Доклад по Ремарку 2 - Капитуляция перед смертью 2
Перестать был Человеком, стать машиной или зверем, чтобы выжить - это единственно, что им предложено, кроме смерти.
Роман можно разделить на две части.
Мы встречаем его героев после двух лет прохождения ими военной службы. Они уже обстрелянные в боях опытные солдаты. Циничные «молодые старики», готовые на многое чтобы выжить на войне. Забывшие многое из своего «человеческого» мирного опыта. Но маски циничных и бравых вояк еще не стали для них сутью. Посещение родного городка Паулем в очередном отпуске - рождает в нем переживания, которые имеют своей природой «мирное» начало. И хотя сам Пауль отмечает, что вступить в полноценное взаимоотношение с этим прошлым он не может, но надеется, что это произойдет позже. Жизнь еще может победить смерть!
Это прошлое для Пауля тесно связано с образом матери. Рядом в ней он мог быть человеком, а не солдатом. Но мать тоже забирает смерть. И ему остается только война, где он убивает других людей. Но убивает их как идею, как схему, враждебную ему, но не имеющей личностного начала.
«Он первый человек, которого я убил своими руками и который умирает у меня на глазах, по моей вине. Я многое бы отдал за то, чтобы он выжил. Так тяжко лежать здесь и смотреть, как он умирает.
- Товарищ, я не хотел убивать тебя. Если бы ты спрыгнул сюда еще раз, я не сделал бы того, что сделал, - конечно, если бы и ты вел себя благоразумно. Но раньше ты был для меня лишь отвлеченным понятием, комбинацией идей, жившей в моем мозгу и подсказавшей мне мое решение. Вот эту-то комбинацию я и убил».
Убивали как мертвые механизмы войны:
«В эти минуты мы действуем как автоматы, - иначе мы остались бы лежать в окопе, обессиленные, безвольные… Наше тяжелое, учащенное дыхание - это скрежет раскручивающейся в них пружины…».
То есть предельно отчужденные от своего Человеческого начала. И на место этому началу приходит одно из двух: машина или зверь. Но и то и другое - смерть Человека.
«…как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми-полуживотными…».
«Мы превратились в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты в людей, - какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках?».
«Если, отправляясь на передовую, мы становимся животными, ибо только так мы и можем выжить».
«…жизнь сосредоточилась на том, чтобы не прокараулить угрожающую ей отовсюду смерть; наша жизнь превратила нас в мыслящих животных, чтобы вооружить нас инстинктом».
Перестать был Человеком, стать машиной или зверем, чтобы выжить - это единственно, что им предложено, кроме смерти. Но Пауль едет в отпуск и после него в нем воскрешает Человек.
В первом же деле он проклинает отпуск, который мешает ему в разведке снова быть машиной или зверем. Ставит под угрозу его выживание. Он начинает видеть за этой схемой с врагами - живых людей. Сперва русских пленных, потом зарезанного им француза. Это и приводит его к тому финалу, когда он осознает невозможность возвращения себя в то довоенное состояние, символом которого являлась умирающая мать.
Для Пауля остается только одна реальность. Та, в которой он убивает людей. Та, в которой он сам уже мертв. И она ему отвратительна. Но она единственное, что у него есть. И семьей его становится фронтовые товарищи. Кат…Это образ всего. И отца. И матери, и друга и брата… С его смертью для Пауля обрывается последняя надежда быть не одному в этом мире:
«Кат умер.
Я медленно встаю.
- Ты возьмешь его солдатскую книжку и вещи? - спрашивает меня санитар.
Я киваю головой, и он передает мне и то, и другое.
Санитар удивлен:
- Ведь вы не родственники?
- Нет, мы не родственники. Нет, мы не родственники.
Что это, неужели я иду? Неужели у меня еще есть ноги?
…
Больше я ничего не помню».
Но ведь дело не в самом Пауле, его товарищах, и даже их пути к смерти. Если закончить только на этом, то мы так и не выйдем за пределы окопной правды. Весь мир, все воюющие страны, со своими правительствами и народами шли этим путем. Ремарк описывает не отчаяние какой-то группы немецких юношей на войне. Он описывает сумасшествие мира, бросившего этих ребят в это сражение за человечность и оставившего их один на один в этой войне. Эти ребята точно знают, что их предали в этой войне со смертью за свою Жизнь:
«У этих воспитателей всегда найдутся высокие чувства, - ведь они носят их наготове в своем жилетном кармане…
Ведь Кантореков были тысячи…
Они должны были бы помочь нам.
…теперь мы кое-что поняли, мы словно вдруг прозрели. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось. Мы неожиданно очутились в ужасающем одиночестве, и выход из этого одиночества нам предстояло найти самим».
Это не просто разрыв поколений. Это предательство детей со стороны старшего поколения, всей культуры и цивилизаций, которые бросила Пауля и его товарищей один на один с этими страшными вопросами. В этом очередном переходе от окопной правды к идейной, я не сгущаю краски. В ходе переживания своего одиночества люди подвергают сомнению все:
Государство:
«…они все еще твердили, что нет ничего выше, чем служение государству, а мы уже знали, что страх смерти сильнее…».
«- Эх ты, Тьяден, народ тут надо понимать как нечто целое, то есть государство! - восклицает Мюллер.
- Государство, государство! - Хитро сощурившись, Тьяден прищелкивает пальцами. - Полевая жандармерия, полиция, налоги - вот что такое ваше государство. Если ты про это толкуешь, благодарю покорно!».
И хотя сразу же следует очень важное разделение понятий государство и Родины, но сразу же встает вопрос - а как это разделение помогает принять войну? Никак! Мать Пауля, умирает. Родной город - его не принимает. Любви - нет. Где она? В чем она - Родина?
Цивилизация:
«Если бы мы были более сложными существами, мы давно бы уже сошли с ума».
«Я вижу, что лучшие умы человечества изобретают оружие, чтобы продлить этот кошмар, и находят слова, чтобы еще более утонченно оправдать его».
«Различия, созданные образованием и воспитанием, почти что стерты, они ощущаются лишь с трудом. Порой они дают преимущества, помогая лучше разобраться в обстановке, но у них есть и свои теневые стороны, они порождают ненужную щепетильность и сдержанность, которую приходится преодолевать. Как будто мы были когда-то монетами разных стран; потом их переплавили, и теперь на них оттиснут один и тот же чекан».
«Леер стонет и выжимается на локтях; он быстро истекает кровью, и никто не может ему помочь. Через несколько минут он бессильно оседает на землю, как бурдюк, из которого вытекла вода. Что ему теперь пользы в том, что в школе он был таким хорошим математиком…»
«Внешние формы нашего бытия мало чем отличаются от образа жизни бушменов, но если бушмены могут жить так всю жизнь, потому что сама природа создала их такими, а напряжение духовных сил может привести только к тому, что они станут более развитыми существами, то у нас дело обстоит как раз наоборот: мы напрягаем свои внутренние силы не для того, чтобы совершенствоваться, а для того, чтобы спуститься на несколько ступеней ниже».
Ребятам, задающимися этими вопросами и разочаровавшимися в фундаментальных константах бытия: Родина, государство, культура и цивилизация просто некуда возвращаться с войны. У них нет будущего, живой жизни.
«Долгие годы мы занимались тем, что убивали. Это было нашим призванием, первым призванием в нашей жизни. Все, что мы знаем о жизни, - это смерть. Что же будет потом? И что станется с нами?»
«Жажда жизни, тоска по дому, голос крови, пьянящее ощущение свободы и безопасности. Но все это только чувства. Это не цели.
Если бы мы вернулись домой в 1916 году, неутихшая боль пережитого и неостывший накал наших впечатлений вызвали бы в мире бурю. Теперь мы вернемся усталыми, в разладе с собой, опустошенными, вырванными из почвы и растерявшими надежды. Мы уже не сможем прижиться».
И эти мысли, приведшие к тому, что Пауль смиряется со смертью и физической и большей, чем физическая.
«Я встаю. Я очень спокоен. Пусть приходят месяцы и годы, - они уже ничего у меня не отнимут, они уже ничего не смогут у меня отнять. Я так одинок и так разучился ожидать чего-либо от жизни, что могу без боязни смотреть им навстречу» .
прозвучали в первый раз в самом начале романа:
«Ведь все, что мы умеем, это играть в карты, сквернословить и воевать. Не очень много для двадцати - слишком много для двадцати лет».
Дело не в одном Пауле и не в сотнях тысячах таких как он немецких, французских, русских, английских (и так далее, все в этой войне приняли участие более 36 стран, населением более 1 млр человек - 62% от населения планеты http://www.bereg.ru/sprav_info/inform/vov.shtml). Дело в том, что их коллективно лишили этого будущего, поставив под сомнение их право быть людьми, вести себя как люди, то есть Жить. А вместо этого им было предложено стать автоматами для убийства, то есть умереть.
«Мы прежде всего солдаты, и лишь где-то на заднем плане в нас каким-то чудом стыдливо прячется человеческая личность».
«Над нами тяготеет проклятие - культ фактов. Мы различаем вещи, как торгаши, и понимаем необходимость, как мясники. Мы перестали быть беспечными, мы стали ужасающе равнодушными. Допустим, что мы останемся в живых; но будем ли мы жить?»
Более того, обесценивание человеческой жизни, приводить к девальвации и понятия Человек.
«…человек как таковой - перво-наперво скотина, и разве только сверху у него бывает слой порядочности, все равно что горбушка хлеба, на которую намазали сала…»
Помните, сену с гибелью лошадей.
«Я еще никогда не слыхал, чтобы лошади кричали, и мне что-то не верится. Это стонет сам многострадальный мир, в этих стонах слышатся все муки живой плоти, жгучая, ужасающая боль. Мы побледнели. Детеринг отходит в сторону и говорит в сердцах:
- А эти-то твари в чем провинились, хотел бы я знать!
Потом он снова подходит к нам. Он говорит взволнованно, его голос звучит почти торжественно:
- Самая величайшая подлость, - это гнать на войну животных, вот что я вам скажу!».
С тем, что человек заслужил этот ад, после увиденного на войне, а главное в самих себе, солдаты уже не спорят. Но лошади-то за что? - вопрошают они. Они чище нас! Опять же попытка спасти раненую собаку, стоившая жизни и здоровья нескольким солдатам.
Что все это такое?
Это как раз и есть та гибель проекта, отразившаяся в той самой окопной правде, которую зачем-то пытаются противопоставить идейной.
Мне надо заканчивать. Я выписал множество цитат из романа, которые меня потрясли своей обличающей правдой. Когда я пытался их свести во что-то единое и включить в свой доклад, у меня это получилось не сразу. Как-то само собой вышло, что я решил перечитать Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис), чтобы как-то соотнести по масштабу трагичности роман Ремарка с, казалось бы, безысходным описанием гибели мира. Но Апокалипсис оказался просто оптимистической трагедией, на фоне сюжета романа. В нем осталось место понятию Человек и будущему для Человека. Там есть место Жизни.
Кстати, какое-то время пытался читать параллельно и вторую книгу на тему Первой мировой - роман Анри Барбюса «Огонь. Дневник взвода». Нам его предстоит разбирать после Ремарка. Так, вот, французский автор создал картину, в которой все же есть место свету и надежде. В которой у человека есть куда вернуться, чтобы сновать стать самим собой. У Ремарка - такого места, цели, направления нет.
Завершить я хочу цитатами, описанием снов Пауля Боймера. Снов или грез. В них он непременно идет.
«Дни, недели, годы, проведенные здесь, на передовой, еще вернутся к нам, и наши убитые товарищи встанут тогда из-под земли и пойдут с нами; у нас будут ясные головы, у нас будет цель, и мы куда-то пойдем, плечом к плечу с нашими убитыми товарищами, с воспоминаниями о фронтовых годах в сердце. Но куда же мы пойдем? На какого врага?»
«Солдат, который все шагает и шагает под огромным пологом ночного неба. Солдат, идущий вперед, потому что на нем сапоги, и забывший все, кроме того, что ему надо идти вперед. Что это там вдали?».
Ничего. Сметь победила.