МИРНЫЕ ЛЮДИ С БРОНЕПОЕЗДОМ
Post «Мне говорят, что надо уезжать» неожиданно для меня самого собрал такое количество народа, которого раньше в моем журнале не наблюдалось. Более 150 тысяч посещений, тысяча комментариев. Не дай бог еще и регистрироваться как СМИ заставят!
И народ оказался разным. В какой-то момент я перестал вмешиваться, просто наблюдал за тем, что происходит на площадке.
Первые выводы казались печальными. Люди просто собачились. Со мной, друг с другом, с мирозданием. Лексика была практически площадной. Мне же предлагались разные варианты действий.
Но резюме, в целом, сводилось к одной фразе. Она родилась в сталинских лагерях, где «социально близкие» уголовники придумали её для политических: «Мы тебя, сука, научим Родину любить». Сами они считали, что они её любить умеют.
Многие ярились: «А с чего ты решил, что ты Сикорский?! А не Сикорский, так сиди и молчи!»
Отвечаю. Я - не Сикорский, не Зворыкин и не Бунин. Что, по моему разумению, никак не исключает моего права оценивать ситуацию в стране, где я живу.
Но я не только не великий изобретатель, не поэт и не музыкант - я даже не интеллигент. И в минуты тягостных раздумий о судьбах Родины никогда не скажу «мы». Скажу «я». А вот эти вот все «Мы ввели войска! Мы нарушили! Кто виноват?! Что делать?!» - это не ко мне. Я лично не вводил и не нарушал. А за других отвечать не собираюсь. Это во-первых.
Во-вторых, попытки убедить меня в том, что большинство всегда право, абсолютно бессмысленны. Я никогда не прислушивался и не собираюсь прислушиваться к большинству. Оно мне неинтересно, а опыты исторических аналогий говорят о том, что оно никогда правым не было и быть не могло.
В-третьих, я уверен, что с Родиной я давно по всем счетам расплатился. За бесплатное образование - вечными поездками на картошку, двумя годами армии, комсомолом, изучением истории КПСС, политэка социализма и т. п. В десятом классе нас послали «на бураки». В конце ноября мы топорами вырубали их из мёрзлой земли под насмешливыми взглядами равнодушных колхозников. Не знаю, кто потом эту свёклу ел.
В Калуге однажды видел плакаты на окнах троллейбусов: «Калужанин! Сдай государству 300 килограммов сена!» Где калужанин брал сено в таких количествах, почему он должен был его государству - не знаю.
А в Геленджике, где в восьмидесятых сплошняком жили греки, по заборам были развешены призывы: «Все на борьбу с амброзией!» Амброзией в XX веке назывался простой сорняк, но картинка рисовалась замечательная: все жители, во главе с горкомом, вырядившись в тоги и сандалии, разбивают амфоры с напитком идеологически вредных богов.
Одним словом, с Родиной я в расчёте. Присяги ей не давал и давать не собираюсь. Та, другая присяга, в СССР, была дана стране, которой больше нет. Служил я в Бресте. И, хотя это не французский Брест, тем не менее, теперь это тоже другая страна и она тоже не имеет ко мне никакого отношения.
А за всё то, что происходило со мной уже в новой России (которая, кстати, не старше Украины), платил сам. За квартиру, за гимназию для детей, за их обучение в МГУ и за границей. Никаких санаториев, профсоюзных путёвок и бесплатной медицины у меня не было.
Поэтому мне совершенно не интересно, что именно по поводу любви или нелюбви к стране, моего решения жить здесь или уехать отсюда да и вообще моей жизни мне могут сказать «патриоты».
Единственное, о чем я хочу их предупредить, так это о том, что если в этот раз я за ними всего лишь наблюдал, то в следующий раз при любом проявлении ненормативной или просто грязной лексики буду сразу и навсегда удалять. Хотите высказывать своё мнение - выучитесь для начала русскому языку.
Печальным в комментариях оказалось и то, что на ролик с ребенком, который не в состоянии запомнить элементарное «травка зеленеет», но при этом без запинки материт «училку», обратило внимание не больше 1-2% тех, кто приходил. Видимо, такое состояние дел и действительно для большинства считается нормальным. А жаль. Меня ролик ужаснул.
Но главный вывод из просмотра 12 страниц того, что мне написали, был позитивным: всё-таки, если и не по стране, то хотя бы в моём собственном журнале поддержка действий и деклараций правительства составила гораздо меньше активно навязываемых киселёво-соловьёво-вциомами бодрых 84%.
Это не может не радовать, хотя и тех, кто вечно готов грозить непонятным бронепоездом на загадочных запасных путях - их еще много. И долго будет много, потому, что их очень долго и тщательно выводили, как вид. Они ненавидят «училок», они страшно ненавидят Америку и Европу. Соседа они тоже ненавидят. Им вообще только дай кого поненавидеть на подольше.
А я по поводу Америки и России вспомнил один случай. Где-то, уже не помню где, то ли в Огайо, то ли в Алабаме, после трехсотмильного перегона по хайвэю, мы свернули с федеральной трассы на местную и остановились у обочины «отлить». Мишка, Лёха и я.
Дорога тут шла меж холмов, на которых рос лес. Мы поднялись по холму до леса, а когда вышли из него, сели на откосе покурить. Садилось солнце, дорога была совершенно пустынна. Мы курили, разговаривали, я щелкал только что купленным ножом Kershow.
Неожиданно рядом с нашей Impala остановился Suburban. Это в России его тогда активно использовали бандиты, а в Штатах Suburban - любимая машина домохозяек: громадный багажник и много места для детей.
Из машины вышла барышня и начала подниматься к нам. Через раскрытые стёкла джипа было видно, что на втором ряду сидений играют двое мелких.
Мы встали. Я с ножом и эти двое по бокам. Барышня улыбаясь подошла к нам и спросила:
- Ребята у вас всё в порядке? Вам помощь не нужна?
- Нет, мэм, - растерялся я. - Мы просто вышли отдохнуть. Долго ехали, мэм.
- А! - кивнула она. - Ну тогда я поеду? Точно всё нормально? А то подумала, вдруг вы сломались, может нужно сервис вызвать...
- Нет, спасибо, всё окей.
Она помахала нам рукой и, сбежав с обрыва, уехала.
- А скажи, Фил, - спросил Лёха, когда Suburban отчалил, - вот у вас в Брянской области пойдет на пустой дороге баба в сумерках к трем мордоворотам на опушке? Особенно, если один еще и с ножиком?
Я отрицательно покачал головой и тут мне пришел в голову недавний рассказ Серёги Лубнина, моего друга детства.
- Базила помер, - сообщил Серёга, - ты ж его знал, наверное?
- Знал, - сказал я.
Базилой звали нашего хуторского пастуха.
- Хороший был мужик, - сказал Серёга. - Он же с моего края. Помню, стадо вечером гонит, а мы, пацанята, уже тут как тут, у околицы дожидаемся. А он - кому свистульку, кому ёжика из шишек сделанного, с глазками из брусники, кому рогатку какую. Всегда его ждали. И он всех знал и про всех помнил. Никого не обделял, хоть какую-нибудь палку резную, а обязательно подарит. Удивительный человек был. Мы, помню, по вечерам, как домой расходиться, обязательно ему в окно или кирпичом запустим, или поленом.
- Серёг! - офигел я. - Чё-т я не пойму! Он вам игрушки, а вы ему за это кирпичом в окно?! Но почему?! За что?!
Серёга задумался, почесал голову, пожал плечами:
- А хрен его знает... Такой у нас, что ли, обычай был...