Шестой кусочек
Белая ворона
Суровая зима в этом году, ох, суровая. И снега много, как давно не бывало. Все засыпало - деревья, дома, купола церквей, даже на звездах высоток снег виден. Вообще-то зима - хорошая пора. Мороз, дышится легко, грязи вечной московской не видать. Но эта уж очень сурова. Хорошо тому, кто ездит от двери к двери в теплой меховой шубе. А если нет такой? Тогда мерзнут. Жалко. И птиц жаль - нелегко им в такую пору пропитание добывать. Мне почему-то особенно жалко ворон. Их не любят, гоняют отовсюду. Не любят их, конечно, заслуженно - подлые они птицы, негуманные, слабого клювами могут задолбить запросто. А все ж птицы Божьи. И умные они, того у них не отнимешь.
Вот хожу я по утрам, как иду в магазин, по нашей тропке, за домами. Смотрю, подкармливает народ птичек. То синичкам сало повесят на веревочке, то голубям насыплют крошек, то снегирей подкормят. Ну, воробьи - те нигде не пропадут. А ворон гоняют. Вот они и разбойничают, что ж им остается-то? А недавно и вовсе чуднАя история приключилась.
Шел я, опять же, в магазин. Гляжу - на снегу птичья куча мала. Черная стая, а внутри - белое что-то. Думал сначала, голубь. Подошел поближе - а там не голубь вовсе, а тоже ворона. Только белая. Ну, думаю, чудеса, знать не знал, что белые вороны взаправду бывают. И чёрные негодяйки эти клюют ее, клюют, того и гляди - забьют совсем. Ну, распугал я их, стою над этой бедолагой, а сам думаю - куда ж я ее дену? Ведь стоит мне на три шага отойти, они снова тут как тут будут, и тогда уж ей точно не сдобровать. Дай-ка, думаю, попробую ее в руки взять - пойдет ли? Пошла. Видно, хорошо понимает, что на шаг от лютой смерти была. Погладил я ее по перьям, и посадил на снег снова. А она - прыг! - и опять на руки ко мне. Ладно, говорю. Пойдем-ка с тобой, душа моя, домой. Подобрал авоську, взял птицу под мышку, и отправились мы восвояси.
Чуть попозже сходил на Птичку, купил для нее клетку, насыпал туда крошек, налил ей водички в мисочку. И стали мы с ней вместе жить-поживать. Только смотрю я - а ворона - то у меня непростая. За неделю доросла до размера морской чайки. Кормлю ее, что ль, слишком? - думаю я себе. Встревожился - может, вредно ей? Даже в зоопарк сходил посоветоваться. Вот, говорю, ворону подобрал, белую, а она растет как на дрожжах. А они там посмеялись только и потихоньку пальцем у виска покрутили, пока думали, что я не вижу.
Ну, вернулся я домой, а жилица моя на окошке сидит. И смотрит за окно с тоской такой. Понял я все, окошко открыл ей - лети, говорю, только осторожна будь. Ты теперь вон какая вымахала, тебе вороны другие не страшны, так что ты теперь больше людей опасайся, среди них тоже всякие попадаются.
Улетела моя дорогая. А я то сяду, то по дому хожу как неприкаянный. Привык, черт возьми. День проходит, другой, я уж решил, что осиротел насовсем. Голова под вечер что-то разболелась - жар начался, что ли. И надо бы в магазин с аптекой, хоть хлеба купить и аспирину - а сил никаких. Бац! - стук в окошко. Подошел - сидит мое сокровище на подоконннике с той стороны окна, и в клюве что-то держит. А размером еще больше стала. Открыл я ей - заходит вовнутрь, и в клюве авоська. Моя, старая, я ее уж несколько дней как найти не мог. А в авоське - апельсины, буханка хлеба, пол-рыбехи и водочки мерзавчик небольшой. Я аж прослезился - ты ж, говорю, моя красавица! А она только клювом в меня ткнулась, на подоконник снова вскочила, и была такова.
Выпил я водочки, рыбехой закусил, апельсины на завтра оставил и уснул. Утром проснулся - как стеклышко.
Так и живем теперь. Летает моя радость, а где - не знаю. Но точно знаю, что всегда возвращается. Вот стук опять слышу - пойду-ка погляжу, не она ли. Пора бы ей, а то уж три дня не видались. Пора.
Суровая зима в этом году, ох, суровая. И снега много, как давно не бывало. Все засыпало - деревья, дома, купола церквей, даже на звездах высоток снег виден. Вообще-то зима - хорошая пора. Мороз, дышится легко, грязи вечной московской не видать. Но эта уж очень сурова. Хорошо тому, кто ездит от двери к двери в теплой меховой шубе. А если нет такой? Тогда мерзнут. Жалко. И птиц жаль - нелегко им в такую пору пропитание добывать. Мне почему-то особенно жалко ворон. Их не любят, гоняют отовсюду. Не любят их, конечно, заслуженно - подлые они птицы, негуманные, слабого клювами могут задолбить запросто. А все ж птицы Божьи. И умные они, того у них не отнимешь.
Вот хожу я по утрам, как иду в магазин, по нашей тропке, за домами. Смотрю, подкармливает народ птичек. То синичкам сало повесят на веревочке, то голубям насыплют крошек, то снегирей подкормят. Ну, воробьи - те нигде не пропадут. А ворон гоняют. Вот они и разбойничают, что ж им остается-то? А недавно и вовсе чуднАя история приключилась.
Шел я, опять же, в магазин. Гляжу - на снегу птичья куча мала. Черная стая, а внутри - белое что-то. Думал сначала, голубь. Подошел поближе - а там не голубь вовсе, а тоже ворона. Только белая. Ну, думаю, чудеса, знать не знал, что белые вороны взаправду бывают. И чёрные негодяйки эти клюют ее, клюют, того и гляди - забьют совсем. Ну, распугал я их, стою над этой бедолагой, а сам думаю - куда ж я ее дену? Ведь стоит мне на три шага отойти, они снова тут как тут будут, и тогда уж ей точно не сдобровать. Дай-ка, думаю, попробую ее в руки взять - пойдет ли? Пошла. Видно, хорошо понимает, что на шаг от лютой смерти была. Погладил я ее по перьям, и посадил на снег снова. А она - прыг! - и опять на руки ко мне. Ладно, говорю. Пойдем-ка с тобой, душа моя, домой. Подобрал авоську, взял птицу под мышку, и отправились мы восвояси.
Чуть попозже сходил на Птичку, купил для нее клетку, насыпал туда крошек, налил ей водички в мисочку. И стали мы с ней вместе жить-поживать. Только смотрю я - а ворона - то у меня непростая. За неделю доросла до размера морской чайки. Кормлю ее, что ль, слишком? - думаю я себе. Встревожился - может, вредно ей? Даже в зоопарк сходил посоветоваться. Вот, говорю, ворону подобрал, белую, а она растет как на дрожжах. А они там посмеялись только и потихоньку пальцем у виска покрутили, пока думали, что я не вижу.
Ну, вернулся я домой, а жилица моя на окошке сидит. И смотрит за окно с тоской такой. Понял я все, окошко открыл ей - лети, говорю, только осторожна будь. Ты теперь вон какая вымахала, тебе вороны другие не страшны, так что ты теперь больше людей опасайся, среди них тоже всякие попадаются.
Улетела моя дорогая. А я то сяду, то по дому хожу как неприкаянный. Привык, черт возьми. День проходит, другой, я уж решил, что осиротел насовсем. Голова под вечер что-то разболелась - жар начался, что ли. И надо бы в магазин с аптекой, хоть хлеба купить и аспирину - а сил никаких. Бац! - стук в окошко. Подошел - сидит мое сокровище на подоконннике с той стороны окна, и в клюве что-то держит. А размером еще больше стала. Открыл я ей - заходит вовнутрь, и в клюве авоська. Моя, старая, я ее уж несколько дней как найти не мог. А в авоське - апельсины, буханка хлеба, пол-рыбехи и водочки мерзавчик небольшой. Я аж прослезился - ты ж, говорю, моя красавица! А она только клювом в меня ткнулась, на подоконник снова вскочила, и была такова.
Выпил я водочки, рыбехой закусил, апельсины на завтра оставил и уснул. Утром проснулся - как стеклышко.
Так и живем теперь. Летает моя радость, а где - не знаю. Но точно знаю, что всегда возвращается. Вот стук опять слышу - пойду-ка погляжу, не она ли. Пора бы ей, а то уж три дня не видались. Пора.