Гусь-Бабушка: СОКРУШЕНИЕ
Фраза: "Оно так и было,когда я пришел"
СОКРУШЕНИЕ
- Не-не-не-не! - раскатился истошный вопль над лугом.
- Га-га-га-га! - частило крепкое могучее сердце старенького, бывалого в бывальцах гусилебедя. - Га-га-га-га!
- Зря-зря-зря-зря! - разразились хриплыми воплями утки, порскнув во все стороны. И сразу же, вздыбив роскошную волну грязи, дёрна и утиного помёта…
Веник поднялся почти тотчас, с ужасом и раскаянием думая: всё, урыл, добил пташку, - и тут же встретился взглядом с такими же круглыми и полоумными глазами гусилебедя. Оба мигнули.
- Прибил бы, - сплюнул Веник. - В печь бы на масленицу…
Теперь удалось разглядеть и что-то кроме отцовского ещё гусилебедя. А поглядеть было на что. Гусилебедь с разлёту вломился в плетень, проломив шесть слоёв кружевного плетения из прутьев и ветвей, и остановился уже основательно углубившись в инкунабулатор. Мимо Веника торопливо, перекачиваясь с боку на бок, просеменило семейство протосмочков, попыхивая кто огневой искрой, кто сизым паром, кто затейливой мелкой порошей. Крохотные, не выше пяди, единорожки, уже носились по лужку, удаляясь куда-то к стене лесопосадки. Карликовые химеры отчаянно отмахивались змейвостами от назойливых поршков-алконостюль, гамаюнцев и сиринушек.
- Д-да-а… - Веник почесал затылок, прикидывая, какого алиби лучше будет придерживаться. Убытков тут намечалось - вся их ферма за сто лет не возместит; так что альтернативы поспешному драпу не предвиделось…
- Эк тебе, парень, неймётся, - сказал участковый, облокотясь на столб. Свёрнутым в трубку формулякром он сдвинул набок фуражку. Глаза с-под фуражки на Веника уставились вполне себе обалдевшие.
- Вот прямо не в силАх погодить, пока табельную Рукоять получишь? Прямо душа горить, подвигов жаждеть?
- Да я… Оно так и было…
- Вижу уж, - участковый вздохнул. - К ней, поди, летел?
- К ней, - Веник приподнял выломанную часть плетня, попытался установить на место. Прямо по покосившемуся плетню, по руках и плечах Веника поскакали крошечные прыгучие медвежата, милые, будто щеночки. Участковый цыкнул на них, подхватил сломанное с другой стороны:
- Делай выводы. Она уже, Венька, не твоя, не твоя-а-а… не. Забудь.
- Не может того быть! - Веник вскинулся, раздувши ноздри. - Не может быть! Я отдал… отдал всё!
Плетень щёлкнул, вставая на место. Участковый отряхнул руку о штанину, задумчиво посмотрел на формулякр - и сунул его в рыжий вытершийся с годами планшет.
- Твой, Венька, выбор. Ты его сделал - и отдал. Сколько и чего хотел. Вопрос в том, что и она тоже делала выбор. Она не персонаж твоей истории. Ей хочется собственной.
Веник угрюмо смолчал.
Да. Гусилебедя не проведёшь: будь ему суждено явиться на белоснежном скаку-лётуне перед крылечко Ивги, да пасть на колено, да руки и сердца испросить… словом, только выбравшийся из СТО гусилебедь довёз бы в лучшем виде, хоть дурного, хоть больного, хоть пьяного, да хоть мёртвого…
Но к чужой - да вопреки судьбе - ни в жисть.
- Выдрать бы тебя, Венька, - не дождавшись ответа, продолжил участковый. - Высечь бы, как следует. Да нельзя. Обратно ж ты не понимаешь: это не инд-льгунция какая-нибудь будет. Не епи-в-темья. Ничего тебе за это не простится, никакого права на будущие глупости не выкупится. Смекаешь?
Отвернувшись, участковый свистнул, и тут же трусцой подбежал смешной всклокоченный и бородатый мохнорогий единорог Исаич.
- Не поможет твому горю Рукоятка, прямо скажу. Можешь, конечным делом, взять… можешь даже того Павлика Барбосова пристрелить по-разному… а на что? Не-е-ет, не Рукоятка тебе надобна. Тебе бы, мил-брат, взыскать бы б Пера.
Веник мрачно поглядел на Исаича. Пера… Посреди обезьяньего лба Рогозверя торчал опушенный рог, способный писать на любой тверди, и между любой твердью тоже. С годами рог изрядно затупился, да и то сказать: много ли требуется ваять из реальности участковому-терапевту? Поспеть к аварии, а то так и прежде таковой. Починить что-то, чего руками не совладаешь. Рассказать то, для чего слов не хватит.
- Могу подвезти, - сказал участковый, и Веник кивнул. Но Исаич отступил в сторону, поглядел, как на моль распоясавшуюся.
- Нагишом, - сказал участковый. - Взыскуя пера, охотясь на Своего Рогозверя… ты не можешь пользоваться костылями, бронежилетами или волшебными досочками. Голышом. Только то, чем являешься лично ты. То, что ты понимаешь. Знаешь. Усвоил. Только так.
Веник хмыкнул. Одёжки осыпались, скручиваясь фестончато. Мать заругает, конечно; но - и пусть. Толку в тех нарядных одёжках?
Участковый присвистнул, и налетевшие зимородки с ремезами во мгновение ока сложили из зевков, объятий и щекотки бежевый клубочек, аккуратно высвободив краешек нитки.
Филин-жвалоголов уселся на рог Исаича, сверкая глазами-прожекторами.
- Чеши уж, - хмыкнул участковый, и Веник послушно зачесал набрякшие яйца Рогозверя. Тот заурчал, хорохорясь. Все Рогозвери в их краю были, уж так сложилось, с яйцами; все были творцами, в чьих тестикулах лежали сказки, которых не знал подлинный мир, потому что мир ведь тоже был только произведением, хоть какого мощного и талантливого Писаря…
- Скоро буду, - не сказал - спросил Веник.
Но даже утки не отвечали.