05-Все идет по плану!
Каким бы качественным и дорогостоящим ни было вино, если пить его в лошадиных количествах, головка утром будет болеть. Помучавшись некоторое время, после обеда Фима распрощался с Гошей и решил наведаться в центр Всеволода Мейерхольда. Это духовно и расово близкое Старохаткину заведение располагалось в минутах пятнадцати хода неспешным шагом от магалафовского дома. Типа продвинутые друзья и знакомые евреи-театралы считали мейерхольдовский центр, ни много ни мало, одной из лучших театральных площадок Москвы, притягивающей исключительно искушенных зрителей. Как будто все другие театры столицы посещают сугубо жлобы и недоумки. По каким критериям определяется искушенность зрителя и в каких единицах она измеряется, театральные знатоки не поясняли. Фиме было плевать и на рейтинг московских театров и на искушенность зрителей. Всеволод Эмильевич Мейерхольд импонировал Старохаткину потому, что был негалахическим ашкеназским евреем по отцу и немцем по маме, сумевшим добиться мировой славы и известности, в итоге признанным ортодоксальными евреями своим.
Ранее в Минске Ефим Самуэлевич не был замечен в какой-то особой любви к театральным подмосткам. Не то местным актерам не доставало мастерства, не то представленный репертуар не соответствовал его утонченному вкусу. Единственной сценой, которую Фима удосуживал своим вниманием, являлся белорусский альтернативный театр. Туда Старохаткин одно время наведывался регулярно. И не потому, что там ставились особенные спектакли. Фима запал на начинающую актрисочку Владочку и активно ее охмурял. Поначалу она не особо шла на контакт, но в конце концов хруст стодолларовых купюр сделал свое дело. За два месяца совместного проживания Владочка полностью обновила гардероб, отказавшись от турецких шмоток, и потребовала от Старохаткина вести ее под венец. Жениться на нееврейке один из основных обнальщиков Минска не собирался. До Владочки и после Владочки Фима перетоптал много падких на деньги белорусских красавиц, всех их рассматривая как временное средство для удовлетворения своих сексуальных фантазий. Последовало расставание со скандалом и битьем посуды.
В центре Всеволода Мейерхольда Самуэлевич направился в ресторан, где заказал семгу и два глинтвейна. Теплое вино избавило от головной боли. Восстановив самочувствие, Старохаткин набрал номер Ильи Шахарова. Младший Магалафов перед отбытием в аэропорт Шереметьево позвонил единокровцу риэлтору и пояснил за Фиму. Илияху незамедлительно изъявил желание помочь и даже объявил о скидке со своей комиссии в тридцать процентов. В знак особого уважения предложил познакомиться и лично поприсутствовать при осмотре квартир. Офис Шахарова располагался на Цветном Бульваре. Не успел Фима допить второй глинтвейн, как улыбающийся Илья присел за столик.
- Шалом дорогой друг! - поприветствовал Фиму Шахаров.
- Привет Илья!
-Какая квартира нужна? Излагай все пожелания, - деловито продолжил риэлтор.
- Хочу где-нибудь в районе Новослободской. И Авигдор рядом и до Марьиной Рощи недалеко. Ты в эту синагогу ходишь?
- Да, это наша синагога. Послезавтра в ней увидимся. А сейчас я дам указания своим сотрудникам.
Господин Шахаров позвонил в офис и начальственным тоном озадачил подчиненных. Пока Фима с Ильей пили за знакомство, шахаровские работники перезвонили и предложили на выбор три квартитры. Илияху обратился к Старохаткину:
- Самый хороший вариант двушка ближе к пересечению Сущевки и Палихи. Пятый этаж, лоджия, консьерж, два холодильника, насчет техники полный фарш, кожаная мебель, двуспальная кровать, два больших телевизора и маленький на кухне, до синагоги минут двадцать не торопясь. Хозяин кошерный, сдает только евреям, хочет штуку баксов. Торг возможен!
Фима особенно обрадовался наличию двух холодильников:
- Когда посмотреть можно?
Илья прильнул к мобильнику.
Став религиозным евреем, Старохаткин взвалил на себя ярмо из шестисот тринадцати заповедей иудаизма и старался ревностно их соблюдать. Иначе ему после смерти на небо не попасть. Галахические евреи могут не выполнять двести сорок восемь заповедей, обязывающих соблюдение четко прописанных в Торе, она же слегка подредактированный Ветхий Завет для гоев, религиозных законов и ритуалов. А также могут забить на выполнение триста шестидесяти пяти запретов совершать те или иные поступки, прописанные в той же Торе. Например, могут жрать свинину, осетрину, другие запрещенные продукты и мешать молочную пищу с мясной. Им все простится и они попадут на небо, потому что они стопроцентные евреи. Геры вроде Старохаткина на небо не попадут, если будут игнорировать выполнение заповедей Иеговы. Тут существует небольшая нестыковка, связанная с приходом машиаха. Ибо тогда, как написано в еврейских религиозных книгах, мертвые воскреснут. Каким образом души, спустившись с небес, вселятся в полуистлевшие и истлевшие тела не поясняется.
Ефим Самуэлевич старательно соблюдал все религиозные предписания и наставления. К вопросу кошерности еды относился с особой бдительностью. У каждого ортодоксального еврея два холодильника на кухне предназначены для хранения мясных и молочных продуктов по-отдельности. Хранить их в одном холодильнике категорически запрещено. Еще столь же категорически ортодоксальным евреям запрещено есть мясную и молочную пищу из одной посуды. Для мясного один комплект тарелок, для молочного другой. Молочную пищу после мясной можно есть через шесть часов, мясную после молочной через два. Следуя такой логике, возникает вопрос о необходимости иметь два унитаза. Сей деликатный момент никак не регламентируется.
- Хозяин будет к 18-00. - ответил риэлтор Шахаров. - Агент отзвонит из квартиры, идти тут минут десять.
Фима взглянул на свои часы Омега, купленные год назад в Нью-Йорке за трешку баксов.
- У нас еще полтора часа. По глинтвейну?
- Почему бы не выпить с хорошим человеком? - ответил Илья.
- Илья, ты офисы тоже сдаешь? - задал следующий вопрос Фима.
- Конечно, но собственных площадей пока нет, я в жилую недвижку вкладываюсь. От вложений в квартиры выхлоп больше. Много народа понабирало кредитов на жилье и "попало" в августе прошлого года. Особенно влетели балбесы, кредитанувшиеся в валюте. Их банковские безопасники душить начали, пришлось отдавать свои квадраты по очень привлекательным ценам.
- Как-то неудобно на горе людском зарабатывать, - возмутился Фима
- Что значит неудобно? - пожал плечами Илья. - На горе человеческом нельзя зарабатывать никогда. Человеку, попавшему в беду, надо помочь, поддержать его в трудную минуту. Добро вернется в стократном размере. А гои не люди и никогда людьми не были. От них любую гадость ожидать можно.
- Что правда, то правда, - ответил Фима. Считать так у него были все основания. Хотя имелось одно исключение.
Когда-то в 1993-м году, еще в Минске, Ефим решил заработать денег с семью друзьями КВНщиками. Игорь Золотовский, соратник по арт-группе «Колхозная Атмосфера», предложил привезти из Крыма в столицу Белоруссии два вагона яблок. Его дядя возглавлял фруктово-консервный завод под Симферополем, и по словам Золотовского отдавал яблоки почти даром. Под яблочную тему оперативно была зарегистрирована фирма и друзья стали думать, где взять денег. Банки, в которые они обращались за кредитами, не горели желанием профинансировать начинающих предпринимателей. Привлечь частные инвестиции никому, кроме Старохаткина, не удалось. Фима одолжил денег у непонятных знакомых, написав расписку, под пять процентов в месяц. Товар был проплачен, вагоны загружены и отправлены. Когда яблоки прибыли в Минск, выяснилось, что за время нахождения в пути большая их часть сгнила. Крымчане насыпали их валом, две недели пути и жаркая погода превратили их в гниль.
Ефим попытался поднять вопрос о консолидированном возмещении убытков, но взаимопонимания не нашел. Бывшие компаньоны ушли в сторону и со своими проблемами Старохаткин остался один на один. Кредиторы прислали бандитов и у Фимы в двадцать три года появились первые седые волосы на висках. Времена тогда были веселые, убивали за гораздо меньшие суммы. Так как своевременно рассчитаться он не сумел, его поставили на счетчик. Ефим пообщался с родителями и продал их квартиру. Вырученных денег оказалось недостаточно. Пришлось выставить на продажу квартиру тети. У той не было детей, она готовилась к репатриации в Израиль, и отдала квартиру в распоряжение племянника. Проценты щелкали так быстро, что Фима от переживаний покрылся псориазом. Никакой реальной помощи ни от кого из старых друзей он не получил. Многие вообще перестали с ним общаться. Поддержка со стороны оставшихся ограничивалась лишь словами утешения. Тетина квартира не продавалась, а счетчик неумолимо работал.
Бандиты дали Старохаткину последний срок неделю и пригрозили вывезти в лес. Фима, не особо рассчитывая на успех, позвонил своему одногруппнику, с которым получал высшее образование, обучаясь заочно в нархозе и попросил о встрече. Как ни странно, одногруппник, не будучи евреем, выдал Старохаткину беспроцентно восемь штук зелени из своих сбережений и нашел где-то еще семь штук под гуманные проценты. Фима закрыл свои вопросы с бандитами и вздохнул спокойно. Через полтора месяца была продана квартира тети и Ефим вернул одолженные деньги.
Перспективы дальнейшей жизни вырисовывались довольно мрачно. Жить было негде, на почве бытовой неустроенности родители развелись. Мама уехала в США, а папа в Израиль. На бизнес денег не было. К тому времени Фима уже регулярно посещал синагогу и находился на испытательном сроке перед принятием гиюра. В синагоге Старохаткин познакомился с многими евреями. Никто из них не изъявил желания помочь ему в трудную минуту. После того, как вопрос с бандитами был закрыт, отношение к Фиме кардинально поменялось. Алик Аспидович предложил Фиме заняться бизнесом, который не требует больших вложений, а именно обналичиванием денег и выводом их за границу суверенной Беларуси. Аспидович всячески помогал Старохаткину и деньгами, и советами. Остальные обитатели минской синагоги также вносили свой посильный вклад в финансовую нормализацию Фиминого положения. Некоторые пользовались его услугами, некоторые приводили клиентов. Через год Фима крепко стоял на ногах и уверенно смотрел в будущее. Еще через три года Фима купил папе симпатичный двухэтажный дом с шикарным видом на Средиземное море в Нетании. А маму осчастливил квартирой в Верхнем Ист-Сайде в Нью-Йорке.
- В любом случае я предлагаю этим гореинвесторам большую цену, чем им дадут те, кто их душит, - между тем продолжил Илья. - Выкупаю у них квартиры процентов на пятнадцать дороже, чем банки, которым они торчат, принуждают зачет сделать. Или предлагаю квартиры меньшей площади из своих запасов, а с банками по их долгам сам договариваюсь. Это реже случается…
- Справедливо, - одобрил Ефим. - А что по офисам у тебя?
- Офисы дорогие и красивые. От ста метров площадью.
- Мне на первых порах попроще и поменьше надо.
- Как раскрутишься, звони. Сделаю тебе приличный офис со скидкой тридцать процентов от своей комиссии.
Тут шахаровский мобильник зазвенел. Агент сообщил о прибытии на адрес. Все было готово к просмотру. Фима и Илияху покинули центр Всеволода Мейерхольда. Новослободская улица стояла в глухой пробке. Шахаров с тоской посмотрел на свой Шевроле Блейзер и предложил идти пешком. Хозяин квартиры на пересечении Сущевки и Палихи с первого взгляда идентифицировал национальную принадлежность Фимы и даже сбросил сотку баксов при условии поквартальной оплаты. Ефим Самуэлевич Старохаткин и Борис Моисеевич Цвергбаум, работающий скромным снабженцем в строительной империи тети Лены Батуриной, подмахнули договор аренды, после чего Фима отсчитал нужную сумму. Вопрос с проживанием был решен. На следующий день с утра пораньше прибывший по вызову магалафовский водитель перевез Старохаткина с вещами на съемную квартиру. Затарившись продуктами и спиртным в кошерном магазине при синагоге, Фима начал готовиться к шаббату.