайней мере, там не задают вопросов, а брошюрки, которые они дали Лилиан с собой, сгодятся для разведения костра при случае.
Миннеаполис она просто обходит стороной.
Всё-таки, Лилиан хватает ума не идти через прерии - она забирает всё севернее и и севернее, и через два месяца пути достигает границы с Канадой.
Сорок девятая параллель в те годы была почти не маркирована. Пропускные пункты, где путешествующим нужно было отмечаться, стояли только на проезжих дорогах, но через границу вели сотни троп и тропинок, которые не охранялись никак. Так что, пересекая границу с Канадой, Лилиан не заметила ровно ничего. Она и понятия не имела, что перешла в другую страну. Лишь чуть в стороне от тропы она заметила брезентовый полог палатки и костровище - сюда несколько раз в месяц заглядывал верхом пограничный инспектор - но в тот момент рядом не было ни души, и Лилиан даже не замедлила шаг.
В записях пограничных служб США и Канады Лилиан Аллинг не числится.
К западу от Ванкувера лежит почти бесконечная равнина, однообразность которой заставляет убыстрять шаг. Четыре месяца Лилиан идёт на запад, ночуя на фермах и в крохотных городках, выходя с рассветом и не давая отдыха ногам до той поры, пока тени не начнут удлиняться. Приятно, что фермеры, как правило, не требуют денег за ночевку, а то половина сбережений Лилиан к этому моменту уже потрачена. Состояние души, которое во время этого долгого пути владеет Лилиан, можно охарактеризовать как "сон на ходу" - тоска перегорела, монотонность дороги нагоняет странное спокойствие, лишь не прекращающийся "зуд в пятках" гонит Лилиан вперед. Если бы не это стремление оставаться всё время в движении, её жизнь можно было бы даже назвать приятной. Прошлая жизнь в Нью-Джерси кажется сном. Минни? Кто такая Минни?
Постепенно на горизонте начинают вырисовываться горы, и они не сравнимы с теми, которые Лилиан оставила позади, когда брела через Огайо и Западную Вирджинию. На их вершинах лежит снег. Лилиан впервые видит снег в августе. Да, сейчас уже август 1927 года, и Лилиан Аллинг уже полгода не даёт себе передышки.
Карты у неё нет, где она находится - она не знает. Дорог она не разбирает и сначала пытается штурмовать горный склон "с разбега". Ну, не совсем, конечно. Увидев тропу, ведущую вверх по горной долине, Лилиан идёт по ней, пока тропа не кончается у какого-нибудь сарайчика или поленницы и не начинается почти отвесный каменный склон, тогда Лилиан возвращается и пробует следующую тропу. С десятой попытки ноги выводят её на перевал, и дальше уже всё проще. Лилиан не сожалеет о потеряном времени - времени у неё сколько хочешь.
Вдоль русла горной реки Лилиан проходит через селения Покахонтас и Джаспер. Жители провожают её взглядами. Лилиан лишь кивает на их удивленные приветствия, не замедляя шага. Люди её не интересуют. Она ощущает странное родство с горами, так же как она, дикими и одинокими. Кругом неё бурые краски осени, в расщелинах уже скапливается холод, по утрам на камнях блестит иней. Лилиан умывается ледяной водой из ручья, перехватывает поудобнее свой изрядно сточившийся уже железный посох и снова оставляет за плечами милю за милей. Она не знает, куда идёт. Она будет идти так, пока её не остановят люди или пока в груди не кончится завод пружины, накопившийся за тридцать прожитых лет.
Лилиан уже давно не та жизни не знающая дурочка, которой она убежала из дома. Она больше не инфантильная, она выросла. Теперь Лилиан Аллинг - сильная, выносливая женщина, способная при случае постоять за себя. В душе её нет надежды, но есть уверенность. Она даже перестала бояться говорить - жизнь заставила. Она, конечно, по прежнему молчалива (это у неё в характере) и часто обходится жестом или кривой улыбкой, но при случае Лилиан может уже и объясниться, пусть скупо, но понятно.
В местечке Принц Джордж она проходит мимо бревенчатой хижины, от которой дальше тянутся провода на невысоких столбах с перекладиной вверху. Это первая станция Юконской телеграфной линии - этому чуду техники предстоит сыграть в жизни Лилиан заметную роль.
Телеграфная линия в таком богом забытом месте была порождением золотой лихорадки конца девятнадцатого века, когда тысячи золотоискателей устремились вдоль отрогов Скалистых гор в направлении Клондайка. Их первый перевалочный лагерь раскинулся возле полузаброшенного городка Телеграф Крик. Связь с "Большой землёй" стала жизненной необходимостью, и в 1899 году Канадская служба почт и телеграфов начала строительство линии вдоль всего западного побережья страны. Электрические батареи были тогда довольно слабыми, поэтому телеграфные станции располагались миль через тридцать - как раз длина дневного перехода Лилиан. Избушки станций стояли очень уединенно. На каждой станции весь год жили двое - телеграфист и линейный мастер. Телеграфист почти круглосуточно принимал и записывал сообщения, затем вручную передавая их азбукой Морзе следующей станции, а линейный мастер поддерживал в порядке линию и соединял обрывы провода. Смена приходила раз в год, тогда же завозились и припасы. Всё остальное время служащие станций были предоставлены сами себе и своей работе. Надо ли говорить, что появление странной молчаливой женщины, симпатичной и таинственной, было для них целым событием?
- Алло, Джон, как слышишь меня, старина? - говорил в трубку линейный мастер, сидя на столбе, и скручивая вместе провода, освобожденные от прорезиненой оплётки. - А у нас тут женщина была! Ага, всю ночь! Не-е, мы же джентльмены! Хорошенькая, ага! Черт её знает, куда и откуда идёт. Молчит. Молчаливая, говорю, ничего не рассказывает. Сейчас к твоей станции идёт, сам и расспроси. Может, тебе повезет больше. Удачи, старина, конец связи.
И Джон на следующей станции уже был заинтригован до невозможности. К вечеру он не сходил с крыльца, а когда на тропе показывалась идущая быстрым шагом Лилиан, Джон уже мчался в хижину, ставить на огонь чайник. Лилиан предлагали ночлег (из уважения к даме линейный мастер и телеграфист спали валетом), Лилиан снабжали припасами, давали ей кучу советов и даже дарили подарки - так на одной из станций она получила вместо старой своей котомки настоящий рюкзак с широкими лямками и железными пряжками. Утром Лилиан отправлялась по тропе к следующей станции, а вперед неё по проводам летели вести о её передвижении. Так что, когда Лилиан добралась до городка Хазелтон, она уже была широко известна.
Хазелтон был большим, по меркам Британской Колумбии, городом - там была даже тюрьма и выпускалась газета. И пускай в этой тюрьме было всего восемь камер, а вся газета состояла из двух страниц без единой фотографии, это ничуть не умаляло величия Хазелтона. Редактор газеты, он же единственный корреспондент и наборщик, никак не мог пройти мимо такого материала: таинственная путешественница - кто она, и куда идёт?! Нет, золотоискатели-то по тропе летом проходили часто, но женщина и поздней осенью - это было что-то особенное. Эта загадка будоражила воображение.
Лилиан категорически отказывалась от любого общения и ни с кем не собиралась разговаривать. За долгие месяцы путешествия она уже научилась окорачивать все расспросы суровым взглядом и крепко поджатыми губами, не сплоховала она и тут. Газетчик не услышал от неё ни слова, а писать-то о чем-то надо было, поэтому очередную статью редактор "Хазелтонского весника" заполнил своими измышлениями и спекуляциями.
Лилиан газеты не интересовали, она вообще и читала-то с трудом. Не задержавшись в Хазелтоне и на день, Лилиан двинулась дальше по Телеграфной тропе, а провода над её головой гудели, передавая от станции к станции её историю. Пусть никто не знал её имени, но она уже стала местной знаменитостью.
В горах зима наступает рано, снег ложится уже в конце сентября, и температура даже днём держится ниже нуля. Лилиан, одетая примерно в то же, в чем она в марте выбежала из дома, мерзнет, ёжится, сутулится, но упорно идёт вперед, согреваясь лишь движением. Ботинки, которые она купила тысячу миль назад, давно развалились, и Лилиан по одному меняла их на случайно найденые в придорожных канавах мужские - сначала на одной ноге, потом, миль через сто, на другой. В носки ботинок она напихала бумаги, стельки смастерила из картона. Работники телеграфных станций приходят в ужас, когда видят её разномастные "дерьмоступы".
Станции нумеруются, начиная от Хазелтона; до городка Телеграф Крик их насчитывается одна дюжина, как раз на двенадцать дней пути. Телеграфист третьей станции после ухода Лилиан делится по проводу с коллегой своими опасениями, что вояж этой таинственной, вечно молчащей женщины через неделю-другую может закончиться плачевно: стоит Лилиан попасть в буран или просто подвернуть ногу - и она неминуемо замёрзнет во многих милях от ближайшего жилья. Надо что-то делать, решают связисты и отбивают телеграмму шерифу Хазелтона.
Из Хазелтона по следу Лилиан выезжает конный помошник шерифа и догоняет её уже на полдороге к Телеграф Крику. Загородив грудью коня дорогу Лилиан, он безукоризненно вежливо интересуется, куда юная леди держит путь. Лилиан нервным жестом показывает куда-то в сторону севера. Полицейский спрашивает, ждёт ли кто молодую леди в следующем городе? Лилиан поджимает губы и дёргает головой - нет, никто не ждёт. Помошник шерифа спешивается и, расстегнув полушубок так, чтобы была видна жестяная звезда, выражает желание посмотреть документы прекрасной путешественницы. Лилиан скидывает с плеча рюкзак и начинает в нём копаться, надеясь долгими поисками истощить терпение спрашивающего, но помощник шерифа, похоже, готов ждать вечно. Поиски, понятно, заканчиваются ничем и приходится признать - документов у неё нет никаких. Помощник шерифа просит его извинить, но он считает, что в таком случае всем заинтересованным сторонам будет лучше, всё же, вернуться в Хазелтон. Это означает, что Лилиан арестована за бродяжничество.
Единственный плюс всей этой истории в том, что теперь закутанную в одеяло Лилиан везут в Хазелтон на лошади.
(Продолжение следует)