Разбойник Кнайзель, самый любимый в Баварии убийца
Да, хреново начинается неделька!
(слова разбойника Кнайзеля, якобы сказанные им на эшафоте)
Футболку с этой фразой можно увидеть на баварских парнях и сегодня, спустя более чем сто лет после того, как разбойнику Кнайзелю отрубили голову на гильотине, а тёмное пиво из города Майзаха прославляет память Маттиаса Кнайзеля в розлив и на вынос. Бавария любит своих "романтиков с большой дороги". Разбойник Кнайзель, "баварский Робин Гуд" -- как и живший за 130 лет до него другой "хиазль" (искаж. Häußler, т.е. заключенный, преступник), Маттиас Клостермайер -- вошел в легенды, песни, поговорки, о нём снимают фильмы и пишут книги. Если я выгляну в окно, то далеко на горизонте я увижу лес, в котором когда-то прятался от жандармов этот бандит и убийца, а отец нашей бухгалтерши Моники, сам тоже из рода Кнайзелей, на вопрос "Как жизнь?" любит отвечать:
-- Да уж получше чем у разбойника Кнайзеля, которого повесили в тот понедельник!
Хотя, Маттиаса и не повесили, а отрубили ему голову, и не в понедельник, а в пятницу. Но, вслушайтесь -- в тот понедельник! -- то есть, сто тринадцать лет прошло, а как вчера помнится людям эта
Правдивая и поучительная история
трагичной, но гордой жизни разбойника Кнайзеля,
баварского Робин Гуда.
Маттиас был старшим, шестым братом в большой семье Кнайзелей; его матушка, Тереза Кнайзель, имела итальянские корни и происходила из рода Паскалине. Один из её родственников, приходившийся Маттиасу двоюродным дядей, когда-то был грабителем на почтовом тракте и кончил виселицей -- об этой истории в семье не говорили, но помнили всегда. Так что, юному Маттиасу было с кого брать пример.
Старый Кнайзель держал трактир или, скорее, худшего пошиба пивную, куда со всей округи любило собираться местное отрепье -- беда только, что пили они чаще всего в долг, а расплачиваться норовили краденым. Дела трактира шли плохо, и старый Кнайзель пытался поддержать их тем, что браконьерил в окрестных лесах, добывая дичь на мясо для посетителей, а два старших брата, Маттиас и Алоиз, помогали ему, Тереза же Кнайзель не брезговала перепродажей ворованых вещей; словом, это была еще та семейка.
Да и времена были под стать: 1875 год, война с Францией только что закончилась, Германия, хоть и победила, но дорогой ценой -- её экономика была в кризисе, свирепствовала безработица, милитаризация жизни привела к тому, что хорошо жилось только тем, кто был принят на государственную службу и носил мундир: почтовые и железнодорожные служащие, полиция и чиновники; всех их презрительно называли в народе "зеленые фраки". В те годы если человек уж попадал на самое дно, то выбраться ему было уже невозможно. "Один раз хиазль -- навеки хиазль", как говаривал папаша Кнайзель, набивая патроны для браконьерской охоты. Сыновья Маттиас и Алоис, одному шестнадцать, другому пятнадцать, понимающе кивали. Но про себя-то они знали, что жизнь "хиазля", бандита и грабителя, штука довольно привлекательная. Был когда-то такой Маттиас Клостермайер, по прозвищу "Баварский Хиазль", так про него даже книжку написали, и посетители отцовского трактира поют про него песни, когда хорошо выпьют и расчувствуются.
Году так в 1886-м, трактирное дело Кнайзелей, всё ж таки, прогорело, и семья вынуждена была продать заведение за гроши и перебраться вообще уже в глушь, на мельницу Шахермюле, которую Тереза Кнайзель унаследовала от своей итальянской родни. Прокормиться мельничным делом было совсем уж невозможно, и семья Кнайзелей выжвала только за счет мелкого воровства и браконьерства. В 1892 году подросшие уже Маттиас и Алоис идут на своё первое настоящее дело -- взламывают ризницу деревенской церкви и крадут оттуда позолоченную церковную утварь. Утром следующего дня Терезу Кнайзель ловят при попытке продать кубки и распятия. Полиция отправляется арестовывать разбойную семейку.
Папаша Кнайзель как раз сидел за столом перед разобраным ружьём и протирал промасленой ветошью детали затвора, поэтому, когда старшая из дочерей с белым лицом вошла в дом и сказала "Папа, это к тебе...", а за ней ввалились "зеленые фраки", то вооруженного сопротивления оказать не смог, а просто опрокинул на входящих стол и попытался бежать через заднюю дверь. Но мельница была окружена, от "зеленых фраков" во дворе зеленело в глазах, на папашу Кнайзеля набросились четверо, он каким-то чудом смог вырваться, но, оступившись, рухнул в канал, где его тут же затянуло под мельничное колесо. Жандармы достали его с другой стороны уже потерявшего сознание -- и не известно, то ли от удара лопастью колеса по голове, то ли от ударов, которыми потом наградили Кнайзеля разозленные полицейские, только старый Кнайзель скончался еще по дороге в участок, так и не придя в сознание.
Для Маттиаса и Алоиса произошедшее выглядело однозначно: "зеленые фраки" посадили под арест мать, убили ни в чем не повинного отца, а сестра им помогла тем, что провела незаметно в дом. Теперь жандармы непременно вернутся за обоими братьями, поэтому надо готовить дом к обороне, а первым делом запереть рыдающую и всячески обруганную сестру в задней комнате, чтобы снова не выдала кого. Шестнадцатилетний Маттиас теперь за старшего -- он командует, все должны подчиняться.
Ночь прошла тревожно, братья дежурили по очереди и не выпускали ружья из рук. Утром следующего дня местный священник, узнав, что подростки Кнайзель остались теперь без отца и матери (Терезу быстренько определили на два года в тюрьму), в сопровождении двух деревенских приставов отправился на мельницу вразумить пострелят и добиться от них согласия снова ходить в школу. Как только эта делегация приблизилась на расстояние выстрела, братья открыли по ним огонь, убив одного и тяжело ранив другого пристава. Сумевший убежать священник поднял тревогу, пытавшихся спрятаться в лесу братьев ловили с собаками, довольно быстро нашли и принудили сдаться.
Алоис, младший из братьев, героически взял на себя всю вину, рассчитывая, очевидно, что ему, как несовершеннолетнему, будет скидка. Но убийство полицейского -- это не тот случай, когда возможна поблажка, и пятнадцатилетнему Алоису дали пятнадцать же лет тюрьмы. Судьи посчитали, что Маттиас только помогал брату, поэтому и срок ему назначили меньший -- "всего лишь" четыре с половиной года.
По свидетельству конвойного, отвозившего Маттиаса в Нюрнбергскую тюрьму, тот еще в полицейском фургоне дал клятву:
"Когда я выйду на свободу, я буду вторым Баварским Хиазлем, и про меня тоже напишут книгу, вдвое толще, чем про того, первого Маттиаса. Как только я выйду, я убью многих, а начну с моей проклятой сестрёнки! Никогда больше они не словят меня, никогда не заставят они меня им поклониться, пусть хоть вобьют меня в землю!"
Алоис Кнайзель в 1896 году умер в тюрьме от туберкулёза, не дожив и до двадцати. Маттиаса тюрьма быстро перевоспитала - он решил начать честную трудовую жизнь, и был выпущен уже через два года.
Разумеется, в родной деревне для него работы не нашлось, только что отсидевшего - ладно еще за убийство, но за ограбление церкви! - даже батраком никто брать не хотел. Помыкавшись месяц, Маттиас решил, как многие безработные до него, податься на заработки в Мюнхен, но обнаружил, что посещение столицы ему теперь заказано - как неблагонадёжному. И где бы ни пытался Маттиас устроиться честно работать - всюду к его работодателям приходил очередной жандарм из местных и "дружески предупреждал" хозяина о криминальном прошлом нового работника, и не удивительно, что Маттиаса тут же выгоняли снова на дорогу. Один раз хиазль - навсегда хиазль.
Единственный человек во всем мире еще относится хорошо к бедняге - его двоюродная сестра Матильда, живущая с матерью в пригороде Мюнхена. С нею завязывается у Маттиаса короткий и безнадежный роман. Часто видеться они не могут - Кнайзелю посчастливилось найти-таки место ученика столяра в городочке Нуссдорф, что на реке Инн, почти на границе с Тиролем, так что влюбленных разделяет не менее семидесяти километров. В редкие свои выходные Маттиас на велосипеде преодолевает их за три-четыре часа, потом следует краткое свидание тайком (жандармы же так и шныряют!), и нашему Ромео снова приходится крутить педали отнюдь не гоночного, а вовсе старого и ржавого велосипеда.
Маттиас мечтает скопить немножко деньжат, добраться с Матильдой до Гамбурга и оттуда отправиться в Америку, в страну, где нет жандармов, где непочатый край работы, где в Калифорнии моют золото, и где бывшие хиазли со всего мира за один год могут стать миллионерами. Матильда готова бежать с ним, но денег нет, и скопить их не удаётся - снова к столяру приходит "зеленый фрак" и заставляет того дать ученику расчёт! Один раз хиазль - навсегда хиазль!
Маттиас в бешенстве мчится на велосипеде на семейную мельницу, за ружьём. Путь в Америку, похоже, можно расчистить лишь выстрелами и грабежом! Ночью, в паре со случайным тюремным знакомцем, Маттиас вламывается в еще одну церковь, теперь уже в богатом селе, и в ящике для пожервований грабители находят на пятьдесят марок мелочи и, неожиданно, два банковских чека, на 200 и на 500 марок, подписанные местным владельцем плантаций хмеля. Но не идти же с этими чеками в банк!
Маттиас пытается с большой скидкой продать эти чеки некоему Ригеру, знакомому зажиточному крестьянину, которому в своё время Тереза Кнайзель частенько сбывала краденное. Но банковские чеки - слишком горячая добыча, Ригер соглашается для вида, а сам наводит на Кнайзеля жандармов. Следует перестрелка - один из "зеленых фраков" убит на месте, другой ранен настолько тяжело, что умирает еще по дороге в больницу.
Официальный Мюнхен в гневе - какой-то щенок, почти мальчишка посмел убить двух представителей власти! Задета честь зеленого мундира! Схватить, посадить, расстрелять! Сезон охоты на разбойника Кнайзеля объявляется открытым.
Но Маттиасу, этому современному "одинокому ковбою" с отцовской двухстволкой вместо смит-и-вессона и с велосипедом вместо верного коня, долгое время чертовски везет - ему постоянно удаётся скрыться от погони и жандармов, он без труда обходит засады и заставы, лес его родной дом, а ружьё бьёт без промаха. Местные крестьяне скорее симпатизируют дерзкому преступнику - наконец-то нашелся хоть один, кто посмел бросить вызов власти и жандармам! Как не помочь такому молодцу куском хлеба или ночлегом на сеновале?! Но только бы не узнали жандармы - сидеть тогда крестьянину за соучастие!
Тут надо заметить, что в баварские жандармы охотно брали выходцев из Франкии - области севернее Дуная, почти и не Баварии уже, так что для баварских крестьян жандармы были чужаками, пришлыми, почти оккупантами, противостоять им почиталось за доблесть. А Маттиас Кнайзель, бедовый парень невысокого росточка, всего метр шестьдесят, да еще и с браконьерским прошлым, то есть умевший и ходить по лесу неслышно, и в засаде сидеть зверем не замеченный, жандармов обводил вокруг пальца с удивительной наглостью и мастерством!
Однажды жандармы обложили его в лесочке, окружив со всех сторон и пустив по его следу собак. Но Маттиас сумел вырваться - он спрятался у вывозившего на поля жидкий навоз крестьянина в его бочке! И посмеивающийся в бороду крестьянин провёз эту бочку через все заставы и мимо всех шлагбаумов и рогаток, и ни один жандарм даже и не подумал заглянуть внутрь, так воняла бочка! А вымыться и в реке ведь можно.
Мюнхенская жандармерия назначила за голову новоявленного "второго Баварского Хиазля" внушительную сумму награды, целую тысячу марок. Объявления о поимке, белевшие на всех столбах, расписывали приметы Маттиаса и, в подробностях, его "подвиги". В Баварии не стало и одного человека, который бы не знал о легендарном разбойнике. И то тут, то там в двери бедняков стучал человек с платком на лице и ружьём за спиной, говорил хозяину "Привет тебе от разбойника Кнайзеля" и скидывал с плеча к ногам пораженного крестьянина свежеубитую косулю, или пару зайцев, или кабана, не прося ничего взамен. Молва о добром и благородном разбойнике неслась впереди его велосипеда как на крыльях.
Конечно, этими поступками Маттиас покупал себе лояльность крестьян. Придёт зима, наступят холода, где скрываться разбойнику? Летом я принёс тебе дичь, зимой ты помоги мне ночлегом! Но ведь это произойдёт только зимой, а пока что - в кастрюле на плите варится свежее мясо, спасибо доброму разбойнику Кнайзелю!
За какой-то месяц Маттиас Кнайзель стал легендой. Истории о его подвигах передавались из уст в уста, обрастая новыми необычайными подробностями. В Мюнхене мелкие типографии печатали сатирические открытки, показывающие, как глупые жандармы ищут разбойника Кнайзеля под каждым кустом и не могут найти: "Ражбойник Кнойзель нейдёт в хойзель!" что на ужасном баварском диалекте означало, что по Маттиасу тюрьма хоть и плачет, но, похоже, никогда его так и не дождётся.
Собственная слава стала потихоньку кружить голову и самому Маттиасу. Позднее свидетели рассказывали суду, что, случалось, попадался им на лесной дороге серьёзный молодой человек, задававший им вопрос, слыхали ли они о разбойнике Кнайзеле. Если следовал ответ "нет, не слышал", то этот встречный говорил "Я это он и есть, и зеленым фракам меня никогда не поймать!", после чего молодой человек снова скрывался в зарослях. Так же любил Маттиас дать какой-нибудь деревенской девчонке большую серебрянную монету со словами "Сохрани её на память о разбойнике Кнайзеле!" Словом, Маттиас работал над продвижением бренда "разбойник Кнайзель" как мог.
Владелец цирюльни в городочке Пфаффенхоф зимним вечером в конце 1900 года хотел уже закрывать своё заведение, как с улицы, совершенно не таясь зашел человек, сел на табурет перед мастером и знаком показал, что хочет быть побрит. Когда парикмахер Фридрих Бланк исполнил требуемое, посетитель сказал: "Просто чтобы ты знал - ты брил сейчас разбойника Кнайзеля!", и с этими словами выбежал из цирюльни не заплатив, только его и видели. Газетную вырезку об этом необычном посещении и фотографию (конечно, постановочную) можно и сегодня видеть в парикмахерской Бланка на Привокзальной улице Пфаффенхофа.
Другая свидетельница, жена зажиточного крестьянина, однажды ограбленного Кнайзелем, рассказала суду, что разбойник был ко всему еще и явный безбожник, недаром он не чурался грабить церкви. Во время налёта на её дом, свидетельница упала перед разбойниом на колени, умоляя того не убивать её и дочь. Разбойник с усмешкой на лице выслушал её горячие молитвы, забрал все банковские билеты и золотые украшения из хозяйской шкатулки, после чего сказал с дьявольским сарказмом: "Ну, что? Помог тебе твой Господь?! Ведь я же всё равно ограбил тебя! А ты и дочка твоя мне не нужны, у меня есть подружка из города, не чета вам, деревенским курицам!"
Словом, разбойник Кнайзель наводил ужас на окрестных землевладельцев, заставлял жандармерию скрежетать зубами от бессилия и давал беднякам множество поводов для злорадного смеха над "зелеными фраками".
Долго ли, коротко ли, но вот сумма, необходимая для покупки билета на пароход до Америки была собрана. И тут удача отвернулась от Маттиаса, он допустил роковую ошибку - он запиской известил свою возлюбленную Матильду где он будет её ждать для совместного побега! Записка эта не попала по адресу, её нашла мать девушки и тут же побежала в полицию. Мюнхенская жандармерия тотчас отрядила шестьдесят до зубов вооруженных жандармов арестовать Маттиаса в его укрытии, на ферме Эгенхофен в пятнадцати километрах северо-западнее Мюнхена. То, что произошло дальше, получило в народе название "Битва Кнайзеля при Эгенхофене".
Полицейские окружили ферму со всех сторон и целые сутки медлили, опасаясь идти на приступ дома. Маттиас Кнайзель забаррикадировался с хозяином фермы изнутри, взяв того, по сути, в заложники. То из одного окна, то из другого хлестали меткие выстрелы. Осада близилась к ночи, нарастало опасение, что разбойник Кнайзель и теперь под покровом темноты уйдёт безнаказанным.
Наконец, жандармы, пустив вперед кавалерию, с примкнутыми штыками и нестройными криками побежали в атаку - против одного единственного преступника! В тридцати шагах передняя цепь нападающих пала на колено и открыла огонь, задние помогали, полицейские буквально изрешетили окна и двери пулями. Маттиас через прорехи в крыше отвечал одиночными выстрелами, но силы были слишком не равны. Получив ранение в живот, Маттиас Кнайзель потерял сознание, был взят бесчувственным и закован в наручники и ножные кандалы.
Тюремные врачи несколько месяцев лечили Маттиаса от ранения в печень. Рассказывают, что наглость раненного разбойника не имела границ; так уже на второй день после операции Маттиас ущипнул за зад сестру-монашку, отчего её пришлось даже перевести в другую больницу. Мюнхенские дамы из самого высшего общества посылали Маттиасу цветы в камеру и завалили его любовными письмами - на суде их фигурировала целая пачка (имён этих дам, конечно, не раскрывали). Но не экзальтированные дамы, а вполне разгневанные мужчины составляли группу присяжных, и Маттиаса Кнайзеля признали виновным по всем пунктам обвинения - разбой, убийства, грабежи.
Когда объявили приговор, присутствующая на процессе Матильда ударилась в слёзы, а старая Тереза Кнайзель настолько яростно кричала присяжным "Убийцы!", что её пришлось взять под стражу.
Вопреки традиции, предписывающей вешать преступников по понедельникам, разбойника Кнайзеля возвели на эшафот в неурочную пятницу - власти поспешили казнить "народного любимца" не дожидаясь волнений в массах. Из-за этих опасений Маттиас не был и повешен, как то предписывал закон для лиц его происхождения: разбойнику Кнайзелю отрубили голову на гильотине, словно аристократу. Рассказывают, что при экзекуции он держался молодцом, слегка лишь побледнев. Немедленно после приведении приговора в исполнение в продаже появилась открытка, живописующая Маттиаса Кнайзеля, уходящего с собственной казни с головой под мышкой, в окружении рыдающих и отдающих ему честь жандармов - якобы разбойник даже своей смертью выставил власти дураками.
Маттиас Кнайзель похоронен в Аугсбурге на католическом кладбище на Германштрассе в могиле для бедняков, захоронение было заброшено в 1935 году, надгробный камень в 1961 году перешел в частную собственность некоего семейства Шмидт. Серебряный талер, подареный Маттиасом деревенской девчонке с наказом "Помнить разбойника Кнайзеля" передавался в семье от матери к дочери почти сотню лет, сейчас он находится в музее Кнайзеля в городе Майзах.
