(no subject)
У Толомея были чудесные, нежные, шелковистые кудряшки на лбу и за ушами. Я любила его гладить по этим кудряшкам, а он терся лбом о мою руку. Мне нравился запах его шерсти. Вообще, он единственный из знакомых мне собак пах не псиной, а барашком.
Каждый год мы вычесывали из него горы этой барашковой шерсти и я все собиралась научиться прясть, чтобы связать всем толомеевы носки. Не научилась и шерсти больше не будет. Это я промахнулась, конечно. Остро хочется прямо сейчас надеть носки, которые бы были хоть немного Толомеем.
Он не был собакой-забавой, как часто бывает в наши времена, и каким был наш спаниель. Он был партнером. С ним я не боялась оставлять детей одних в доме в лесу. Перед уходом наставляла их: если вдруг придет незнакомый человек и будет ломиться в дом, хватай телефон и беги к Толомею. Пока будешь дозваниваться в полицию, он тебя защитит.
Я всегда была абсолютно в нем уверена. Больше чем в себе, пожалуй. Никогда не было сомнений, что он защитит, в том числе ценой своей жизни.
Он бросался на медведей, даже когда их было несколько, и гнал их с участка далеко в лес. А потом возвращался и падал, долго лежал, дышал всем телом, а потом пил, очень-очень много, наверное полведра за раз. Ни один енот не смел воровать овощи с нашего огорода. Ни один человек не мог пройти пешком к нашему дому или выйти из машины без предварительного звонка. Разве только соседские девочки и развозчик солярки для отопления. Их он почему-то пропускал. Ну и правильно, как без отопления-то.
И не очень понятно, как теперь без него. Еноты сожрут весь урожай...