Сначала хотела что-то написать, а потом вот даже и не знаю, что писать.
Обыкновенное крестьянское жилище в Италии. Просто заброшенный дом. А может и не совсем заброшенный, но явно не ухоженный. И земля вокруг понятно, что не обрабатывается давно, и все уже потихоньку зарастает. А было бы интересно узнать, кто покрасил в голубой цвет ставни, и чья это комната, и почему именно эти ставни покрасили. И когда их еще открывали, кто выглядывал из этого окна. Старушка, всю жизнь проработавшая на земле, итальянская крестьянка, которая еще помнила, как замешивали хлеб один раз в неделю в большой кадке и выпекали на всю многочисленную семью в печке на улице, как ходили стирать белье на речку и замачивали его с сажей, воду кипетили на очаге, а мыло варили сами. Вставали с рассветом и шли в поле, а на хозяйстве оставалась дежурная женщина, которая следила за всеми детьми, готовила и несла в поле обед, и прибиралась дома.
И всем хозяйством заведовала самая старшая женщина. Она решала сколько мяса можно положить в похлебку, выдавала порции по справедливости и гоняла молодых, раздавая каждому задания на день.
А на первом этаже был хлеб. Там держали быков, на которых пахали, коров, коз, кур. И если нищий стучался в дверь и просился на ночлег, его устраивали там, в хлеву. Угащали вином. Там же и устраивали танцы, посиделки.
А, мылись на улице, прямо из-под колонки с водой во дворе. Летом. Зимой видимо как то особо и не мылись.
Дети занимались сами собой, и с десяти лет начинали помогать по хозяйству. Ходили с взрослыми собирать хворост, пасли гусей и овец, следили за младшими.
И дороги были еще все в грязи, без асфальта, и вил не было, а только поля и поля, и дом хозяина, землевладельца. И крестьяни на него батрачили, работали бесплатно, за жилье и землю. И денег не было совсем. И все решал Падроне. И где кому жить, и как работать, и где. И ругался, когда крестьяне ходили в его лес по грибы или за хворостом.
В воскресенье с утра был банный день. Все мылись, одевали единственную приличную одежду и шли в церковь на мессу. Обуви не было. Поэтому до церкви, а в нашем случае это десять километров в гору, шли напрямки и босяком, с обувью через плечо. И перед церквью в фонтане мыли ноги и одевали туфли.
Не было автобусного сообщения с областным городом, и не было машин. Только у одного двух зажиточных жителей деревушки была, и они за деньги возили крестьян в город. Но это если случалось что-то, нужно было срочно в больницу ехать, например. У крестьян то денег не было. Но иногда они ходили в город пешком, с корзиной яиц, на рынок, на продажу. Чтобы заработать грошей на соль, и что-нибудь еще, что самому не вырастить в деревне. Выходили за темно, босяком, с огромной корзиной полной яиц, которую несли на голове.
А во-время войны, когда всех мужчин забрали в армию, а кто-то сбежал в партизаны, женщины делали все сами, и пахали, и собирали пшеницу, обрезали оливки... А, когда через деревню проходили немцы, а потом американцы, ушли в гору, унеся с собой, что только было можно. Тетя Тоня вела гусей, покрикивая на них, а ее золовка тянула единственную козу. И еще потом долго переживали, что не смогли унести все яйца. А кур, кроликов - просто выпустили на волю, авось немец не поймает. Поэтому после войны еще долго в полях расплодились и жило много одичавших кроликов.
А немцев боялись. Хотя также боялись и американцев, которые были черные на лицо, и потому казались похожими на чертей. Уйдя в горы, жили в хлеву у одного доброго крестьянина, что их приютил. И ели похлебку из старой капусты и прогорклого жира, что остался от прошутто. Пасли гусей у рощицы, а над ними один раз пролетел низко низко самолет. И с него кричали: "Луки! Луки!". Так и не известно, что хотел этим сказать пилот, и был ли он плохим, или хорошим, стрелял ли он, или другой, который летел за ним. Но Тоня и Аннина успели убежать в лесок до автоматной очереди.
А однажды за селом упал самолет. И все ходили на него смотреть, как на эскурсию. Что стало с пилотом только не известно.
В той семье было 17 человек. Одна общая комната с очагом, и шесть комнат-спален. А потом старики умерли. Молодежь построила себе по дому на семью, взрослые нашли себе работу в городе, и жизнь изменилась.
А рассказывала мне про свою жизнь Аннина, маленькая добрая женщина. В этом году ей будет сто лет. И дом на фото, конечно, не тот, о котором тут идет речь. И правда все это, или присказка, не знаю. Это просто рассказ о чужой жизни.