Сергей Кургинян и Александр Дугин - этюды пессимизма Часть 15
15. О евразийстве по В. Малявину.
К теме " А. Дугин и евразийская идея" я уже обращался в "Беседах о евразийстве". Кое-что из прежних заметок (в сокращенном и местами отредактированном варианте ) воспроизведу и здесь.
Евразийские взгляды А. Дугина вполне можно рассматривать в качестве достаточно вольного толкования классического евразийства. На эти интерпретационные вольности можно было и не обращать внимания, если бы они не перекликались с одним современным и сверх-вольным толкованием евразийской идеи. С этого ее фундаментального пересмотра и придется начать.
В. Малявин (http://www.intelros.ru/readroom/razvitie-i-ekonomika/r6-2013/20140-dlya-chego-evraziya.html ) ставит перед собой задачу создать последовательно евразийскую концепцию евразийства. И потому на вопрос " для чего евразийство ?" отвечает уже не из узкой степной полосы, вытянувшейся вдоль 50 параллели от Карпат до Малого Хингана, а из Евразии в целом .
Он исходит из того, что евразийская общность является общностью особого рода, и суть ее -" пустыня, все вмещающая и ничего не удерживающая, не имеющая самообраза и потому не перерабатывающая актуальные события в идеологические дискурсы". Ничто, конечно же, не мешает в качестве основы взять и такую особенность. Но вполне можно допустить и иное: это таинственное для европейца свойство Евразии является лишь свидетельством ранних стадий социального формирования. Да, мы имеем дело с чем-то специфическим, движущимся к своему, не похожему на европейское, но находящимся, в отличии от зрелого (стареющего) европейства, все-таки на стадии то ли позднего детства, то ли раннего отрочества. И следовательно, Евразия - это ареал не только иных, но и более юных, чем европейская, цивилизаций.
Ведь та самая "пустыня", о которой ведет речь В. Малявин, вполне может рассматриваться и как модель, причем довольно-таки точная, мировосприятия подростка. Пустынность, что возводится В. Малявиным в ранг сущностей, - нормальная особенность бытия, еще не раскристаллизовавшегося, которое еще только выклёвывается из хаоса и находится во власти культа иррациональности, интуиции и сладкоголосого экстатического говорения - шаманства . Поэтому малявинское жесткое противопоставление "чистого зеркала" Востока и «зеркала разума» Запада вряд ли может претендовать на статус сущностного, поскольку два эти зеркала разделяет лишь уровень структурированности мышления, и граница между ними, скорее всего, возрастная. Целостностному восточному восприятию еще предстоит, под давлением реальности, пройти стадию дифференциации, без которой оно будет вырождаться и умаляться в каждой из очередных своих форм, оставляя о себе память лишь в представлениях о мистической "евразийской пустынности"... Она все-таки следствие, а не причина, результат, а не предпосылка. И восточной целостности еще предстоит( если сумеет) подняться - развиться, организоваться - до целостности иного качества, основанной не на неведении, а на глубоком знании.
В. Малявин старательно выстраивает и метафизику своего евразийства - целеустремленно, с опорой на представление об одновременной "нетождественности и нераздельности сознания и бытия", разворачивает свою концепцию в область сугубо азиатских религиозных практик. На идее нетождественности-неразделенности зиждется у него, надо полагать, целостность евразийского миросознания, из нее же следует и преемственность человеческого и небесного начал. Принцип недифференциированности распространяется и на пару истина-ложь - с заменой европейского активного взаимодействия с реальностью на пассивное "следование изначально заданной реальности "... В таком же неопределенном, неоформившемся состоянии оказывается в малявинском евразийстве и политическое...
"Творческая двусмысленность"... «свободно конвертируемые отношения»... " всевместительность самоотсутствия"... "управление, недоступное пониманию управляемых"... Чувствуете постмодернистское амбре?... И ничего удивительного - крайности сближаются. Слабо дифференцированное мировосприятие перекликается с восприятием предельно дифференцированным, индивидуализированным...
Такая изысканная сущность, как евразийство, делает, видимо, неизбежным появление самых изысканных импровизаций. И среди них версия В. Малявина выделяется прежде всего тем, что Россия, как таковая, в его экстраполяциях отсутствует полностью. Получается, что ей предстоит выбор между Азией( евразийством по А. Малявину ) и Европой. И ее спасение , надо полагать, только в последней.
Высокохудожественная апология по-детски простого, нераскристаллизованного, до-индивидуального мировоззрения - таким предстает система евразийства, предложенная В. Малявиным. И если к почитаемому у евразийцев человеку с длинной волей добавить еще и человека с длинным воображением, способного евразийскую идею по А. Малявину перевести в последовательность политических действий, то Европе - конец, как западной, так и русской. России, если она, изгнав правителей из числа средних европейцев и обзаведясь лидерами-подвижниками, вознамерится выбраться из глобалистских лабиринтов 21-го века, придется, видимо, закрываться на двух направлениях. С одной сторон, чтобы уберечь себя от гнилостных испарений разлагающегося Запада, с другой - чтобы не позволить наивной сложности Востока раскристаллизовываться и расти, паразитируя на европейских достижениях...
Трудно даже представить, в каких формах реализуется развитие на Востоке ( самопроизвольное, нерегулируемое и идущее в поле технических достижений Запада), какой будет зрелость Востока - во что выльется вся эта" полнота типового существования"," пред-бытийная нераздельность сущего и не-сущего, трансцендентного и имманентного, божественного и человеческого"... Итог реального усложнения этой возвышенной, плохо структурированной "сложности", которая подается как высшая сложность, может оказаться еще более ужасающим, чем западноевропейский.
Евразийская идея у В. Малявина показана через оптику Востока, усиливающую, увы, все неструктурированное, хаотичное, до-понятийное . Здесь парадоксальным образом сближаются язычество, припудренные феноменологией восточные учения и европейский постмодернизм - в изящных, вполне европейских выражениях, на вполне метафизической основе. Россию здесь не просто уводят из Европы, ее - старательно заталкивают под Восток. И делается это по существу через осторожное, вкрадчивое выстраивание некоторой " альтернативы" православному христианству.
Полностью здесь:
http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2015/2015p0225k-d-15.htm
К теме " А. Дугин и евразийская идея" я уже обращался в "Беседах о евразийстве". Кое-что из прежних заметок (в сокращенном и местами отредактированном варианте ) воспроизведу и здесь.
Евразийские взгляды А. Дугина вполне можно рассматривать в качестве достаточно вольного толкования классического евразийства. На эти интерпретационные вольности можно было и не обращать внимания, если бы они не перекликались с одним современным и сверх-вольным толкованием евразийской идеи. С этого ее фундаментального пересмотра и придется начать.
В. Малявин (http://www.intelros.ru/readroom/razvitie-i-ekonomika/r6-2013/20140-dlya-chego-evraziya.html ) ставит перед собой задачу создать последовательно евразийскую концепцию евразийства. И потому на вопрос " для чего евразийство ?" отвечает уже не из узкой степной полосы, вытянувшейся вдоль 50 параллели от Карпат до Малого Хингана, а из Евразии в целом .
Он исходит из того, что евразийская общность является общностью особого рода, и суть ее -" пустыня, все вмещающая и ничего не удерживающая, не имеющая самообраза и потому не перерабатывающая актуальные события в идеологические дискурсы". Ничто, конечно же, не мешает в качестве основы взять и такую особенность. Но вполне можно допустить и иное: это таинственное для европейца свойство Евразии является лишь свидетельством ранних стадий социального формирования. Да, мы имеем дело с чем-то специфическим, движущимся к своему, не похожему на европейское, но находящимся, в отличии от зрелого (стареющего) европейства, все-таки на стадии то ли позднего детства, то ли раннего отрочества. И следовательно, Евразия - это ареал не только иных, но и более юных, чем европейская, цивилизаций.
Ведь та самая "пустыня", о которой ведет речь В. Малявин, вполне может рассматриваться и как модель, причем довольно-таки точная, мировосприятия подростка. Пустынность, что возводится В. Малявиным в ранг сущностей, - нормальная особенность бытия, еще не раскристаллизовавшегося, которое еще только выклёвывается из хаоса и находится во власти культа иррациональности, интуиции и сладкоголосого экстатического говорения - шаманства . Поэтому малявинское жесткое противопоставление "чистого зеркала" Востока и «зеркала разума» Запада вряд ли может претендовать на статус сущностного, поскольку два эти зеркала разделяет лишь уровень структурированности мышления, и граница между ними, скорее всего, возрастная. Целостностному восточному восприятию еще предстоит, под давлением реальности, пройти стадию дифференциации, без которой оно будет вырождаться и умаляться в каждой из очередных своих форм, оставляя о себе память лишь в представлениях о мистической "евразийской пустынности"... Она все-таки следствие, а не причина, результат, а не предпосылка. И восточной целостности еще предстоит( если сумеет) подняться - развиться, организоваться - до целостности иного качества, основанной не на неведении, а на глубоком знании.
В. Малявин старательно выстраивает и метафизику своего евразийства - целеустремленно, с опорой на представление об одновременной "нетождественности и нераздельности сознания и бытия", разворачивает свою концепцию в область сугубо азиатских религиозных практик. На идее нетождественности-неразделенности зиждется у него, надо полагать, целостность евразийского миросознания, из нее же следует и преемственность человеческого и небесного начал. Принцип недифференциированности распространяется и на пару истина-ложь - с заменой европейского активного взаимодействия с реальностью на пассивное "следование изначально заданной реальности "... В таком же неопределенном, неоформившемся состоянии оказывается в малявинском евразийстве и политическое...
"Творческая двусмысленность"... «свободно конвертируемые отношения»... " всевместительность самоотсутствия"... "управление, недоступное пониманию управляемых"... Чувствуете постмодернистское амбре?... И ничего удивительного - крайности сближаются. Слабо дифференцированное мировосприятие перекликается с восприятием предельно дифференцированным, индивидуализированным...
Такая изысканная сущность, как евразийство, делает, видимо, неизбежным появление самых изысканных импровизаций. И среди них версия В. Малявина выделяется прежде всего тем, что Россия, как таковая, в его экстраполяциях отсутствует полностью. Получается, что ей предстоит выбор между Азией( евразийством по А. Малявину ) и Европой. И ее спасение , надо полагать, только в последней.
Высокохудожественная апология по-детски простого, нераскристаллизованного, до-индивидуального мировоззрения - таким предстает система евразийства, предложенная В. Малявиным. И если к почитаемому у евразийцев человеку с длинной волей добавить еще и человека с длинным воображением, способного евразийскую идею по А. Малявину перевести в последовательность политических действий, то Европе - конец, как западной, так и русской. России, если она, изгнав правителей из числа средних европейцев и обзаведясь лидерами-подвижниками, вознамерится выбраться из глобалистских лабиринтов 21-го века, придется, видимо, закрываться на двух направлениях. С одной сторон, чтобы уберечь себя от гнилостных испарений разлагающегося Запада, с другой - чтобы не позволить наивной сложности Востока раскристаллизовываться и расти, паразитируя на европейских достижениях...
Трудно даже представить, в каких формах реализуется развитие на Востоке ( самопроизвольное, нерегулируемое и идущее в поле технических достижений Запада), какой будет зрелость Востока - во что выльется вся эта" полнота типового существования"," пред-бытийная нераздельность сущего и не-сущего, трансцендентного и имманентного, божественного и человеческого"... Итог реального усложнения этой возвышенной, плохо структурированной "сложности", которая подается как высшая сложность, может оказаться еще более ужасающим, чем западноевропейский.
Евразийская идея у В. Малявина показана через оптику Востока, усиливающую, увы, все неструктурированное, хаотичное, до-понятийное . Здесь парадоксальным образом сближаются язычество, припудренные феноменологией восточные учения и европейский постмодернизм - в изящных, вполне европейских выражениях, на вполне метафизической основе. Россию здесь не просто уводят из Европы, ее - старательно заталкивают под Восток. И делается это по существу через осторожное, вкрадчивое выстраивание некоторой " альтернативы" православному христианству.
Полностью здесь:
http://vsurikov.ru/clicks/clicks.php?uri=2015/2015p0225k-d-15.htm