- Сядь! - сказал доктор и ткнул в какую-то медицинскую лавку, обитую клеёнкой.
Пашка сел.
- Спробуй рыбу! - сказал доктор. - Подожди!
Он налил Пашке и они чокнулись двумя пробирками. Сволочь спирт вкрадчиво полез в тело. Пашка вспотел, штаны прилипли к медицинской лавке.
- Я пойду, - сказал Пашка, - я тут дверь спереть обещал.
- Кому обещал-то? - поинтересовался врач, сося рыбью голову.
- Да этому, - мотнул головой Пашка, - непривитому...
***
...Пашка шёл на тот край упереть дверь. Валька возвращалась с Хутора домой. Шкалик залёг на мосту с пулемётом. Казалось, во всём мире не было любви и согласия. И только на кладбище целовались...
Врач сидел перед Игнатием, застенчиво разглаживая лежащий на коленях хребет рыбы.
- Ты ж его в хате осматривал, - удивился Игнатий.
- Мало, что я осматривал! - отмахнулся врач. - А всё равно говорю: прививка!
- Чистый Дарвин, - понурился поп, теребя пробирку. - Сам же осматривал! Креста на тебе нема. От чего прививать-то будешь?
Доктор поскрёб лысину плавником.
- А бога нет! - неожиданно сообщил он Игнатию. - Съел?
- Ты вот что, - сурово сказал поп, - не твоего пёсьего ума это дело. Собака, чёрт, что выдумал! Прививай иди давай, сволота такая!
Лысый уставился на Игнатия вострыми глазками.
- Не, ну раз правда хочешь....
***
...Волоча дверь, Пашка вылез в проулок. Со стороны кладбища раздавались вопли и выстрелы.
- И этим покою нету, - поделился с дверью Пашка. - Чисто индейцы...
***
- Ну, дай бог! - сказал лысый, отложив шприц. - Пульс только слабый.
- Курить ему можно? - спросил студент.
Врач с сомнением поглядел на Зеленухина.
- А я хрен его знает, - сказал он и туманно добавил, - это теперь как вакцина...
От стены отплыл председатель:
- Шо значит - пульс?!
***
Тот край уже в панике путался меж крестов и звёзд, ломая загородки и спугивая и без того пугливых целующихся с хорошо насиженных могил. Шкалик ждал. Влюблённых брала истовая оторопь: им казалось, что это именно родители снарядили за ними такую погоню. Оставался только мост. Но если б они знали, что на мосту их ещё ждет и Шкалик!...
***
Игнатий с лысым наполнили пробирки. В дверь ткнулся студент в больничной пижаме, стоявшей колом.
- Сами в саванах ходят, а сами за Дарвина своего... - оценил пижаму Игнатий.
Дверь была таки тяжёлая. Пашка мучился, но пыжился.
- Так помрёшь, - обижался Пашка, - никто и двери не принесёт.
***
- А это... - спросил студент, - дома-то его никто не ждёт, вашего-то?
- А он тебе что, на опыты? - сурово откликнулся поп, выпив. - Я те дам! На кладбище его ждут. Смотри, не трогай!
Студент пожал плечами и удалился со странными словами: «Ну пойду скажу...». А в дверь вошёл председатель. Он с сомнением прочитал бумажку на предложенной пробирке и, стесняясь, спросил:
- А шо сюда раньше наливали?...
И тут же, выпив, спросил опять:
- Слухайте, хлопцы, а от чего пульс бывает?...
Вальке оставалось пересечь кладбище. Как вечно влюблённая, она его не боялась. Валька открыла калитку и пошла медленно, печальная, но ласкаемая звуками поцелуев, легкими и прохладными, словно дождь в августе после дня святого Ильи.
***
- Глупяки какие-то, - обиделся студент. - Я, что ли, виноват?! Мне сказали - на кладбище ждут, ну я его и послал туда. Сами ж говорили!
Лысый ликовал.
- И как он? - осторожно спросил Игнатий, - взял и пошел? Сказал шо-то? Не?
- Пошёл, - кивнул студент, - и сказал. У вас, говорит, всех, что ли, отсюда на кладбище посылают? Ну и пошёл. Странный такой... Как не в себе человек...
- Во так вот! - просипел, крестясь пробиркой, председатель. - Помер - и не в себе!
- Моя пробирка-то, - заметил студент, - вчера сдавал... Ты б не пил с неё...
***
Шкалик понимал, что люди ждут от него геройских слов и не знал, чего ему сказать. Если крикнуть «За Родину!», так на том краю всё-таки не китайцы живут, там тоже родина какая-никакая.
Автоматчики заёрзали:
- Серёга, пора бы. У них колы. Затопчут...
- Рано, - сказал Шкалик, мусоля бычок и щурясь на врага, - ближе подпустим.
***
Игнатий стремительно ехал на велосипеде. За ним, жалобно крича, бежала баба.
«Ну и приход у меня, - думал поп, крутя педали, - покойники разбегаются, а пастырь их собирай. Оно мне такое надо?..»
Он с ненавистью оглянулся на бабу и, стукнувшись башкой о крест, свалился с велосипеда. Раздался вопль. Игнатий, покрываясь испариной, почувствовал, как зашевелилась под ним могила и, отпрыгнув к ограде, увидел, как из неё выскочило два каких-то паскудных чёрта.
«А грехов-то, у меня, грехов...» - мелькнула у Игнатия последняя мысль и сознание его прекратилось.
- За "ёнику"! - сказал Шкалик и выпустил первую очередь.
- Не пристрелили бы, сволочи, - подумал Пашка.
***
...Баба всхлипывала, осматривая велосипед. Игнатий пугливо таращился на влюблённых. Влюблённые, едва не раздавленные пастырем, робко отряхивали друг с дружки глину.
Игнатий мрачно посмотрел на них, потом на могилу.
- А вы чего на кладбище? - спросил пьяный поп.
- Хоронимся... - признался сопливый влюблённый.
Игнатий попытался вникнуть в смысл сказанного и отупел.
***
И когда победа хуторских уже ни у кого не вызывала сомнения, перекрывая шум боя жутко завизжала Валька. Замерла великая битва. Захлебнулся пулемёт на мосту, заглохли автоматы и замечательные хуторские обрезы печально поникли.
Валька визжала, закрыв лицо руками, сквозь растопыренные пальцы с ужасом глядя туда, откуда медленно и страшно выходило к людям Оно. На полуноте оборвался визг и в полной тишине покатился по бревнам и свалился в речку диск пулемёта.
- С нами крестная сила! - проинформировал поп.
...Оно плыло в зелёном лунном тумане и шаг его был неслышен и мягок. Его ступни тонули в высокой и тонкой траве. Колени мерно сгибались. Оно неумолимо приближалось к мосту. Но не было над его худыми ногами человеческого тела.
Луна окончательно высветила что-то страшное и безрукое. На долгих ногах тихо раскачивался безголовый прямоугольник, высокий и жуткий, направляясь туда, где застыли люди.
- Это Он! - крикнул Игнатий, осеняя себя крестом.
- Он... - прошептал из-за пулемёта Шкалик.
- Он, Он... - зашелестело по кладбищу.
- Он, - сказала баба с велосипедом и стала охорашиваться.
- А, вообще-то, непохож, - засомневался председатель.
Запоздалый поцелуй разразился над притихшим кладбищем, а из кустов выбрел Зеленухин и плавной походкой покойника двинул по лунной дорожке туда, откуда к застывшим в сладостном ужасе людям медленно плыло Оно.
- Это за Ванькой, - догадался Игнатий.
Зеленухин качнулся.
- Сейчас, - сказал поп и оглянулся. - Вот увидите!
Валька пробралась на мост, поближе к Шкалику. Даже удоды заткнулись.
- Эй! - слабо окликнул Зеленухин.
Люди повставали с могил.
- Ну! - крикнул Игнатий. - Ну, шо там?!
Полночное светило бросило свой блёклый свет на крест в руке Игнатия. А там, на тропинке, со страшным треском, ломаясь пополам, надрывно застонало и рухнуло Оно. Отлетело в сторону нечеловечье туловище, чёрные ноги взметнулись в выбеленной луною бледной траве.
И всё стихло.
- Вставай, - бесцветным голосом приказал Зеленухин. - Шо ты мне тут валяться будешь...
Он повернулся к людям:
- Слышьте, помогите кто с Пашки дверь снять...
***
...Зеленело небо над хутором. Гавкали кобели. Была Пасха. Опустошенный Пашка возвращался по лужам домой. Сзади грюкал по земле дверью Иван.
Председатель в своей хате, сидя за столом у окошка и поставив разутую ногу на табуретку, опять шевелил молочными пальцами, думая, достригать ли ему ногти или не достригать, да, так и не додумав, заснул, подставив небритую щеку нежному лезвию лунного света.
Разогнав по домам непутёвый приход, заснул наконец с матушкой попадьей отец Игнатий и снились ему строгие отроковицы.
...Пашка возвращался домой. Плакала Валька. В хате у Шкалика злорадно тикала кукушка.
Пашка дошёл до хаты и, тронув щеколду, без сил опустился на брёвнышки. Он бессмысленно смотрел перед собой. Ныли руки, оттянутые дверью, ныла спина. Он привалился к забору и прикрыл глаза. Больше всего в жизни Пашка сейчас хотел, чтоб в жизни ему больше ничего не хотелось.
Он поднял веки. У колодца ковырялся чей-то козёл. Какой-то мужик спал на кирпичах. Ворона, подозрительно крутя головой, изучала валявшийся перед ней гвоздь.
Рядом с Пашкой тихонько скрипнул велосипед.
- Ну, что тебе?... - устало спросил Пашка.
Баба застенчиво и растерянно пожала плечами и вдруг, словно что-то неожиданно вспомнив, радостно сказала:
- Христос воскрес!
Пашка не поверил...