.
Интересно ли актеру играть? Не в целом работа, слава, цветы и гастроли, а игра на сцене? Когда ты стоишь, освещенный софитами и о чем-то рассуждаешь сам с собой, но вслух. Говоришь что-то себе, но лицом к зрителю, глазами заглядывая в зал и избегая столкнуться с кем-то взглядом. И сотни голов перед тобой целенаправленно и серьезно молчат. И если ты даже спросишь их почём опиум для народа, они промолчат. И будут стараться смотреть на тебя еще с большим усердием. Им разрешено лишь тихо вместе смеяться (не по одиночке), аплодировать, и укоризненно оглядываться, когда кто-то лихорадочно ищет в сумке не отключенный телефон. Ты знаешь роль, ты знаешь всех, кто играет с тобой, ты знаешь сценарий. Сегодня все произойдет как вчера и как завтра. Держись режиссерской схемы и все будет хорошо. Заучи текст и движения и позы, и если коллеги не подведут, вы прокрутите это кино еще раз. Именно кино, ведь в нем нет игры. В нем есть только зубрежка. Игра, это когда-то что-то исходит от тебя и на сцене ты без рамок. Без рампы, без каких-то обязательных движений, и пока еще без актеров. Просто ты вышел на улицу и начал…
.
.
Это такой театр без конца и начала - весь наш путь. Это жизнь других. Когда ты выходишь перед зрителем играть выставу, то мир, в котором мы живем, уходит. Нет, ты не попадаешь в сказку, не попадаешь в мир театра, в мир Шекспира, по которому мы ставим наш спектакль, но ты попадаешь в мир игры здесь и сейчас. Я не на секунду не становлюсь героем пьесы, забывая кто я и где. Но я забываю о том, что надо еще сегодня сходить в прачечную постираться, что надо после этого еще ехать запускать фильм в университете культуры, что что-то еще в мире есть, кроме этого спектакля здесь и сейчас.
.
.
Я смотрю на завороженные глаза зрителей; на смех их лиц, когда, отсмеявшись, в уголках их глаз остаются маленькие капельки влаги; на вытянутые в нашу сторону пальцы детей, которые заглядывают в лица своих родителей. Хотя родители и так смотрят, детям хочется кричать: «Мама, смотри, смотри!!!» Я смотрю на смущение парней и девушек, которых иногда приходиться вытаскивать на сцену вместе со стулом. В рядах зрителей они активничают - подкалывают своих друзей на сцене, подпевают, подсвистывают, и в нужную минуту даже рычат. А когда нужно идти на сцену, они теряются и не находятся. Мне нравится удивление людей, когда они наблюдая за сценой уходят туда всеми мыслями, а ты вдруг подходишь к ним сзади и дружески обнимая, вводишь в игру: «Чувак, какая из кандидаток на роль принцессы лучшая? Смотри вон та с лева просто красавица, зато у второй сиськи больше, да?». И вот уже для зрителя, который сидит в последнем ряду бельэтажа, начинается своя маленькая игра. Нравится плакать у зрителя на руках, во время трагичного эпизода, уткнувши псевдозареванную мину им в жилетку. Нравиться играть не для, а вместе.
.
.
Перед выступлением, как и раньше в Канаде, перед входом в поезд метро, где мы пели, вырабатывается сумасшедшая доза адреналина. Это чувство начала. Начала чего-то другого, шаг в неизвестность. Нагнетание каких-то событий, которые непонятно куда перетекут. Это завораживает и манит. И этим чувством я делюсь с прохожими, которые спеша по каким-то делам, останавливаются взглянуть на странных белых людей в незнакомых нарядах, которые создают нечто из пустоты.
.
.
foto by
las_kotomsk i
fotoparad