Точка сборки

[jaklin]

Си Джей Фаррелл, шериф Невервилля, хороший парень и герой войны, со скоростью света летел по бесконечной черной трубе. Его било, швыряло о стены, ломая кости и выкручивая суставы, пока решающий удар не снес его украшенную фетровым стетсоном башку к чертям свинячьим. Хорошим парням везет только в кино, а это не черно-белая синема, это гребанная разноцветная жизнь. Аапп!
Сделав глубокий вздох, шериф открывает глаза и - почему-то - рот.
Ни черта не видно; дайте уже разглядеть Тот свет! Взгляд с трудом фокусируется на длинном носе аптекаря Аарона Тауба, нависшем прямо над лицом шерифа. Неужели старый клистирник тоже откинул копыта? Глаза аптекаря - желтые, прозрачные, масляные, как касторка, которой Си Джея пичкали в детстве - смотрят на Фаррелла со скепсисом.
- Я его собрал, жить будет. Детей иметь - тоже, - объявляет кому-то Тауб.
На нем - белый халат, судя по обстановке, дело происходит в аптеке Аарона на Вишес стрит. Почему не в Sacred Pleinsborо? Тауб тоже врачует, но лицензии у него нет, и… Впрочем, какая разница, куда шерифа успели притащить из ада? Откуда-то с задворок доносится шум вечеринки. Барабан задает ритм, поет гитара, филином ухает контрабас; сквозь тоскливые аптечные запахи пробиваются сладкие ноты пачули и марихуаны.
- Мастер-чиф… Джей мертв? - шериф вытягивает шею. Он чувствует себя прекрасно, он чувствует себя живым, хотя не может сдвинуться с места, а мысли путаются как после пинты паленого виски. Простыня, укрывающая его до самого подбородка, заляпана пятнами крови. - Спасибо, док, за починку!
Тауб поджимает губы.
- Это была не моя инициатива. Я не вмешиваюсь в эти ваши эээммммные разборки. Скажите спасибо ээээммм… - он неразборчиво бормочет имя, - за ее каприз.
За плечом Аарона вырастает красавица, она оттесняет, заслоняет собой маленького лысого Тауба, едва достающего ей до плеча. Блестящее платье обтягивает пышные формы как резиновая перчатка, густые темные волосы убраны на греческий манер. Хорошая девушка, но большие, навыкате глаза под тяжелыми веками блестят как от дозы «Сиреневого дурмана». Ее лицо шерифу знакомо, кажется, он видел ее на танцульках в «Грегор Жуке». Точно-точно, заезжая певичка! Русская, представляете? Голосок слабый, не чета Лоретте Линн или Мерлу Хаггарду, но барышня видная. Красотка целует Тауба в бледный лоб, оставляя меж двух морщин малиновый след помады, и Фаррелл вспоминает, что у аптекаря есть дочь, которую никто не видел уже лет пятнадцать, с самого его развода. Как выросла девчушка! Из-за невидимой Фарреллу двери вопят, визжат, ухают, перекрикивая музыку:
- Фаина, Аарон, скорей же! Мы вас ждёо-ом!
Шерифу кажется, что в пьяном межголосье он узнает бас покойной мисс Сейфирд. Вот же накачал его лекаришка колесами - по самые помидоры! Перед глазами шерифа мигают яркие картинки - пестрые, как стеклышки в калейдоскопе и такие же бессмысленные. Разноцветные миражи.
На заднем плане он слышит шум борьбы, словно кого-то выталкивают из комнаты, и злое бормотанье Тауба: «Я разве много требую? Дверь! Закрывайте чортову дверь!». Дерево громко стучит по дереву - и в комнате становится оглушительно тихо, видимо, дверь звуконепроницаема. Интересно, - думает Фаррелл, он под лекарствами, но он все равно шериф. - Надо взять эту аптеку на заметку.
- Хотите пить?
Красавица Фаина подносит к пересохшим губам фляжку.
Виски обжигает язык, Фаррелл сглатывает и хрипит:
- Ваш папаша спас меня, мисс… благодарю…
- Папаша? - красавица всплескивает руками так, что виски расплескивается на простыню. - Аарон мой любовник.
- Да старый пень вам в дедушки годится, мисс! - нетактичность Фаррелла можно объяснить только количеством принятых им таблеток и порошков.
- Старый кто? - красавица заразительно смеется, растягивая малиновые губы. - Если бы ты только знал… Сколько тебе самому, мальчик, - хотя бы тридцать есть?
Чортова дверь снова распахивается, в шлейфе звуков и запахов появляется ослепительная блондинка, тащит брюнетку прочь:
- Фаина, скорей, к Аарону клеятся сразу три стюардессы!
- Что вы празднуете, Рождество? - спрашивает шериф. Черт знает, почему на ум лезет такая ерунда. Будто больше спросить не о чем!
- Рождество? - смеется девушка, смеются стены, качаются стены, стены плывут. Точно, Си Джей, вот же болванский вопрос, Рождество было неделю назад, - На дворе лето, самое жаркое лето за последнее столетье! Наступил новый день. Чем не повод для праздника?
Блондинка суёт в окровавленную руку Фаррелла фужер с розовым шампанским. Вино играет в бокале, пузырьки взрываются как маленькие фейерверки. На простыне между пятнами крови и виски остаются лежать разноцветные конфетти, осыпавшиеся с белокурых волос.

Фаррелл забывается в полусне, но долго полежать в покое ему не дают. Двое мулатов и белый карлик под торопливый говорок «Быстрее, быстрее, еще не хватало, чтобы его здесь увидели» укладывают шерифа на носилки. Один мулат одет в костюм плейбоевского зайчика, а у второго - кабанья голова. Карлик хватает стетсон Си Джея и нахлобучивает ему на голову так, что не видать ни зги. Шериф пытается вырваться, но нет сил даже чертыхнуться. Все крутится, вертится, едет, летит, плывет. Его несут долго, кажется, куда-то за пределы Невервилля: сперва Си Джей пытается считать шаги, но на третьей тысяче просто засыпает. Проснувшись, шериф обнаруживает, что лежит не на носилках, а на кровати; щурясь, он вглядывается во тьму, лекарства не дают даже разозлиться толком. Время замедлилось, воздух загустел.
Внезапно зажегшийся свет ослепляет. Шериф видит девочку - ее не назовешь красивой - Фаине не чета! - но она мила и нежна как… как рассвет, что ли? Серенький рассвет ненастного дня. Птичка-воробышек. Черты ее лица не резки, словно по ним прошлись стирательной резинкой, и только глаза - две яркие точки - горят как ночное небо.
- Все в порядке, Си Джей, - звонко произносит девочка. Ей известно его имя! А он не знает ее, хотя он знает всех в Невервилле, забодай его бизон. - Вы в безопасности.
- Где я?
- В подвале аптеки Аарона Тауба, - у воробышка голос соловья.
- Да мы шли только несколько часов! - шериф едва удерживается от того, чтобы выругаться.
- Время здесь летит иначе. Вы еще поймете, Си Джей. Кто такая Женевьева?
В тонких девочкиных руках - отчет Фаррелла, тот самый, на обороте которого он писал письмо мисс Банни. Сквозь наркотуман он видит веснушки на плечах, волосы, в которые можно зарыться носом и вдохнуть аромат мандаринов… Мисс Банни, Женевьева Остин, далекая как Джомолунгма. Она еще не знает, что он выжил! Да что там, она не знает даже, что он чуть не умер. Мастер-чиф-серджент хотел его убить… Зар-раза! Как там Никсон? Чарли? Нужно срочно позвонить в округ.
- Мисс, я попро…
- Вот возьмите, - не дослушав, девушка протягивает шерифу серебряные часы-луковицу. - Приложите к уху. Если внимательно слушать, они расскажут о будущем.
Чувствуя себя последним идиотом, шериф выполняет просьбу. Звонок подождет пять минут. Тик-так, тик-так. Часы молчат про мастер-чиф-серджента - живого или мертвого, про Никсона и Чарли, про атаки дендрозомби или, там, шалости леди Смерти. Ни слова о судьбе гребанного Невервилля вообще, мать его за ногу тридцать три раза. Часы поют об одном. Си Джей слушает шепот ходиков и понимает, что никакой Женевьевы в его жизни больше не будет. Тик-тик, тик-тик. У него теперь другая звезда. Тик, тик, тик, так, так, так, ребята. Он проведет жизнь в объятьях этого нежного воробышка, и никто не будет любить его так, как она.
- Меня зовут Минди, - отвечает девушка на незаданный вопрос.
Так-тик, так-тик, поют часы.