"Старррые вещи" - часть шестая
Пррредыдущие рррассказы: 1, 2, 3, 4 и 5. Пррродолжение следует, я с удовольствием жду ещё ваших воспоминаний!
mila_p_r
Старые вещи. Креденц
Вот и я решила откликнуться на призыв вспомнить о старых вещах. Думала-думала и решила, что надо начать с самой значимой вещи,которую помню, сколько живу, просто потому, что появилась она, то есть он - креденц - еще до меня. Кто не знает, "креденц" - это буфет по-польски. Многие говорят: кредЕнц, а у нас дома он всегда был "крЕденц".
Мой папа коренной львовянин, остался жив только потому, что ушел на фронт, а потом западенцев перегнали в Алма-Ату строить ГЭС. Вся папина семья погибла в гетто. В Алма-Ате и встретились мама с папой.В феврале 1946 родился мой брат, мой Толичек. В мае родители с крошкой на руках приехали поездом из Алма-Аты во Львов - папа всё еще надеялся хоть что-нибудь узнать о своей семье, но увы... Надо было строить новую жизнь, работать, учиться, просто жить. История с нашей квартирой - отдельная история. Родители начали ее ремонтировать, обживать.В магазинах купить было нечего, а на рынках продавали старые вещи,думаю, многие из них были выкрадены из еврейских квартир.Если я не ошибаюсь, родители купили этот креденц году в 47-48 на каком-то из рынков.
октябрь 1956
К сожалению, не нашла фотографии, отражающей всю красоту этого старинного, дубового буфета,с резными боками, с двумя отделениями - одно поменьше, там были ящики, а второе большое с двумя дверцами и толстенной дубовой полкой посередине.Часы случайно подошли по фактуре, они не были изначально. В нем хранилось всё: посуда, хрусталь, запас муки, скатерти,под которые клали зарплату... Под верхней частью была выдвижная доска с мраморной вставкой. На нее мама выкладывала то, что пекла на дни рождения и праздники. Ох, аж сейчас запахло дрожжевым пирогом с маком и медовиком...
Очень хотели забрать его с собой,но родственники написали, что квартиры здесь маленькие, и такая вещь просто не станет. Эх, что делает с нами память... Конечно, для двоюродной сестры, которая видела креденц последний раз в 1959 году, он казался чем-то огромным. А мы ничего не знали и не понимали. Вот и продали свидетеля всей жизни... Правда, думали,что ему повезет, а его снова выменяли на современную трухлявую стенку. До сих пор не могу простить этого себе. Сидит в сердце заноза, как будто друга предала.
grimzaldina
Старьё-моё
Я очень любила гостить у бабушки с дедушкой - в их доме всегда была особая атмосфера. Дедушка обычно был поглощен работой, его ценили и уважали на заводе, а бабушка создавала уют. Находила и покупала мебель, продумывала, что где будет стоять. Да что там, моя маленькая хрупкая бабушка сама делала перестановки мебели. Возвращаются домой после работы-учебы мама и дедушка, а всё уже на других местах. И так, пока бабушка не нашла оптимальный вариант расстановки этой мебели.
Очень я любила бабушкин буфет (он и до сих пор стоит в той квартире, где сейчас живут мои родители), буфет вот такой, как на взятой из инета фотке, только в гораздо лучшем состоянии - жёлтенький, лакированный:
Чего только не было в его недрах! На всех полочках были салфеточки, вышитые и связанные бабушкой, а в нижней части хранились альбомы со старыми семейными фотографиями, которые я рассматривала часами. А ещё мешок с открытками!
Я у себя как-то выкладывала ажно 6 постов только с новогодними открытками. Почти все они из бабушкиного мешочка. Посмотреть можно здесь, здесь, здесь, здесь, здесь и здесь.
Вокруг деревянного круглого стола, который в праздники раздвигался и становился овальным, стояли вот такие стулья с резными спинками:
Возле старенькой тахты стояла Ригонда, на которой дедушка слушал радио, а бабушка старые пластинки. Некоторые созранились по сей день - тяжеленные, толстые, на 78 оборотов.
В другой комнате стоял низенький шкафчик с резными элементами и обитым тканью верхом. В нём хранились главные богатства. Шкатулочки и коробочки с самыми разнообразными пуговицами, разноцветными, перламутровыми, с камушками и без. Я могла целый день просидеть на полу, перебирая эти сокровища.
А ещё бабушка шила, и у неё была целая куча мешочков с разнообразными, очень красивыми, лоскутками. Я из них ничего не шила, до сих пор терпеть не могу шитьё, но тоже обожала перебирать их.
Сверху на столике, на вышитой бабушкой салфетке, стояли всякие статуэтки: целый караван слоников - мал мала меньше, сонный лев, уронивший гривастую голову на могучие лапы, изящный, хрупкий китайский болванчик. А на другом шкафу стояла женщина без весла и без рук и ещё какая-то не обремененная одеждой особа.
И ещё вазочки, примерно такие:
А дома у родителей хранилось вот такое монументальное сооружение, которое мой муж в пылу освобождения квартиры от хлама куда-то или выкинул, или отдал кому-то (а мог бы ща почти за 100 баксов продать, разоритель эдакий!):
Мраморный письменный прибор
И вот сегодня мой муж недрогнувшей рукой отдал около 3 сотен советских винилов, из которых только полторы сотни - детские пластинки.
А какой "хлам" бережно храните вы?
gilman_halanay
Мне года два, или около того, или ближе к трем. Сижу я на маленькой скамеечке, скамеечка стоит на стуле, стул - на столе, все это качается подо мной, и мне так хорошо там, наверху, так вольно, что я пою от счастья. На звуки приходит мама и тихонечко, чтобы детку не испугать, снимает меня оттуда. Оказывается, что я это все сама сделала: стул - на стол, скамеечку - на стул, и сверху сама залезла и уселась. Сейчас представить себе не могу, чтобы ребенок так смог, но мама говорила, что так и было. Это было первое ощущение свободы, и высоты, и возможного полета, и первый взгляд на мир сверху. На тот мир, который весь был выше меня.
[...]
В нашей комнате были интересные вещи. Во-первых, у нас был телевизор "КВН-49" с большой линзой. Когда он был выключен, я корчила рожи перед этой линзой, а она мне показывала что-то непонятное, смутное. Откуда взялся телевизор, я так и не поняла. Думаю, кто-то подарил - среди родственников попадались и состоятельные, и щедрые. Зарабатывали немного. У папы стипендия от академии, у мамы - ставка участкового терапевта... По вечерам у нас собирались соседи - не только свои, но и чужие - с лестничной площадки и даже с других этажей, смотрели передачи. Я не смотрела. Передачи были скучные, а у меня за ширмой были полно игрушек.
Ширма и большой шкаф делили комнату пополам. Задняя была спальня и детская. У мамы с папой была тахта, с которой свисал ковер, сделанная из немецкой трофейной койки - с панцирной сеткой, со спиленными спинками. Это был подарок деда Савелия. Дед был военным фармацевтом, провизором, и потому у нас водились всякие его аптекарские штучки: железная коробка-аптечка и два деревянных ящика с надписями на немецком. Ящики поставили "на попа". Один был покрыт белым тюлем - это был мамин туалетный столик, к другому папа приделал полки - он был книжный шкаф.
Мои игрушки лежали в картонном ящике от телевизора. Он был такой большой, что я в нем помещалась, если, конечно, удавалось его свалить на бок. Через верх было не залезть. Сколько раз я засыпала прямо на полу среди раскиданных игрушек, пока мама, папа и два его академических друга играли в преферанс в "гостиной". Но чаще, конечно, мама меня укачивала, чтобы потом уже спокойно играть. Мои любимые колыбельные были: "Креолка" (Волны плещут о берег скалистый...) и "Татьяна" (Встретились мы в баре ресторана...). Я их заказывала и не засыпала, пока не дослушивала до конца. Так что, у меня с детства хороший вкус на Лещенко и Шульженко. Ширма была цветастая, и просвечивала неярким светом, создавая цветовой фон. Оранжевый абажур над столом работал на совесть. Стол был для всего: за ним ели, писали письма бабушкам и дедушкам, чертили чертежи, заполняли истории болезней, играли в преферанс и принимали гостей.
Ели, что было, письма писали ежедневно, чертежи чертили по ночам, в преф играли по четверть копейки, а гости были одни и те же: Ромочка и Люсьенчик - папины друзья. Они были солдаты и жили в казарме, а он был аж младший лейтенант с семьей и жильем. Поэтому при малейшем увольнении ребята шли к нам, приносили мне по шоколадке, ели мамины пироги с корицей и, вообще, развлекались, как могли. Мы были их семья.
Иногда их использовали корыстно - они отпускали маму и папу в театр. Это я особенно любила. Мама надевала красивое платье, клипсы и бусы, ярко красила губы красной помадой и изумительно пахла "Красной Москвой", папа тоже одевался в штатское, и шляпа у него была с полем, спереди загнутым вниз; это немного мешало целоваться на прощание - под поле влезала вся моя голова.
А утром на стульчике у моей кровати всегда лежал трюфель. Трюфель был блестящий и необыкновенно торжественный. У него была хрусткая целлофановая бумажка, а внутри еще золотая, а потом пальцы измазывались в шоколадной пыльце, и их можно было облизывать, когда конфета уже кончалась. Так и осталось с тех пор: театр - это трюфель, трюфель - это театр. Может быть, поэтому я потом так полюбила театр?
mila_p_r
Старые вещи. Креденц
Вот и я решила откликнуться на призыв вспомнить о старых вещах. Думала-думала и решила, что надо начать с самой значимой вещи,которую помню, сколько живу, просто потому, что появилась она, то есть он - креденц - еще до меня. Кто не знает, "креденц" - это буфет по-польски. Многие говорят: кредЕнц, а у нас дома он всегда был "крЕденц".
Мой папа коренной львовянин, остался жив только потому, что ушел на фронт, а потом западенцев перегнали в Алма-Ату строить ГЭС. Вся папина семья погибла в гетто. В Алма-Ате и встретились мама с папой.В феврале 1946 родился мой брат, мой Толичек. В мае родители с крошкой на руках приехали поездом из Алма-Аты во Львов - папа всё еще надеялся хоть что-нибудь узнать о своей семье, но увы... Надо было строить новую жизнь, работать, учиться, просто жить. История с нашей квартирой - отдельная история. Родители начали ее ремонтировать, обживать.В магазинах купить было нечего, а на рынках продавали старые вещи,думаю, многие из них были выкрадены из еврейских квартир.Если я не ошибаюсь, родители купили этот креденц году в 47-48 на каком-то из рынков.
октябрь 1956
К сожалению, не нашла фотографии, отражающей всю красоту этого старинного, дубового буфета,с резными боками, с двумя отделениями - одно поменьше, там были ящики, а второе большое с двумя дверцами и толстенной дубовой полкой посередине.Часы случайно подошли по фактуре, они не были изначально. В нем хранилось всё: посуда, хрусталь, запас муки, скатерти,под которые клали зарплату... Под верхней частью была выдвижная доска с мраморной вставкой. На нее мама выкладывала то, что пекла на дни рождения и праздники. Ох, аж сейчас запахло дрожжевым пирогом с маком и медовиком...
Очень хотели забрать его с собой,но родственники написали, что квартиры здесь маленькие, и такая вещь просто не станет. Эх, что делает с нами память... Конечно, для двоюродной сестры, которая видела креденц последний раз в 1959 году, он казался чем-то огромным. А мы ничего не знали и не понимали. Вот и продали свидетеля всей жизни... Правда, думали,что ему повезет, а его снова выменяли на современную трухлявую стенку. До сих пор не могу простить этого себе. Сидит в сердце заноза, как будто друга предала.
grimzaldina
Старьё-моё
Я очень любила гостить у бабушки с дедушкой - в их доме всегда была особая атмосфера. Дедушка обычно был поглощен работой, его ценили и уважали на заводе, а бабушка создавала уют. Находила и покупала мебель, продумывала, что где будет стоять. Да что там, моя маленькая хрупкая бабушка сама делала перестановки мебели. Возвращаются домой после работы-учебы мама и дедушка, а всё уже на других местах. И так, пока бабушка не нашла оптимальный вариант расстановки этой мебели.
Очень я любила бабушкин буфет (он и до сих пор стоит в той квартире, где сейчас живут мои родители), буфет вот такой, как на взятой из инета фотке, только в гораздо лучшем состоянии - жёлтенький, лакированный:
Чего только не было в его недрах! На всех полочках были салфеточки, вышитые и связанные бабушкой, а в нижней части хранились альбомы со старыми семейными фотографиями, которые я рассматривала часами. А ещё мешок с открытками!
Я у себя как-то выкладывала ажно 6 постов только с новогодними открытками. Почти все они из бабушкиного мешочка. Посмотреть можно здесь, здесь, здесь, здесь, здесь и здесь.
Вокруг деревянного круглого стола, который в праздники раздвигался и становился овальным, стояли вот такие стулья с резными спинками:
Возле старенькой тахты стояла Ригонда, на которой дедушка слушал радио, а бабушка старые пластинки. Некоторые созранились по сей день - тяжеленные, толстые, на 78 оборотов.
В другой комнате стоял низенький шкафчик с резными элементами и обитым тканью верхом. В нём хранились главные богатства. Шкатулочки и коробочки с самыми разнообразными пуговицами, разноцветными, перламутровыми, с камушками и без. Я могла целый день просидеть на полу, перебирая эти сокровища.
А ещё бабушка шила, и у неё была целая куча мешочков с разнообразными, очень красивыми, лоскутками. Я из них ничего не шила, до сих пор терпеть не могу шитьё, но тоже обожала перебирать их.
Сверху на столике, на вышитой бабушкой салфетке, стояли всякие статуэтки: целый караван слоников - мал мала меньше, сонный лев, уронивший гривастую голову на могучие лапы, изящный, хрупкий китайский болванчик. А на другом шкафу стояла женщина без весла и без рук и ещё какая-то не обремененная одеждой особа.
И ещё вазочки, примерно такие:
А дома у родителей хранилось вот такое монументальное сооружение, которое мой муж в пылу освобождения квартиры от хлама куда-то или выкинул, или отдал кому-то (а мог бы ща почти за 100 баксов продать, разоритель эдакий!):
Мраморный письменный прибор
И вот сегодня мой муж недрогнувшей рукой отдал около 3 сотен советских винилов, из которых только полторы сотни - детские пластинки.
А какой "хлам" бережно храните вы?
gilman_halanay
Мне года два, или около того, или ближе к трем. Сижу я на маленькой скамеечке, скамеечка стоит на стуле, стул - на столе, все это качается подо мной, и мне так хорошо там, наверху, так вольно, что я пою от счастья. На звуки приходит мама и тихонечко, чтобы детку не испугать, снимает меня оттуда. Оказывается, что я это все сама сделала: стул - на стол, скамеечку - на стул, и сверху сама залезла и уселась. Сейчас представить себе не могу, чтобы ребенок так смог, но мама говорила, что так и было. Это было первое ощущение свободы, и высоты, и возможного полета, и первый взгляд на мир сверху. На тот мир, который весь был выше меня.
[...]
В нашей комнате были интересные вещи. Во-первых, у нас был телевизор "КВН-49" с большой линзой. Когда он был выключен, я корчила рожи перед этой линзой, а она мне показывала что-то непонятное, смутное. Откуда взялся телевизор, я так и не поняла. Думаю, кто-то подарил - среди родственников попадались и состоятельные, и щедрые. Зарабатывали немного. У папы стипендия от академии, у мамы - ставка участкового терапевта... По вечерам у нас собирались соседи - не только свои, но и чужие - с лестничной площадки и даже с других этажей, смотрели передачи. Я не смотрела. Передачи были скучные, а у меня за ширмой были полно игрушек.
Ширма и большой шкаф делили комнату пополам. Задняя была спальня и детская. У мамы с папой была тахта, с которой свисал ковер, сделанная из немецкой трофейной койки - с панцирной сеткой, со спиленными спинками. Это был подарок деда Савелия. Дед был военным фармацевтом, провизором, и потому у нас водились всякие его аптекарские штучки: железная коробка-аптечка и два деревянных ящика с надписями на немецком. Ящики поставили "на попа". Один был покрыт белым тюлем - это был мамин туалетный столик, к другому папа приделал полки - он был книжный шкаф.
Мои игрушки лежали в картонном ящике от телевизора. Он был такой большой, что я в нем помещалась, если, конечно, удавалось его свалить на бок. Через верх было не залезть. Сколько раз я засыпала прямо на полу среди раскиданных игрушек, пока мама, папа и два его академических друга играли в преферанс в "гостиной". Но чаще, конечно, мама меня укачивала, чтобы потом уже спокойно играть. Мои любимые колыбельные были: "Креолка" (Волны плещут о берег скалистый...) и "Татьяна" (Встретились мы в баре ресторана...). Я их заказывала и не засыпала, пока не дослушивала до конца. Так что, у меня с детства хороший вкус на Лещенко и Шульженко. Ширма была цветастая, и просвечивала неярким светом, создавая цветовой фон. Оранжевый абажур над столом работал на совесть. Стол был для всего: за ним ели, писали письма бабушкам и дедушкам, чертили чертежи, заполняли истории болезней, играли в преферанс и принимали гостей.
Ели, что было, письма писали ежедневно, чертежи чертили по ночам, в преф играли по четверть копейки, а гости были одни и те же: Ромочка и Люсьенчик - папины друзья. Они были солдаты и жили в казарме, а он был аж младший лейтенант с семьей и жильем. Поэтому при малейшем увольнении ребята шли к нам, приносили мне по шоколадке, ели мамины пироги с корицей и, вообще, развлекались, как могли. Мы были их семья.
Иногда их использовали корыстно - они отпускали маму и папу в театр. Это я особенно любила. Мама надевала красивое платье, клипсы и бусы, ярко красила губы красной помадой и изумительно пахла "Красной Москвой", папа тоже одевался в штатское, и шляпа у него была с полем, спереди загнутым вниз; это немного мешало целоваться на прощание - под поле влезала вся моя голова.
А утром на стульчике у моей кровати всегда лежал трюфель. Трюфель был блестящий и необыкновенно торжественный. У него была хрусткая целлофановая бумажка, а внутри еще золотая, а потом пальцы измазывались в шоколадной пыльце, и их можно было облизывать, когда конфета уже кончалась. Так и осталось с тех пор: театр - это трюфель, трюфель - это театр. Может быть, поэтому я потом так полюбила театр?