Евгения Гинзбург - «Крутой маршрут»

Nov 10, 2020 16:00



Через Плеханова пропадаю!
- Как?
- Шел, слышь, у нас политкружок. Партучеба, одним словом. Задали нам про партию нового типа учить… А я… Виноват, конечно, не выучил я. Детишки, понимаешь, а она, жена-то, лежит, понимаешь ты, в лежку. Запарился совсем. До учебы разве? А тут меня и спрашивают на кружке: "Кто, мол, основал партию нового типа?" Мне бы, дураку, прямо сказать: "Простите великодушно, не подготовлен, мол, к ответу, книжку не раскрывал по причине семейного тяжелого положения". А я… Дернула же нелегкая. Послышалось мне, вроде кто-то шепчет, подсказывает: "Плеханов"! Ну я взял да и брякнул наотмашь: "Плеханов, мол, основал". Вот с тех пор и пошло. По первости-то было выговор объявили, а потом - дальше в лес, больше дров. Меньшевиком стали называть, поверите? Их, дескать, раньше много среди печатников было, и ты, мол, зараженный. Исключили, с работы сняли. Голодуют детишки.

Прыгать в пропасть лучше с разбега, не останавливаясь на ее краю и не оглядываясь на прекрасный мир, оставляемый навсегда.

За столом - бледный человек в форме тюремного надзирателя. У него тяжелые набрякшие мешки под глазами, а глаза оскорбительно равнодушные, как у маринованного судака.

Как относительны все человеческие системы взглядов и как, наоборот, абсолютны те страшные муки, на которые люди обрекают друг друга.

Каждое открытие дверей в неурочное время несло только горе.

Это надо преодолеть. Работой мозга. Когда мозг занят делом, он сохраняет равновесие.

Лукуллов пир - изобилие и изысканность стола, множество блюд, роскошь трапезы. Своим возникновением выражение «лукуллов пир» обязано знатному римлянину консулу Луцию Лицинию Лукуллу, жившему в «золотом веке» Рима, когда Римская республика стала самым богатым и могучим государством древнего мира.

Уснуть... А добрый сон пришел, и узник стал царем.

Жить на вершине голой,
Писать стихи и сонеты
И брать от людей из дола
Хлеб, вино и котлеты...

Трудно только первые десять лет - колымская шутка.

Как страшно мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться
Скрывая для карьеры лязг Костей.
Блок

Сумерки тихо спускались,
Звезды сплеись в хоровод...
В шумном большом ресторане
Кэтти танцует фокстрот...

Самое страшное - когда злодейство входит в повседневность, становится бытом.

Страдание обнажает суть вещей, оно - плата за более глубокий, более близкий к истине взгляд на жизнь.

Старая истина: противоречия между угнетателями всегда на руку угнетенным.

Правда, что-нибудь значительное - о жизни, о несправедливости, свершенной над ним, о своих близких - человек говорил обычно раньше, когда смерть еще не вплотную подошла к изголовью. А при последнем грозном ее появлении люди, заторопившись в дальний путь, почти всегда вспоминали что-нибудь мелкое. Один спрашивал, скоро ли обед, в безумной надежде успеть перехватить еще несколько ложек густой больничной баланды. Другой вдруг судорожно принимался искать мешочек с запасными портянками.

Ведь убил не только тот, кто ударил, но  и те, кто поддержал Злобу. Все равно чем. Бездумным повторением опасных теоритических формул. Безмолвным поднятием правой руки. Малодушным писанием полуправды. Меа кульпа (моя вина).

Что можно предсказать, когда играешь в шахматы с орангутангом?

По развитию речи надо было преподавать стихи: «Я маленькая девочка, играю и пою. Я Сталина не видела, но я его люблю»

Сколько прекрасного в мире! Вот, например, капуста!

Нужна, как вороне физика!

Вот и стал Таракан победителем
И лесов и морей повелителем.
Покорилися звери усатому,
Чтоб ему провалиться проклятому...
...
А он меж зверями похажывает,
Золоченое брюхо поглаживает...
Принесите-ка мне, звери ваших детушек
Я сегодня их за ужином скушаю...

Наверно, так было в первые месяцы революции. Тогдашние взрослые, скорее всего, так же жили в постоянном детском ожидании чудес или ужасов.

Все мы неистово звываем "помоги!", когда гибнем, но очень редко вспоминаем об источнике своего спасения, когда опасность отсупила.

Аутодафе - публичное сожжение еретиков, еретических сочинений по приговорам католической инквизиции в средние века.



Крыса Мельхиседек - Бернетт Фрэнсис. Маленькая принцесса

Евгения Гинзбург, «Крутой маршрут»

Previous post Next post
Up