МАРИНА ГОРОДА БАР И ЕЁ ОБИТАТЕЛИ
- Кобыла старая! - возмутился Веня. - Ну, что я - сам должен это всё тащить?!
Он бросил мешок на причал. Я осторожно показал ему из-за компаса горлышко бутылки. Правый глаз Вени дернулся и встал на горлышко быстрей, чем автопилот становится на курс. Оставшимся глазом Веня старался не упускать из вида мешок.
Его Ленка, не поворачивая головы и не отвечая, прошла по причалу. Полчаса назад она накрасила губы и не собиралась стирать всю эту красоту в крике на Веню. Когда она была ко мне уже спиной, я поставил бутылку на столик. Веня правым глазом отработал смену курса.
- А мы будем учиться морскому делу? - не к месту спросила Ольга у Лёхи.
- Уже учимся, - беззаботно ответил Лёха. - Сиди, смотри и запоминай.
- Про старую кобылу? - не поняла Ольга.
Лёха не ответил. А Ленка, как бы невзначай подцепив мешок одной рукой, двинулась к выходу. Этим она отчасти подтвердила ответственность за мешок, но молчанием решительно сняла с себя сравнение с пожилой лошадью.
Веня перепрыгнул на кринолин, Julianna слегка качнулась.
- Ну, давай по маленькой, а то скоро Гончаренко придёт, - махнул рукой Веня. - У нас кингстон на одном генераторе не открывается, делать надо.
Я разлил. Ольга вскочила и полезла в камбуз за помидорами и сыром.
- Я думаю, научится, - одобрительно сказал про Ольгу Лёха. - Что-то в ней уже есть от сообразительного матроса...
Мы выпили и замерли в ожидании помидоров из камбуза. А Ленка кинула мешок у выхода с причала и гневно направилась в сторону Вени.
- Гончаренко придет, а ты ещё не ездил никуда! - крикнула она, забыв про губы.
Веня без закуски отвечать отказывался, а Ленка, осознав, что помада по-прежнему лежит в кармане, не унималась:
- Опять ты же и будешь виноват. Вставай давай, распился он тут!
Ольга вылезла из камбуза и стукнула тарелкой о столик. Веня схватил с тарелки помидор, прожевал и заорал на Ленку:
- Не говори под руку! Сейчас выпью и пойду, кобыла ты старая! И так вчера пол-всей-моей-корюшки съела, странная женщина!
Обстановка накалялась. Лёха толкнул Ольгу:
- Смотри и запоминай: если у них пеленг не меняется, то столкновение неизбежно.
Пеленг стоял как вкопанный. Столкновение произошло и упирающегося Веню утащили на буксире.
- Ну, и мы пойдём, - засобирался Лёха. - Ужинать-то надо, не всё ж нам на лодке пить.
...В конобе «Gurman» уже собралось изысканное общество под председательством Олега Гончаренко. Почетным гостем был канадец Wally, присланный в Монтенегро проверить уровень обучения яхтенному ремеслу в школах системы IYT.
- Зря Ленка на Веню орала, - сказал Лёха. - Никуда Гончаренко сегодня отсюда не уйдёт.
- Фил! - сказал Олег. - Ну-ка, что-то я сам не соображу, переведи ему - «в огороде бузина, в Киеве дядька».
- In the garden elder grows, uncle lives in Kiev, - бодро сообщил я канадцу и мы сели.
Wally с интересом воспринял информацию. Сначала он вопросительно посмотрел на меня, потом так же вопросительно на Олега.
- Да-да, - сказал ему Олег, - именно так обстоят дела в других школах.
Wally в жизни не знал, что на яхтенных огородах всех других школ киевские дядьки культивируют жимолостные насаждения. Поэтому он быстро согласился выпить, удаляя от себя эту тему вообще. Идея потреблять «айвовку», запивая её пивом, показалась ему занятной.
- Не боишься? - на всякий случай спросил я.
- Ты еще не знаешь, как пьют в Канаде, - гордо ответил Wally и, подумав, добавил, - разумеется, я не про Квебек.
Вот поди пойми, что он хотел сказать?! Может, про то, что в Квебеке живут французы, которые, в отличие от англоязычных канадцев, ни на что, кроме сидра не тянут? А, может, - про то, что Quebeс в морском деле означает «карантин».
Во всяком случае, сам Wally вслед за нами взялся тянуть «дуню» и гасить её пивом. Я тайно подливал Олегу. Олег благодарно пил и снова двигал ко мне стакан, умело отвлекая собравшихся от этих передвижений разговорами про астронавигацию.
Лёха сказал, что он взялся худеть и поэтому не пьёт уже месяц. В его варианте это получалось два с половиной литра красного вина, слегка разбавленного газировкой. Ольга тоже хотела быть компанейским, легко обучаемым курсантом и, соответственно, старалась не отставать от сводного экипажа.
...Когда пришел Макс Светличный, Wally уже с пятого на десятое пересказывал Олегу, зачем английские бароны стребовали с Иоанна Безземельного «Великую Хартию Вольностей». Олег какое-то время слушал его, подперев ладошкой голову, а потом довернул её двумя руками на меня и спросил:
- Это он про что?
- Про любовь, тебе не понять, - сказал я, разливая, - лучше пей и думай о хорошем.
- А канадец-то ничего, - заметил Лёха, - держится.
- Мы на него завтра посмотрим, - предложил Светличный, оглядываясь.
Когда я говорю «оглядываясь», это не значит, что Макс при этом крутит головой. Глаза у Светличного придуманы так, что он видит ими на сто двенадцать с половиной градусов в каждую сторону и еще на сто тридцать пять - назад.
Если Макс чувствует, что он уже лишил себя возможности маневрировать, его лысая голова тут же становится красной. Тогда он садится в машину и уезжает, на всякий случай бибикая полицейским машинам пятью короткими гудками. В тот вечер он уехал, прогудев всего три раза, из чего мы, как опытные мореходы, сделали вывод, что домой Макс поехал задним ходом.
Но насчет Wally Светличный оказался совершенно прав. Когда наутро мы объявились в Gurman завтракать, канадец сидел за столом и был похож на горбушу, вернувшуюся помирать в родную речку. У иностранных рыб часто так бывает. Ученые не могут объяснить, как они находят обратную дорогу. Я тоже не понял, как Wally нашёл дорогу в Gurman. Вот что значит инстинкт!
Сидел он плохо. Хуже сидят только сёдла на коровах.
- Quebec! - с первого взгляда определил Лёха.
- Ты чё, карантин объявил? - спросил я у Wally. - Или французом прикидываешься?
В жизни не читавший «Шинели» канадец посмотрел меня глазами, в которых была написана фраза - «зачем вы мучаете меня? ведь я же брат ваш!»
- Учись пить! - присоветовал Лёха. - В жизни потом обязательно пригодится.
- Ему б как раз выпить бы б сейчас, - сердобольно сказала Ольга и еще сердобольней прибавила, - да и нам не мешало бы.
Пока официант тягал на стол Prosecco, Vranac, Prvenac, Nikšićko и «Князя Милоша», появился Олег.
- Здравствуй, Викторыч! - закричали мы.
Wally встал и пошатнулся. Олег пододвинул ему стул и сам положил руки канадца на спинку.
- Стой так, главное - держись! - сказал Олег.
- Where do you say your uncle lives? - неожиданно спросил у меня Wally.
- В Киеве, - ответил я, - под бузиной.
- And where do I fly today? - повернулся он к Олегу.
- Rome, - подсказал Викторыч. - Рим, по-нашему...
- Thank God, not Kiev, - выдохнул канадец.
Я посмотрел на Олега, Олег посмотрел на Prvenac. Мы выпили, подняли Wally и понесли его в сторону Рима. Напоследок он долго вихлялся передо мной, пока, утвердившись на пять секунд вертикально, не сказал:
- Thank you, Phil for all you did with me last night...
Так себе прощание, в целом... Мы с Лёхой пожали плечами, допили и отправились в марину готовиться к выходу.
...На трапе лодки Sv.Nicola раскачивался Веня в джинсах и клетчатой рубашке. Вообще, у Вени есть два варианта рубашек под джинсы.
Когда начальство отсутствует, Веня ходит в клетчатой. А когда оно, наоборот, присутствует, Веня торжественно надевает белую рубаху без ворота, под которой видна висящая на груди иконка. Так он сразу становится похож на большевика, которого в исподнем ведут зимой на расстрел. Начальство смотрит на неминучую Венину смерть и быстро смягчается.
Но в наиболее сложных ситуациях Веня появляется исключительно в джинсах с подтяжками на голом торсе. Никаких рубах. Если ссора заходит далеко, он с воплем скидывает подтяжки. Джинсы не падают, а эффект есть: это такой light-вариант психоза: типа, так Веня рубаху на себе рвёт. А поскольку конфликты с начальством постоянны и никаких рубах на это начальство не напасёшься, то подтяжки очень даже выручают: скинул и все сразу притихли.
Веня пошатался на высоко висящем автоматическом трапе, потом с изяществом медведя из районного бродячего цирка спрыгнул на причальный битенг и спросил неизвестно кого:
- Кто-нибудь видел эту старую кобылу?
Ленка высунулась с лодки, носившей имя Mur-Мur, что, со слов Гончаренко, по-французски означает «любовь», и с негодованием ответила:
- Да тут я! Тут!
- Только о себе! Всё время о себе! - развёл трудовыми руками Веня. - Шо за баба?! Пол-всей-моей-корюшки схомячила, а всё о себе! Я, может, вообще, не про тебя, а про Потёмкина спрашивал!
Старая кобыла Потёмкин тем временем расхаживал по причалу, щеголяя новой бородой. Андрюха вообще модный парень. И к лодке своей относится с элементами дизайнерской изысканности. Например, торкнуло его поставить новые стаксель-шкоты, чтоб они по цвету соответствовали бортовым огням.
Только Потёмкин наладился их привязывать, как что-то его отвлекло и он провел красный шкот по правому борту, а зелёный - по левому. Перевязывать и проводить верёвки по-новому ему было в лом. Андрюха плюнул и сказал, что это он специально: ночью Julianna представляет собой цвета Латеральной системы А, а днём - системы В. И вообще сказал, чтоб от него отстали, потому что у него медовый месяц.
И правда, недавно Потёмкин в пятнадцатый раз официально женился. Я не считаю случаев, выпадавших на длительные переходы от мыса Фиолент до Казачьей Бухты и обратно. К тому же вся трогательная интимность тех случаев абсолютно искупается всей трагичностью последних международных событий.
На этот раз Андрюха женился по-настоящему и с самой свадьбы, то есть, вот уже неделю, был верен юной жене, как хронометр Гаррисона верен разнице между местным временем и временем астрономического события. Очередное астрономическое событие у Потёмкина пока еще не наступило: ближайшим был наш отход на Италию.
...Ольга варила суп, я бездельничал, а Лёха сопел над компьютером, проверяя погоду через Ugrib, через Passage Weather и еще через какой-то хорватский сайт. Над мариной ярко светило солнце, Julianna слегка покачивалась и Ольга, на которую напала очередная восторженность по поводу всего происходящего, оторвалась от супа и взволнованно произнесла:
- Очень хочется танцевать! Как вы думаете, я смогу потанцевать в море на палубе?
Лёха захлопнул компьютер и сообщил:
- Заходить будет с севера на северо-восток. На порывах хорваты обещают двадцатку, а если так, то по-любому будет больше.
Я посмотрел на Ольгу и перевёл:
- Лёха сказал, все попляшем, даже не сомневайся.
...В темноте лодка ушла из марины. Подходившая, но ещё не успевшая хорошо развернуться бора позволила сразу поднять геную и на бакштаге взять курс на Бриндизи. За кормой горели огни Бара, слева таращилась в море Албания.
Ветер усилился. Начало холодать. Ольга скрылась в каюту и минут через десять появилась оттуда в новом яхтенном костюме Gaastra, из-под которого виднелась новая флиска GreenCoast, на ногах у неё были новые сапоги Musto, а на руках - новые перчатки Gill.
- На миру и смерть красна, - оценил Лёха. - Это ты правильно сделала: у нас, моряков, принято умирать во всём новом и чистом.
- А вы почему в старом? - спросила Ольга.
- Так это ж тебе сегодня помирать, а не нам, - объяснил Лёха. - Ты готовься пока, уже восемнадцать узлов дует без всяких порывов. Скоро пляски начнутся.
Julianna сначала шла ровно и я спокойно пошёл спать, оставив Лёху объяснять Ольге основы управления парусной яхтой. Сначала у них всё было нормально. Но когда меня во сне пару раз резко приложило о переборку, стало понятно, что погода решила меняться.
В два ночи, к моей вахте, анеморумбометр стабильно показывал 25 узлов. Никакой Ольги в кокпите, понятно, не было. У штурвала одиноко сидел мокрый нахохлившийся Лёха и держал в руке Vranac. Видимо, продолжал худеть. Еще одна бутылка была уже пустой. Лёху и пустую бутылку мотыляло по всему транцу, глухо стукая друг о друга. Выкинув одно, я отправил спать другое и дождался сорока узлов на порывах.
Волны шли с кормы и с левого борта. Когда они складывались, меня накрывало. Но самое хреновое, что повадился выключаться автопилот. Julianna и так-то водила носом не хуже, чем эта дворянская вертихвостка Наталья Гончарова перед великим поэтом Пушкиным. А когда слетал пилот, её тут же начинало бить в волновой лихорадке, она закручивалась куда хотела, геную перебрасывало и всё это происходило не больше чем в две секунды.
Чертыхаясь, я кидался к штурвалу восстанавливать курс, но через пять-десять минут всё повторялось.
В салоне зажегся свет и появилась Ольга. Она действительно пританцовывала, но как-то однообразно и несколько бессмысленно. Хотя, вместе с кастрюлей, болтавшейся на карданной плите, они, в целом, составляли довольно гармоничную по ритму пару.
…Когда-то, отправляя меня, тогда еще школьника, на осеннюю путину в Охотское море, отец дал совет на случай морской болезни:
- Можно съесть лимон, а можно отвлечь себя работой.
Ольга явно не собиралась отвлекать себя работой. Ей и на суше это не сильно нравится. А тут она искала лимон и обнаружила его в раковине, куда скатились все наши фрукты. Она не знала, что стоявшая там же жидкость для мытья посуды перевернулась и залила всё, что можно. И я об этом не знал. Поэтому, когда укусив казавшийся ей спасительным лимон, Ольга распустила по всему салону мыльные пузыри, первое, что мне пришло в голову: «Ну, всё! Кранты барышне! Сошла с ума от качки и исполнила заветную мечту детства: нажралась мыла!»
Ну, а что мне оставалось думать! - я Ольгу знаю давно и раньше она при мне никаких пузырей не пускала. И мыла не ела.
В общем, завороженный этим зрелищем я опять пропустил подлянку от автопилота, лодку рвануло, Ольга улетела в каюту вместе с облаком пузырей, а в кокпит вылез заспанный Лёха и строго сказал:
- Чё, ума не хватает геную зарифить? Сидит тут пузыри пускает...
- Это не я...
- А кто?! Твоя ж вахта. Больше ж некому.
- Это Ольга.
- А ей зачем?
- Понятия не имею. Мыла наелась. Психует.
Мы на треть скрутили геную и Лёха опять ушёл, бросив напоследок:
- Ты приглядывай тут за ней, а я пойду мыло спрячу. Нам еще психов в море не хватало...
...Кстати, о морской болезни. Я прикачался еще в четырнадцать лет и с тех пор чувствую себя нормально. Но был случай, когда человек, перешедший со мной Атлантику от Канар до Барбадоса, на короткой и жесткой косой волне в Бермудском Треугольнике лёг и не вставал все 800 миль от Испаньолы до Бермуд. В Сент-Джордже мы встретили знаменитого Kuli (Володя Кулиниченко), который присоветовал нашему страдальцу жрать Stugeron. И ведь прошло: до Азор человек чувствовал себя нормально.
С другой стороны, когда я предложил тот же Stugeron своей младшей, она внимательно прочитала аннотацию и наотрез отказалась им пользоваться. Оказалось, что в лекарстве от морской болезни, знаете, какие самые главные побочные эффекты? - тошнота и головокружение. Нормально?! Клин клином, что ли?..
А вообще, один мой знакомый как-то раз съел колесо от головы, голова так и не прошла, зато за ним всю ночь гонялись страусы стометрового роста. Я тогда сделал гениальный вывод: таблетки не всегда помогают, но всегда - действуют.
...К рассвету и ветер и волна подутихли, я сменился, а когда вновь появился наверху, милях в десяти от нас был виден Бриндизи. В кокпите Лёха мирно разговаривал с Ольгой, а сама Ольга достаточно осмысленно задавала вопросы и вообще делала вид, что нормальная. Пузырей не пускала.
На обратном пути море было почти штилевое, так что часов через восемнадцать или двадцать мы снова пришли в марину города Бар. Я, кажется, уже рассказывал, что ещё учась на шкипера, однажды вёл сюда лодку, когда зазвонил телефон и гендиректор предприятия спросил меня из Москвы, не мог бы я прямо сейчас заглянуть на совет директоров по очень важному делу.
- Да, наверное, не получится, - сказал я, держа штурвал одной рукой, телефон - другой и высматривая входные знаки.
- Почему это не получится? - не понял генеральный. - Ты где вообще?
- Иду в Бар к марине, - честно ответил я.
- Совсем он у нас охренел! - сообщил генеральный совету директоров. - Времени два часа дня, а он уже чешет в какой-то бар к какой-то Марине!
...Julianna встала к восьмому причалу на два кормовых и два муринга. Марина жила обычной жизнью. Кто-то заходил, кто-то отчаливал. Курсанты школы Гончаренко заканчивали сдавать экзамен и метались по своим лодкам.
Над горами снова начинали появляться облака, не предвещавшие ничего хорошего. Мы перебросили трап на понтон, Лёха выложил на понтоне коврик с надписью Welcome. Откуда-то появились Колян и Веня. Они правильно перевели надпись и полезли к нам на борт.
Я понятливо достал Prvenac. Оля нарезала что-то из холодильника, в котором уже все продукты, включая молоко, оглушительно пахли корюшкой и мы уселись за столом в кокпите. Веня был в клетчатой рубахе: верный признак того, что начальства нету и что сидеть нам можно долго.
- Прости, Фил, - сказал Колька, - а последнее Porto я всё-таки допил, пока тебя не было.
- Да ладно, Колян, - отмахнулся я, - не век же ему было храниться.
- Кобыла ты старая, - не удержавшись, пристыдил Коляна Веня.
You can watch this video on www.livejournal.com