Русско-украинский Гоголь: Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем
-- Господь с вами и все святые! Как! вы, Иван Иванович, стали неприятелем Ивану Никифоровичу?
Николай Васильевич Гоголь
"Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем"
Прекрасный человек Иван Иванович!..
Очень хороший также человек Иван Никифорович. Его двор возле двора Ивана Ивановича. Они такие между собою приятели, какие свет не производил.
Несмотря на большую приязнь, эти редкие друзья не совсем были сходны между собою.
Двор Ивана Никифоровича хотя был возле двора Ивана Ивановича и можно было перелезть из одного в другой через плетень,
- Почивали ли вы сегодня, Иван Никифорович?
-- Почивал. А вы почивали, Иван Иванович?
-- Почивал. Скажите, пожалуйста, Иван Никифорович, я все насчет ружья:что вы будете с ним делать? ведь оно вам не нужно.
-- Как не нужно? а случится стрелять?
-- Господь с вами, Иван Никифорович, когда же вы будете стрелять?
-- Из ваших слов, Иван Никифорович, я никак не вижу дружественного ко мне расположения. Вы ничего не хотите сделать для меня в знак приязни.
После этого последовало молчание.
-- Говорят, -- начал Иван Иванович, -- что три короля объявили войну царю нашему.
-- Да, говорил мне Петр Федорович. Что ж это за война? и отчего она?
-- Наверное не можно сказать, Иван Никифорович, за что она. Вот видите, а царь наш и объявил им за то войну. Нет, говорит, примите вы сами веру Христову!
-- Что ж? ведь наши побьют их, Иван Иванович!
-- Побьют. Так не хотите, Иван Никифорович, менять ружьеца?
-- Мне странно, Иван Иванович: вы, кажется, человек, известный ученостью, а говорите, как недоросль. Что бы я за дурак такой...
-- Садитесь, садитесь. Бог с ним! пусть оно себе околеет; не буду больше говорить!..
-- Слушайте, Иван Никифорович. Я вам дам, кроме свиньи, еще два мешка овса, ведь овса вы не сеяли. Этот год все равно вам нужно будет покупать овес.
-- Ей-богу, Иван Иванович, с вами говорить нужно, гороху наевшись. (Это еще ничего, Иван Никифорович и не такие фразы отпускает.) Где видано, чтобы кто ружье променял на два мешка овса? Небось бекеши своей не поставите.
-- Но вы позабыли, Иван Никифорович, что я и свинью еще даю вам.
-- Как! два мешка овса и свинью за ружье?
-- Да что ж, разве мало?
-- За ружье?
-- Конечно, за ружье.
-- Два мешка за ружье?
-- Два мешка не пустых, а с овсом; а свинью позабыли?
-- Поцелуйтесь с своею свиньею,а коли не хотите, так с чертом!
-- О! вас зацепи только! Увидите: нашпигуют вам на том свете язык горячими иголками за такие богомерзкие слова. После разговору с вами нужно и лицо и руки умыть, и самому окуриться.
-- Позвольте, Иван Иванович; ружье вещь благородная, самая любопытная забава, притом и украшение в комнате приятное...
-- Вы, Иван Никифорович, разносились так с своим ружьем, как дурень с писаною торбою, -- сказал Иван Иванович с досадою, потому что действительно начинал уже сердиться.
-- А вы, Иван Иванович, настоящий гусак [То есть гусь-самец -- Прим. Н.В.Гоголя].
Если бы Иван Никифорович не сказал этого слова, то они бы поспорили между собою и разошлись, как всегда, приятелями; но теперь произошло совсем другое. Иван Иванович весь вспыхнул.
-- Что вы такое сказали, Иван Никифорович? -- спросил он, возвысив голос.
-- Я сказал, что вы похожи на гусака, Иван Иванович!
-- Как же вы смели, сударь, позабыв и приличие и уважение к чину и фамилии человека, обесчестить таким поносным именем?
-- Что ж тут поносного? Да чего вы, в самом деле, так размахались руками, Иван Иванович?
-- Я повторяю, как вы осмелились, в противность всех приличий, назвать меня гусаком?
-- Начхать я вам на голову, Иван Иванович! Что вы так раскудахтались?
Иван Иванович не мог более владеть собою: губы его дрожали; рот изменил обыкновенное положение ижицы, а сделался похожим на О: глазами он так мигал, что сделалось страшно. Это было у Ивана Ивановича чрезвычайно редко. Нужно было для этого его сильно рассердить.
-- Так я ж вам объявляю, -- произнес Иван Иванович, -- что я знать вас не хочу!
-- Большая беда! ей-богу, не заплачу от этого! -- отвечал Иван Никифорович.
Лгал, лгал, ей-богу, лгал! ему очень было досадно это.
-- Нога моя не будет у вас в доме...
Весьма могло быть, что сии достойные люди на другой же бы день помирились, если бы особенное происшествие в доме Ивана Никифоровича не уничтожило всякую надежду и не подлило масла в готовый погаснуть огонь вражды.
... что Иван Никифорович и слышать не хотел об Иване Ивановиче.
Наконец, к довершению всех оскорблений, ненавистный сосед выстроил прямо против него, где обыкновенно был перелаз чрез плетень, гусиный хлев, как будто с особенным намерением усугубить оскорбление. Этот отвратительный для Ивана Ивановича хлев выстроен был с дьявольской скоростью: в один день.
Это возбудило в Иване Ивановиче злость и желание отомстить. Он не показал, однако ж, никакого вида огорчения, несмотря на то, что хлев даже захватил часть его земли; но сердце у него так билось, что ему было чрезвычайно трудно сохранять это наружное спокойствие.
Тихо, тихо подкрался он и подлез под гусиный хлев. Собаки Ивана Никифоровича еще ничего не знали о ссоре между ними и потому позволили ему, как старому приятелю, подойти к хлеву, который весь держался на четырех дубовых столбах; подлезши к ближнему столбу, приставил он к нему пилу и начал пилить. Шум, производимый пилою, заставлял его поминутно оглядываться, но мысль об обиде возвращала бодрость. Первый столб был подпилен; Иван Иванович принялся за другой. Глаза его горели и ничего не видали от страха. И второй столб подпилен: здание пошатнулось. Сердце у Ивана Ивановича начало так страшно биться, когда он принялся за третий, что он несколько раз прекращал работу; уже более половины его было подпилено, как вдруг шаткое здание сильно покачнулось... Иван Иванович едва успел отскочить, как оно рухнуло с треском. Схвативши пилу, в страшном испуге прибежал он домой и бросился на кровать, не имея даже духа поглядеть в окно на следствия своего страшного дела.
Весь следующий день провел Иван Иванович как в лихорадке. Ему все чудилось, что ненавистный сосед в отмщение за это, по крайней мере, подожжет дом его…
- .. я подаю позов. -- При этом Иван Иванович поставил чашку и вынул из кармана написанный гербовый лист бумаги. -- Позов на врага своего, на заклятого врага.
-- На кого же это?
-- На Ивана Никифоровича Довгочхуна.
При этих словах судья чуть не упал со стула.
-- Что вы говорите! -- произнес он, всплеснув руками. -- Иван Иванович! вы ли это?
-- Видите сами, что я.
-- Господь с вами и все святые! Как! вы, Иван Иванович, стали неприятелем Ивану Никифоровичу?
-- Я не могу смотреть на него; он нанес мне смертную обиду, оскорбил честь мою.
1) Известный всему свету своими богопротивными, в омерзение приводящими и всякую меру превышающими законопреступными поступками, дворянин Иван, Никифоров сын, Довгочхун, сего 1810 года июля 7 дня учинил мне смертельную обиду, как персонально до чести моей относящуюся, так равномерно в уничижение и конфузию чина моего и фамилии. Оный дворянин, и сам притом гнусного вида, характер имеет бранчивый и преисполнен разного рода богохулениями и бранными словами..."
-- "Оный дворянин, Иван, Никифоров сын, Довгочхун, когда я пришел к нему с дружескими предложениями, назвал меня публично обидным и поносным для чести моей именем, а именно: гусаком, тогда как известно всему Миргородскому повету, что сим гнусным животным я никогда отнюдь не именовался и впредь именоваться не намерен. ибо гусак есть не человек, а птица, что уже всякому, даже не бывавшему, в семинарии, достоверно известно. Но оный злокачественный дворянин, будучи обо всем этом сведущ, не для чего иного, как чтобы нанесть смертельную для моего чина и звания обиду, обругал меня оным гнусным словом.
2) Сей же самый неблагопристойный и неприличный дворянин посягнул притом на мою родовую, собственность, тем, что, в противность всяким законам, перенес совершенно насупротив моего крыльца гусиный хлев, что делалось не с иным каким намерением, как чтоб усугубить нанесенную мне обиду, ибо оный хлев стоял до сего в изрядном месте и довольно еще был крепок. Но омерзительное намерение вышеупомянутого дворянина состояло единственно в том, чтобы учинить меня свидетелем непристойных пассажей: ибо известно, что всякий человек не пойдет в хлев, тем паче в гусиный, для приличного дела. При таком противузаконном действии две передние сохи захватили собственную мою землю,
3) Вышеизображенный дворянин, которого уже самое имя и фамилия внушает всякое омерзение, питает в душе злостное намерение поджечь меня в собственном доме.
И потому прошу оного дворянина Ивана, Никифорова сына, Довгочхуна, яко повинного в зажигательстве, в оскорблении моего чина, имени и фамилии и в хищническом присвоении собственности, а паче всего в подлом и предосудительном присовокуплении к фамилии моей названия гусака, ко взысканию штрафа, удовлетворения проторей и убытков присудить и самого, яко нарушителя, в кандалы забить и, заковавши, в городскую тюрьму препроводить, и по сему моему прошению решение немедленно и неукоснительно учинить. -- Писал и сочинял дворянин, миргородский помещик Иван, Иванов сын, Перерепенко".
...
1) По ненавистной злобе своей и явному недоброжелательству, называющий себя дворянином, Иван Иванов сын, Перерепенко всякие пакости, убытки и иные ехидненские и в ужас приводящие поступки мне чинит и вчерашнего дня пополудни, как разбойник и тать, с топорами, пилами, долотами и иными слесарными орудиями, забрался ночью в мой двор и в находящийся в оном мой же собственный хлев, собственноручно и поносным образом его изрубил. На что, с моей стороны,я не подавал никакой причины к столь противозаконному и разбойническому поступку.
2) Оный же дворянин Перерепенко имеет посягательство на самую жизнь мою и до 7-го числа прошлого месяца, содержа втайне сие намерение, пришел ко мне и начал дружеским и хитрым образом выпрашивать у меня ружье, находившееся в моей комнате, и предлагал мне за него, с свойственною ему скупостью, многие негодные вещи, как-то: свинью бурую и две мерки овса. Но, предугадывая тогда же преступное его намерение, я всячески старался от оного уклонить его; но оный мошенник и подлец, Иван, Иванов сын, Перерепенко, выбранил меня мужицким образом и питает ко мне с того времени вражду непримиримую. Притом же оный, часто поминаемый, неистовый дворянин и разбойник, Иван, Иванов сын, Перерепенко, и происхождения весьма поносного: его сестра была известная всему свету потаскуха и ушла за егерскою ротою, стоявшею назад тому пять лет в Миргороде; а мужа своего записала в крестьяне. Отец и мать его тоже были пребеззаконные люди, и оба были невообразимые пьяницы. Упоминаемый же дворянин и разбойник Перерепенко своими скотоподобными и порицания достойными поступками превзошел всю свою родню и под видом благочестия делает самые соблазнительные дела: постов не содержит, ибо накануне филипповки сей богоотступник купил барана и на другой день велел зарезать своей беззаконной девке Гапке, оговариваясь, аки бы ему нужно было под тот час сало на каганцы и свечи.
Посему прошу оного дворянина, яко разбойника, святотатца, мошенника, уличенного уже в воровстве и грабительстве, в кандалы заковать и в тюрьму, или государственный острог, препроводить, и там уже, по усмотрению, лиша чинов и дворянства, добре барбарами шмаровать и в Сибирь на каторгу по надобности заточить; проторы, убытки велеть ему заплатить и по сему моему прошению решение учинить. -- К сему прошению руку приложил дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун".
Николай Васильевич Гоголь
"Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем"
Прекрасный человек Иван Иванович!..
Очень хороший также человек Иван Никифорович. Его двор возле двора Ивана Ивановича. Они такие между собою приятели, какие свет не производил.
Несмотря на большую приязнь, эти редкие друзья не совсем были сходны между собою.
Двор Ивана Никифоровича хотя был возле двора Ивана Ивановича и можно было перелезть из одного в другой через плетень,
- Почивали ли вы сегодня, Иван Никифорович?
-- Почивал. А вы почивали, Иван Иванович?
-- Почивал. Скажите, пожалуйста, Иван Никифорович, я все насчет ружья:что вы будете с ним делать? ведь оно вам не нужно.
-- Как не нужно? а случится стрелять?
-- Господь с вами, Иван Никифорович, когда же вы будете стрелять?
-- Из ваших слов, Иван Никифорович, я никак не вижу дружественного ко мне расположения. Вы ничего не хотите сделать для меня в знак приязни.
После этого последовало молчание.
-- Говорят, -- начал Иван Иванович, -- что три короля объявили войну царю нашему.
-- Да, говорил мне Петр Федорович. Что ж это за война? и отчего она?
-- Наверное не можно сказать, Иван Никифорович, за что она. Вот видите, а царь наш и объявил им за то войну. Нет, говорит, примите вы сами веру Христову!
-- Что ж? ведь наши побьют их, Иван Иванович!
-- Побьют. Так не хотите, Иван Никифорович, менять ружьеца?
-- Мне странно, Иван Иванович: вы, кажется, человек, известный ученостью, а говорите, как недоросль. Что бы я за дурак такой...
-- Садитесь, садитесь. Бог с ним! пусть оно себе околеет; не буду больше говорить!..
-- Слушайте, Иван Никифорович. Я вам дам, кроме свиньи, еще два мешка овса, ведь овса вы не сеяли. Этот год все равно вам нужно будет покупать овес.
-- Ей-богу, Иван Иванович, с вами говорить нужно, гороху наевшись. (Это еще ничего, Иван Никифорович и не такие фразы отпускает.) Где видано, чтобы кто ружье променял на два мешка овса? Небось бекеши своей не поставите.
-- Но вы позабыли, Иван Никифорович, что я и свинью еще даю вам.
-- Как! два мешка овса и свинью за ружье?
-- Да что ж, разве мало?
-- За ружье?
-- Конечно, за ружье.
-- Два мешка за ружье?
-- Два мешка не пустых, а с овсом; а свинью позабыли?
-- Поцелуйтесь с своею свиньею,а коли не хотите, так с чертом!
-- О! вас зацепи только! Увидите: нашпигуют вам на том свете язык горячими иголками за такие богомерзкие слова. После разговору с вами нужно и лицо и руки умыть, и самому окуриться.
-- Позвольте, Иван Иванович; ружье вещь благородная, самая любопытная забава, притом и украшение в комнате приятное...
-- Вы, Иван Никифорович, разносились так с своим ружьем, как дурень с писаною торбою, -- сказал Иван Иванович с досадою, потому что действительно начинал уже сердиться.
-- А вы, Иван Иванович, настоящий гусак [То есть гусь-самец -- Прим. Н.В.Гоголя].
Если бы Иван Никифорович не сказал этого слова, то они бы поспорили между собою и разошлись, как всегда, приятелями; но теперь произошло совсем другое. Иван Иванович весь вспыхнул.
-- Что вы такое сказали, Иван Никифорович? -- спросил он, возвысив голос.
-- Я сказал, что вы похожи на гусака, Иван Иванович!
-- Как же вы смели, сударь, позабыв и приличие и уважение к чину и фамилии человека, обесчестить таким поносным именем?
-- Что ж тут поносного? Да чего вы, в самом деле, так размахались руками, Иван Иванович?
-- Я повторяю, как вы осмелились, в противность всех приличий, назвать меня гусаком?
-- Начхать я вам на голову, Иван Иванович! Что вы так раскудахтались?
Иван Иванович не мог более владеть собою: губы его дрожали; рот изменил обыкновенное положение ижицы, а сделался похожим на О: глазами он так мигал, что сделалось страшно. Это было у Ивана Ивановича чрезвычайно редко. Нужно было для этого его сильно рассердить.
-- Так я ж вам объявляю, -- произнес Иван Иванович, -- что я знать вас не хочу!
-- Большая беда! ей-богу, не заплачу от этого! -- отвечал Иван Никифорович.
Лгал, лгал, ей-богу, лгал! ему очень было досадно это.
-- Нога моя не будет у вас в доме...
Весьма могло быть, что сии достойные люди на другой же бы день помирились, если бы особенное происшествие в доме Ивана Никифоровича не уничтожило всякую надежду и не подлило масла в готовый погаснуть огонь вражды.
... что Иван Никифорович и слышать не хотел об Иване Ивановиче.
Наконец, к довершению всех оскорблений, ненавистный сосед выстроил прямо против него, где обыкновенно был перелаз чрез плетень, гусиный хлев, как будто с особенным намерением усугубить оскорбление. Этот отвратительный для Ивана Ивановича хлев выстроен был с дьявольской скоростью: в один день.
Это возбудило в Иване Ивановиче злость и желание отомстить. Он не показал, однако ж, никакого вида огорчения, несмотря на то, что хлев даже захватил часть его земли; но сердце у него так билось, что ему было чрезвычайно трудно сохранять это наружное спокойствие.
Тихо, тихо подкрался он и подлез под гусиный хлев. Собаки Ивана Никифоровича еще ничего не знали о ссоре между ними и потому позволили ему, как старому приятелю, подойти к хлеву, который весь держался на четырех дубовых столбах; подлезши к ближнему столбу, приставил он к нему пилу и начал пилить. Шум, производимый пилою, заставлял его поминутно оглядываться, но мысль об обиде возвращала бодрость. Первый столб был подпилен; Иван Иванович принялся за другой. Глаза его горели и ничего не видали от страха. И второй столб подпилен: здание пошатнулось. Сердце у Ивана Ивановича начало так страшно биться, когда он принялся за третий, что он несколько раз прекращал работу; уже более половины его было подпилено, как вдруг шаткое здание сильно покачнулось... Иван Иванович едва успел отскочить, как оно рухнуло с треском. Схвативши пилу, в страшном испуге прибежал он домой и бросился на кровать, не имея даже духа поглядеть в окно на следствия своего страшного дела.
Весь следующий день провел Иван Иванович как в лихорадке. Ему все чудилось, что ненавистный сосед в отмщение за это, по крайней мере, подожжет дом его…
- .. я подаю позов. -- При этом Иван Иванович поставил чашку и вынул из кармана написанный гербовый лист бумаги. -- Позов на врага своего, на заклятого врага.
-- На кого же это?
-- На Ивана Никифоровича Довгочхуна.
При этих словах судья чуть не упал со стула.
-- Что вы говорите! -- произнес он, всплеснув руками. -- Иван Иванович! вы ли это?
-- Видите сами, что я.
-- Господь с вами и все святые! Как! вы, Иван Иванович, стали неприятелем Ивану Никифоровичу?
-- Я не могу смотреть на него; он нанес мне смертную обиду, оскорбил честь мою.
1) Известный всему свету своими богопротивными, в омерзение приводящими и всякую меру превышающими законопреступными поступками, дворянин Иван, Никифоров сын, Довгочхун, сего 1810 года июля 7 дня учинил мне смертельную обиду, как персонально до чести моей относящуюся, так равномерно в уничижение и конфузию чина моего и фамилии. Оный дворянин, и сам притом гнусного вида, характер имеет бранчивый и преисполнен разного рода богохулениями и бранными словами..."
-- "Оный дворянин, Иван, Никифоров сын, Довгочхун, когда я пришел к нему с дружескими предложениями, назвал меня публично обидным и поносным для чести моей именем, а именно: гусаком, тогда как известно всему Миргородскому повету, что сим гнусным животным я никогда отнюдь не именовался и впредь именоваться не намерен. ибо гусак есть не человек, а птица, что уже всякому, даже не бывавшему, в семинарии, достоверно известно. Но оный злокачественный дворянин, будучи обо всем этом сведущ, не для чего иного, как чтобы нанесть смертельную для моего чина и звания обиду, обругал меня оным гнусным словом.
2) Сей же самый неблагопристойный и неприличный дворянин посягнул притом на мою родовую, собственность, тем, что, в противность всяким законам, перенес совершенно насупротив моего крыльца гусиный хлев, что делалось не с иным каким намерением, как чтоб усугубить нанесенную мне обиду, ибо оный хлев стоял до сего в изрядном месте и довольно еще был крепок. Но омерзительное намерение вышеупомянутого дворянина состояло единственно в том, чтобы учинить меня свидетелем непристойных пассажей: ибо известно, что всякий человек не пойдет в хлев, тем паче в гусиный, для приличного дела. При таком противузаконном действии две передние сохи захватили собственную мою землю,
3) Вышеизображенный дворянин, которого уже самое имя и фамилия внушает всякое омерзение, питает в душе злостное намерение поджечь меня в собственном доме.
И потому прошу оного дворянина Ивана, Никифорова сына, Довгочхуна, яко повинного в зажигательстве, в оскорблении моего чина, имени и фамилии и в хищническом присвоении собственности, а паче всего в подлом и предосудительном присовокуплении к фамилии моей названия гусака, ко взысканию штрафа, удовлетворения проторей и убытков присудить и самого, яко нарушителя, в кандалы забить и, заковавши, в городскую тюрьму препроводить, и по сему моему прошению решение немедленно и неукоснительно учинить. -- Писал и сочинял дворянин, миргородский помещик Иван, Иванов сын, Перерепенко".
...
1) По ненавистной злобе своей и явному недоброжелательству, называющий себя дворянином, Иван Иванов сын, Перерепенко всякие пакости, убытки и иные ехидненские и в ужас приводящие поступки мне чинит и вчерашнего дня пополудни, как разбойник и тать, с топорами, пилами, долотами и иными слесарными орудиями, забрался ночью в мой двор и в находящийся в оном мой же собственный хлев, собственноручно и поносным образом его изрубил. На что, с моей стороны,я не подавал никакой причины к столь противозаконному и разбойническому поступку.
2) Оный же дворянин Перерепенко имеет посягательство на самую жизнь мою и до 7-го числа прошлого месяца, содержа втайне сие намерение, пришел ко мне и начал дружеским и хитрым образом выпрашивать у меня ружье, находившееся в моей комнате, и предлагал мне за него, с свойственною ему скупостью, многие негодные вещи, как-то: свинью бурую и две мерки овса. Но, предугадывая тогда же преступное его намерение, я всячески старался от оного уклонить его; но оный мошенник и подлец, Иван, Иванов сын, Перерепенко, выбранил меня мужицким образом и питает ко мне с того времени вражду непримиримую. Притом же оный, часто поминаемый, неистовый дворянин и разбойник, Иван, Иванов сын, Перерепенко, и происхождения весьма поносного: его сестра была известная всему свету потаскуха и ушла за егерскою ротою, стоявшею назад тому пять лет в Миргороде; а мужа своего записала в крестьяне. Отец и мать его тоже были пребеззаконные люди, и оба были невообразимые пьяницы. Упоминаемый же дворянин и разбойник Перерепенко своими скотоподобными и порицания достойными поступками превзошел всю свою родню и под видом благочестия делает самые соблазнительные дела: постов не содержит, ибо накануне филипповки сей богоотступник купил барана и на другой день велел зарезать своей беззаконной девке Гапке, оговариваясь, аки бы ему нужно было под тот час сало на каганцы и свечи.
Посему прошу оного дворянина, яко разбойника, святотатца, мошенника, уличенного уже в воровстве и грабительстве, в кандалы заковать и в тюрьму, или государственный острог, препроводить, и там уже, по усмотрению, лиша чинов и дворянства, добре барбарами шмаровать и в Сибирь на каторгу по надобности заточить; проторы, убытки велеть ему заплатить и по сему моему прошению решение учинить. -- К сему прошению руку приложил дворянин Миргородского повета Иван, Никифоров сын, Довгочхун".