О страхах.
Недавно дорогая вселенная решила, что пора бы мне еще кое-что понять о жизни. Девочка моя, ты уже готова, объясняю доступно. Что уж может быть доступнее, чем встреча с одним из главных страхов в жизни, трудно сказать.
Я всегда боялась ослепнуть. С раннего детства потребность видеть, наблюдать, рассматривать, глазеть и поглядывать была важнейшим инструментом познания мира и способа самоопределяться. Несмотря на то, что с раннего детства же я весьма близорука, и, возможно, не в последнюю очередь благодаря тому, что у меня красивые глаза. И вот, это случилось. Я потеряла зрение левого глаза из-за острого кератита, воспаления роговицы, неизвестно каким образом вторгшегося в мое прекрасное бытие.
Полторы недели прошли в стационаре офтальмологического отделения. В один из этих долгих дней, я разглядывала правым глазом непривычно истончившиеся, подрагивающие руки с обкусанными заусенцами на пальцах и размышляла. Мало кто знает, что вообще-то я, несмотря на всю внешнюю корочку уверенности, очень боязливая, если не сказать трусоватая, девица. Верно, именно потому уже больше года жизнь складывалась так, что пришлось последовательно встретиться со всеми теми вещами, с которыми, как я полагала, просто не смогу. Первым пришел кризис с работой, когда целый год ее просто не было. Шел он, конечно же, под ручку со своим верным товарищем, кризисом самоидентификации. Кто я, что я, могу ли я, магнолия, тупое и необъяснимое. Угрохав год на метания, я поняла, что могу представлять из себя ровно то, что захочу, и заниматься тем, чем захочу. Мой бывший супруг, мужчина крупного ума, как-то заметил, что человек не воспринимает никакого опыта, кроме своего личного - поэтому вкладывать в чью-то голову старше трех лет светлые мысли попросту бессмысленно. Что ж, это действительно так, и чтобы осознать ценность банальностей, приходится их прожить.
Что дальше? Дальше был кризис брака. Когда-то я ощущала, что не смогу дышать без этих глаз. Когда я смотрела в них, сердце всегда пропускало пол-удара, что бы ни случалось между нами. Они и их обладатель были несравненной драгоценностью моей, порядком заплутавшей, души. Но люди никогда не верят, когда ты говоришь, что твое терпение не бездонно и может закончиться (к вопросу о личном опыте). В одну далеко не прекрасную ночь случился мой второй большой страх - я сказала накопившуюся правду, и еще привесила сверх того. Бог ты мой, как же я сожалела - тогда казалось, что еще немного терпения и умолчания спасли бы все. Оглядываясь назад, стоит признать ценность того стечения обстоятельств, которое привело к этому. С этого момента любовь-наваждение начала покидать меня. И окончательно покинула к октябрю прошлого года. Понимание, что я могу любить, но жить хорошо без этого человека рядом, пришло много-много раньше - как и понимание, что подвижничество ни к чему хорошему не приводит. Многие люди, бывшие рядом, так или иначе пытались перекроить меня, вырезав из моего угловатого квадрата удобный кружочек. И я соглашалась выкраиваться тут и там, в итоге втягиваясь по уши и путая компромиссы с прогибанием. Жить со спокойным "нет", без чувства вины за то, что я какая-то такая или не такая, жить совершенно одной, тоже было страшно. Но оказалось куда как душеполезнее. И я не пропала.
И вот теперь третий страх. И, так же, как и прежние, он принес много прекрасного. Признаться, я никогда не думала, что могу быть важна стольким людям. Можно прилепить к этому ощущению любой ярлычок, от комплекса неполноценности до крайней эгоцентричности, тут мне плевать. Но когда меня, за год привыкшую к крайнему одиночеству, начали навещать друзья и родные - да так, что медсестры со смехом кричали, "тебе поболеть-то вообще дадут?" - что-то во мне хрустнуло и страшно удивилось. Уйма людей, подчас знакомых совсем шапочно, писали мне слова ободрения, волновались за меня, желали выздоравливать, приходили в трескучие морозы, спрашивали, что принести вкусненького. Среди них были даже те, кого я вовсе не ожидала видеть в своей жизни. В частности, бывший мужчина, с которым мы когда-то расстались очень плохо, и который, как выяснилось, все еще трогательно помнил, что я люблю ягодные булочки. Время стирает все плохое, а потом, случается, предподносит приятные небольшие сюрпризы: в частности, отсутствие желания убить и теплую признательность за сдобу.
Кроме шуток, то, что со мной случилось, оказалось не только возможностью наконец выспаться вволю, но и той самой ситуацией, которая просто и однозначно показывает, кто друг, а кто поросячий хвостик. И здесь нет никаких двойственных толкований.
Еще несколько месяцев назад, я думала, что снова, верно, делаю что-то не так, раз рядом - никого. Оказалось, просто надо попросить. И этой был четвертый страх. Одному богу известно, откуда у интеллигентной девочки из хорошей семьи взялись вполне уркаганские установки насчет "не верь, не бойся, не проси", но все три, как выяснилось, для вольной жизни совсем непригодны. Очень страшно разрешить себе поверить, побояться и попросить, ведь могут обмануть, надсмеяться и отказать. Этот страх будто погружает тебя в криогенную заморозку, когда ты, хрупкий и готовый расколоться от малейшего удара, готов ничего не делать, не менять, лишь бы не было хуже, лишь бы не встречаться с этим. Но, оно того стоит. Все эти добрые, заботливые, по-хорошему участливые, смеющиеся лица вокруг доказали это. Спасибо вам, ребята. Спасибо, мама и папа, бабушка - вы все были рядом, поддерживали меня. Спасибо.
Сейчас, к мне вернулось зрение. Стало немножко хуже, чем было, но я снова вижу обоими глазами. Радужка моих знаменитых синих глаз поблекла, сейчас они просто голубые. Когда сладчайшая подруга Лукоянова привезла меня домой, вечером она показала мне снимок, который мы сделали за три дня до болезни, для рабочего сайта. И я, несколько уныло размышлявшая о перспективах минимум полгода носить опостылевшие еще в юности очки, замерла. Страх номер пять, утратить оригинальность цвета глаз, самый неповторимый штрих и отличительную особенность, ярко обозначился, выплыв из темноты, и тут же погас. На снимке была просто красивая и смеющаяся девушка. Я никогда не смотрела на себя так, как сейчас, новыми глазами. И не видела своей красоты. И всегда считала своего рода дурным тоном признавать ее самой.
Но, когда я выходила из палаты к пришедшим навестить - ненакрашенная, в мятой толстовке, сильно осунувшаяся и бледная, с больными глазами - ни в чьем взгляде, дошло до меня, не ощущалось ни брезгливости, ни насмешки, ни удивления. Сложно описать, что именно поменялось во мне. "Будь собой", слышали мы все тысячу раз. И снова, это то, что нужно поймать и ощутить самому, иначе эта фраза всего лишь непонятные, бессмысленные звуки.
И мне больше не страшно. Не страшно иметь свои дурацкие привычки, не страшно болеть, не страшно остаться одной и быть с кем-то. Не страшно, что подумают, не страшно написать этот откровенный текст, и не страшно употребить в нем чудовищное количество местоимения "я", которое, как и красота, спокойствие, безмужье и мой настоящий характер, ранее казалось чем-то почти неприличным.
Я вижу. И вижу по-новому. И очень этому рада.
Я всегда боялась ослепнуть. С раннего детства потребность видеть, наблюдать, рассматривать, глазеть и поглядывать была важнейшим инструментом познания мира и способа самоопределяться. Несмотря на то, что с раннего детства же я весьма близорука, и, возможно, не в последнюю очередь благодаря тому, что у меня красивые глаза. И вот, это случилось. Я потеряла зрение левого глаза из-за острого кератита, воспаления роговицы, неизвестно каким образом вторгшегося в мое прекрасное бытие.
Полторы недели прошли в стационаре офтальмологического отделения. В один из этих долгих дней, я разглядывала правым глазом непривычно истончившиеся, подрагивающие руки с обкусанными заусенцами на пальцах и размышляла. Мало кто знает, что вообще-то я, несмотря на всю внешнюю корочку уверенности, очень боязливая, если не сказать трусоватая, девица. Верно, именно потому уже больше года жизнь складывалась так, что пришлось последовательно встретиться со всеми теми вещами, с которыми, как я полагала, просто не смогу. Первым пришел кризис с работой, когда целый год ее просто не было. Шел он, конечно же, под ручку со своим верным товарищем, кризисом самоидентификации. Кто я, что я, могу ли я, магнолия, тупое и необъяснимое. Угрохав год на метания, я поняла, что могу представлять из себя ровно то, что захочу, и заниматься тем, чем захочу. Мой бывший супруг, мужчина крупного ума, как-то заметил, что человек не воспринимает никакого опыта, кроме своего личного - поэтому вкладывать в чью-то голову старше трех лет светлые мысли попросту бессмысленно. Что ж, это действительно так, и чтобы осознать ценность банальностей, приходится их прожить.
Что дальше? Дальше был кризис брака. Когда-то я ощущала, что не смогу дышать без этих глаз. Когда я смотрела в них, сердце всегда пропускало пол-удара, что бы ни случалось между нами. Они и их обладатель были несравненной драгоценностью моей, порядком заплутавшей, души. Но люди никогда не верят, когда ты говоришь, что твое терпение не бездонно и может закончиться (к вопросу о личном опыте). В одну далеко не прекрасную ночь случился мой второй большой страх - я сказала накопившуюся правду, и еще привесила сверх того. Бог ты мой, как же я сожалела - тогда казалось, что еще немного терпения и умолчания спасли бы все. Оглядываясь назад, стоит признать ценность того стечения обстоятельств, которое привело к этому. С этого момента любовь-наваждение начала покидать меня. И окончательно покинула к октябрю прошлого года. Понимание, что я могу любить, но жить хорошо без этого человека рядом, пришло много-много раньше - как и понимание, что подвижничество ни к чему хорошему не приводит. Многие люди, бывшие рядом, так или иначе пытались перекроить меня, вырезав из моего угловатого квадрата удобный кружочек. И я соглашалась выкраиваться тут и там, в итоге втягиваясь по уши и путая компромиссы с прогибанием. Жить со спокойным "нет", без чувства вины за то, что я какая-то такая или не такая, жить совершенно одной, тоже было страшно. Но оказалось куда как душеполезнее. И я не пропала.
И вот теперь третий страх. И, так же, как и прежние, он принес много прекрасного. Признаться, я никогда не думала, что могу быть важна стольким людям. Можно прилепить к этому ощущению любой ярлычок, от комплекса неполноценности до крайней эгоцентричности, тут мне плевать. Но когда меня, за год привыкшую к крайнему одиночеству, начали навещать друзья и родные - да так, что медсестры со смехом кричали, "тебе поболеть-то вообще дадут?" - что-то во мне хрустнуло и страшно удивилось. Уйма людей, подчас знакомых совсем шапочно, писали мне слова ободрения, волновались за меня, желали выздоравливать, приходили в трескучие морозы, спрашивали, что принести вкусненького. Среди них были даже те, кого я вовсе не ожидала видеть в своей жизни. В частности, бывший мужчина, с которым мы когда-то расстались очень плохо, и который, как выяснилось, все еще трогательно помнил, что я люблю ягодные булочки. Время стирает все плохое, а потом, случается, предподносит приятные небольшие сюрпризы: в частности, отсутствие желания убить и теплую признательность за сдобу.
Кроме шуток, то, что со мной случилось, оказалось не только возможностью наконец выспаться вволю, но и той самой ситуацией, которая просто и однозначно показывает, кто друг, а кто поросячий хвостик. И здесь нет никаких двойственных толкований.
Еще несколько месяцев назад, я думала, что снова, верно, делаю что-то не так, раз рядом - никого. Оказалось, просто надо попросить. И этой был четвертый страх. Одному богу известно, откуда у интеллигентной девочки из хорошей семьи взялись вполне уркаганские установки насчет "не верь, не бойся, не проси", но все три, как выяснилось, для вольной жизни совсем непригодны. Очень страшно разрешить себе поверить, побояться и попросить, ведь могут обмануть, надсмеяться и отказать. Этот страх будто погружает тебя в криогенную заморозку, когда ты, хрупкий и готовый расколоться от малейшего удара, готов ничего не делать, не менять, лишь бы не было хуже, лишь бы не встречаться с этим. Но, оно того стоит. Все эти добрые, заботливые, по-хорошему участливые, смеющиеся лица вокруг доказали это. Спасибо вам, ребята. Спасибо, мама и папа, бабушка - вы все были рядом, поддерживали меня. Спасибо.
Сейчас, к мне вернулось зрение. Стало немножко хуже, чем было, но я снова вижу обоими глазами. Радужка моих знаменитых синих глаз поблекла, сейчас они просто голубые. Когда сладчайшая подруга Лукоянова привезла меня домой, вечером она показала мне снимок, который мы сделали за три дня до болезни, для рабочего сайта. И я, несколько уныло размышлявшая о перспективах минимум полгода носить опостылевшие еще в юности очки, замерла. Страх номер пять, утратить оригинальность цвета глаз, самый неповторимый штрих и отличительную особенность, ярко обозначился, выплыв из темноты, и тут же погас. На снимке была просто красивая и смеющаяся девушка. Я никогда не смотрела на себя так, как сейчас, новыми глазами. И не видела своей красоты. И всегда считала своего рода дурным тоном признавать ее самой.
Но, когда я выходила из палаты к пришедшим навестить - ненакрашенная, в мятой толстовке, сильно осунувшаяся и бледная, с больными глазами - ни в чьем взгляде, дошло до меня, не ощущалось ни брезгливости, ни насмешки, ни удивления. Сложно описать, что именно поменялось во мне. "Будь собой", слышали мы все тысячу раз. И снова, это то, что нужно поймать и ощутить самому, иначе эта фраза всего лишь непонятные, бессмысленные звуки.
И мне больше не страшно. Не страшно иметь свои дурацкие привычки, не страшно болеть, не страшно остаться одной и быть с кем-то. Не страшно, что подумают, не страшно написать этот откровенный текст, и не страшно употребить в нем чудовищное количество местоимения "я", которое, как и красота, спокойствие, безмужье и мой настоящий характер, ранее казалось чем-то почти неприличным.
Я вижу. И вижу по-новому. И очень этому рада.