А мне сегодня под утро приснились цветущие сливы и вишни, что неспешно роняют свои лепестки в звонко журчащий ручей… Я проснулась с мыслями о Герде. Как она там, бедная девочка? Не замёрзла ли в краю снегов и безжалостного льда? Её бы сейчас хотя бы на часок в тепло весны, под цветущие сливы, к пению птиц и журчанию ручьёв… Не люблю я эти утренние сны. Всегда обманчивы и тревожны. И угли в очаге опять остыли…
И чего только не придёт в голову, пока сидишь на коленях перед очагом, выгребая остывшую золу… Скучно. Мой дом пустует в ожидании редких гостей. Никто больше не стучит в дверь к Антизолушке. Даже злые и коварные сестрицы повыходили замуж. Нет, не за принцев. Просто за обычных хороших людей, и теперь живут в своё удовольствие, проедают мужьям плешь, скандалят, бьют тарелки, пилят их за всякие мелочи. Одним словом, любят и уважают. А мне же приходится в одиночестве сидеть у огня, наблюдать за танцем пламени и рассказывать самой себе всякие истории. Всё развлечение. Хотите послушать? История небольшая, долго надоедать я вам сегодня не буду.
Фарфоровая куколка
В маленьком городишке, что стоит на семи ручьях и двух болотцах в старой фарфоровой лавке на одной из полок жила прехорошенькая фарфоровая куколка, изготовленная неизвестным мастером с особой любовью. Она стояла на подставочке, гордо вскинув изящную головку, придерживая руками голубые шёлковые юбочки с оборками, точно готовая вот-вот пуститься в пляс. Солнце, порой заглядывающее в лавку сквозь пыльную витрину, обнимало её гибкий стан, приветливо улыбалось, и куколка улыбалась ему в ответ. Все в фарфоровой лавке любили куколку за лёгкий нрав и очаровательную улыбку, не сходившую с её фарфорового личика. Фарфоровые котята ласково жались к её ногам, жмурились и мурлыкали, охотничьи собаки виляли хвостами, а пастушок играл на своей свирели незатейливые мелодии, чтобы девочка чаще улыбалась. Даже лавочник, протирая пыль на полках, иногда подмигивал ей. А куколка мечтала, что однажды наступит такой день, когда кто-нибудь заберёт её с полки и унесёт в новый неизведанный мир. И всякий раз, когда звякал колокольчик на двери лавки, её сердечко замирало в ожидании.
И вот настал тот день, когда рядом кто-то произнёс: «Какая хорошенькая! Как раз то, что мне надо!» И нашу девочку сняли с полки, бережно уложили в коробочку на ложе из бархата, накрыли крышечкой, и куколка осталась в темноте. Ах, как же билось её фарфоровое сердечко! Что-то ждёт её дальше, за пределами этой коробочки?
А потом куколку достали из коробочки на яркий свет, долго держали в руках, ахая и восхищаясь. Надо же, как хороша! А какое платьице, какие туфельки! Что за тонкая работа! Куколка так смутилась, что на щёчках зарделся яркий румянец, отчего она стала ещё прелестнее.
Её поселили на круглом стеклянном столике у окна, на кружевной салфеточке и иногда брали на руки, кружили её в весёлом танце. И тогда весь мир танцевал вместе с ней. Временами куколку ставили на окно, и тогда она могла любоваться синим небом, плывущими по нему ажурными облаками и пролетающими птицами. Какой огромный мир открылся вдруг ей! А бывало и так, что куколку прижимали к груди и целовали в розовые щёчки. В такие моменты ей казалось, что она непременно растает и превратится в облачко, побежит по синему небу далеко-далеко. Её фарфоровое сердечко замирало на мгновение, чтобы потом забиться чаще. «Как же я счастлива! Счастлива!» - звучали мысли в унисон его ударам.
Но время шло, и о куколке словно стали забывать. Её все реже брали на руки и кружили по комнате, и больше не целовали. Куколка грустила без тепла человеческих рук и всё надеялась, когда же о ней вспомнят снова. Вспоминала она иногда мелодию свирели, которую наигрывал ей фарфоровый пастушок, и сердечко наполнялось печалью. Если бы она могла, то непременно расплакалась. Так шли дни за днями, на шёлковом платье оседала пыль, да и сама куколка как-то потускнела. Кого угодно обесцветят тоска и отчаяние. В один прекрасный день её снова взяли на руки, но не успела наша девочка обрадоваться этому, как вдруг, случайно или нарочно, её уронили, и она, испуганно и звонко вскрикнув, разбилась. Сотни цветных осколков разлетелись по полу, будто бы и не было никогда весёлой плясуньи. Эти осколки потом тщательно смели с пола и выкинули за ненадобностью…
Вы думаете, я допишу альтернативную концовку, как часто делала раньше? На это раз - нет. Или вы, правда, считаете, что для куколки будет лучше, чтобы её склеили снова? Но ведь склеенное - не целое. Вы же не дураки, чтобы это не понимать. Каково это: жить, когда тебя пересекает сеть безобразных трещин? Так что, не обессудьте, но я оставлю всё, как есть. Я знаю, вы скажете, что куколку очень жалко. Да, очень, не спорю. Давайте поплачем вместе. А потом я вам просто скажу: каждый из нас сделан из тончайшего фарфора. Каждого из нас легко разбить. Так почему же, горько сожалея о разбитой вазе или любимой чашке, мы так беспечно разбиваем друг друга, порой безо всякого сожаления, переступаем через осколки и идём дальше?..