Сказка на ночь.
О чем бы тебе рассказать, моя маленькая сероглазая девочка, сегодня? Ты лежишь на спине, покусывая собственную руку, девочка, когда-нибудь ты будешь изящной и печальной леди с мазохистическими наклонностями, да? Ты смеешься - тебе нравится эта перспектива? Или тебе просто смешно слышать такие жутко намудреные слова? Я так люблю твои серые бархатные глаза, в которых мерцают последние лучи закатившегося солнца, уже виднеются первые звезды и еще плавают грозовые облака, собравшиеся к вечеру и так и не пролившиеся даже самым маленьким и захудалым дождем... У тебя хорошие глаза. Человечные. Самого обычного человека, внимательные и цепкие, восторженные и дружелюбные...
Да, да, да, я очень люблю своего ребенка, и поэтому мой ребенок кажется мне самым добрым, самым умным, самым прекрасным ребенком на свете, даже несмотря на то, что грызет уже не ручку, а ножку, родная, вынь пятку изо рта. Пожалуйста. Спасибо, милая, так гораздо лучше. Что за непоседливый ребенок - тебе давно пора спать, а ты смеешься и рвешься вон из кроватки, нет, нет, я не пущу тебя, моя умница, я подоткну одеяло и буду держать твою ручку в своей, и расскажу тебе сказку о твоих серых глазах, тебе ведь интересно послушать сказку о твоих глазках, моя маленькая эгоистка?
Поcмотри вон туда. Вон там, за спинкой твоей кроватки, в окне, видишь? Маленькая, если ты будешь так запрокидывать голову, ты рано или поздно сломаешь себе шею, обычные люди как правило просто переворачиваются на бок, честное слово, так гораздо удобнее. Хорошо, хорошо, я молчу. Ты же видишь уже, ты смотришь - вон там, над деревьями, сплошной стеной закрывающими нам окно, - ярко-ярко горит звезда. Огромная. Ослепляющая. Белая. Видишь, как уже поздно - все небо черное, и звезды высыпали, а ты все не спишь... Нет, тебе не стыдно. Я в курсе, знаешь ли, дорогая, моя любимая, моя трогательная девочка с глазами, в которых теперь будут всегда гореть звезды.
Тебе всего полгода, но ты быстро вырастешь. Вырастешь и забудешь меня, а вот эту звезду - никогда. Когда тебе будет плохо-плохо-плохо, ты будешь запрокидывать голову так же к небу, как и сейчас, и, смаргивая обиженные слезы, постепенно забывать про них, забывать про землю, забывать про все, что угодно на свете, ты будешь смотреть в небо и думать о том, что в небе - неисчислимое количество звезд. И около каких-то из них вертятся планеты, а на каких-то планетах - есть жизнь. И там живут и умирают, ходят и смотрят в небо, плачут и смеются совершенно разнообразные существа, каждое из которых так же уникально, как и каждый из шести миллиардов человек на твоей родной планете. И вот конкретно сейчас, в этот самый момент кто-то из них смотрит в небо, смаргивая обиженные слезы. А кто-то - пытаясь не заплакать от счастья, чтобы не выглядеть идиотом в глазах окружающих. А кто-то - уже не может, потому что ему так тяжело, как никогда никому доселе не было и больше уже не будет. И, забывая про свою боль, ты будешь тянуться к нему сквозь пространство и триллионы световых лет, чтобы коснуться и улыбнуться сквозь слезы, и сказать "Эй, слушай, все на самом деле не так уж и плохо, ведь ты жив, верно?" Ты моя умница, ты моя чуткая девочка с жестокими глазами цвета стали, ты слишком хорошо знаешь, что такое настоящая доброта. Ты же самая умная девочка во Вселенной, правда, мой любимый ребенок? Тебе всего полгода, а ты уже знаешь, что жизнь - это вечность, что, пока ты жив, ничего не заканчивается... А ты знаешь, когда все заканчивается, моя дорогая?
Где-то там, где никогда не было времени, есть огромная бескрайняя планета, настолько огромная, что ее горизонт кажется недостижимым и абсолютно плоским по всей окружности. По всей той окружности, которую можно увидеть, если медленно обернуться вокруг своей оси. На планете нет ничего, кроме безграничной каменистой пустыни и пролома прямо в центре. На самом деле это не планета, ее не существует. Это просто символическое обозначение места, куда приходят души умерших - черный провал в земле, будто высеченный огромным мечом от края и до края, и каменистая пустыня с разбросанными тут и там камнями, а рядом с провалом лежит огромный валун и сбоку от него примостилось чахлое деревце с тоненькими веточками и совершенно без листьев - листья, пожухшие и почерневшие, лежат рядом, под деревцем, так, будто они опали прошлой осенью. Но на плато никогда не было осени, а тем более - прошлой. И эти листья никогда не висели на тоненьких веточках. Да и деревца на самом деле нет - это тоже символ, символ момента смерти, готовой перейти или не перейти в новую жизнь. Пройдет совсем немного времени, десять или пятнадцать лет, и ты начнешь странно смотреть на ветки деревьев весной, когда сошел снег, и из-под него проступили прошлогодние недогнившие листья, уже подсушенные ветром, но пока ни на одном дереве не вспыхнули почки и не распустились листья. Ты будешь смотреть на эти веточки и ждать, какой выбор они сделают - выжить или нет. Дать листья или остаться мертвыми. Ты - человек, а на твоей планете и в твоей стране весной на деревьях распускаются листья. И поэтому, стоя на этой равнине, ты будешь видеть именно такое деревце, будешь смотреть на него и ждать, когда выбор будет сделан.
Жить дальше, идти по бесконечной дороге сквозь миры, любить и ненавидеть, как в первый раз, учить и ошибаться, падать и подниматься, толкать за край и протягивать руку - или подойти к краю провала, обернуться напоследок и сделать шаг вперед, в бездну, откуда нет возврата, в серое клубящееся рыхлое ничто, огромный вселенский чан по переработке отживших свое душ и производству из атомов, их составляющих, душ новых.
Этот выбор каждый, у кого есть силы, делает сам.
Простой смертный, не сумевший научиться жить за то время, что было ему отпущено, даже не узнает, что есть возможность выбора, не научившемуся принимать решения в жизни и отвечать за них, не дадут возможности мямлить перед лицом Вселенной, мяться и маяться перед выбором - жить или не жить; их просто уносит в Бездну, затягивает в безумный водоворот, в котором никогда не было воды, и единственное, что может сделать страж бездны - подойти и положить руку на плечо, за секунду до падения взглянуть прямо в глаза умирающему в последний раз своими серыми глазами того же цвета, что и клубящееся ничто, и сказать "Ты - хорошо жил. Тебя - любили. И продолжают любить". Страж не умеет врать, и это правда - как бы никчемно ни жил человек, найдется хотя бы одно создание, которое его любило, а значит - жизнь была прожита не зря. Но дальше для него пути нет, и эти слова - последнее, что он слышит, отправляясь в никуда.
Другое дело - странники, живущие вечно, живущие не один раз, учащиеся жить снова и снова, и в каждый новый раз живущие - чуть честнее, чуть сильнее, чуть искреннее. Этим дается выбор - шагнуть в ничто или пройти за валун, обогнуть деревце и раствориться в пыльном разреженном воздухе каменистой пустыни, чтобы снова появиться здесь после следующей смерти, уже в другом теле и в другом месте и снова сделать бесконечный выбор перед лицом стража, олицетворяющего вселенную. "Да, у меня есть силы" - "Нет, я ничего не могу изменить". Безвольно опустить руки. Поднять лицо к небу. Это равноценный выбор, и вселенной все равно, и стражу все равно - относительное количество атомов, составляющих души, - конечно и неизменно. И никакой практической разницы между двумя возможностями нет. Просто в каком-то случае личность исчезает навсегда, а в каком-то другом внезапно взглянет знакомой полуусмешкой на нового знакомого и, игриво подмигнув, спросит "Скажите, любезнейший, мы с Вами нигде не встречались?"
Знаешь, однажды в этот провал шагнула женщина, у которой были удивительные синие глаза и ласковые сильные руки. Ей несказанно повезло в жизни - обе ее дочери оказались священными воинами, причащенными величайших тайн вселенной. Одна была воином света, а вторая - воином тьмы. Одна была стражем порядка, а другая - стражем хаоса. Одна была жизнью, а вторая - смертью. Знаешь, забавно - некоторые называют стража смертью, хотя какой же он смерть? Так, просто, некая сущность с глазами вселенной. Одна из тех душ, у которых есть миссия. Один из тех странников, которым доверяет мироздание. Величайшее счастье для матери - знать, что ее детям самим миропорядком уготована великая судьба.
Знаешь, моя прекрасная сероглазая девочка, что такое серый цвет? Серый - это когда ничего не осталось. Серый - это когда нет сил даже поднять взгляд, когда в душе нет абсолютно ничего, когда только что на твоих руках погибло то, что последнее тебя держало, а в душе нет места даже для мести, там есть только пустота. Серый - это когда ты из последних сил поднимаешь все-таки глаза к небу - и падаешь в рыхлое ничто за твоей спиной, такое же серое, как и пустота в твоей душе.
Знаешь, моя прекрасная сероглазая девочка, что такое серый цвет? Серый - это когда ничего не осталось, кроме чести, стальной чести, такого же цвета, как и пустота, но чуть темнее и бархатистей, и на которой горят ослепительно яркие звезды. Серый - это когда в твоих руках сходятся все нити, а на уголках губ играет безумная усмешка. Серый - это когда ты из последних сил поднимаешь взгляд к небу - и небо склоняется перед тобой в почтительном поклоне, потому что у него - серого пасмурного безграничного неба - не осталось сил, чтобы жить, а у тебя - есть честь. И где-то там плачет от боли кто-то маленький, которому надо улыбнуться сквозь слезы и сказать "Ну, что ты плачешь? Ведь ничего не закончилось, ведь ты жив же, верно, ты жив, скотина?!"
Ты уже спишь, маленькая, тебя убаюкал мой голос... Спи, моя ненаглядная, мой прелестный ребенок. У тебя будут странные глаза, когда ты вырастешь в изящную и немного печальную леди.
Спи.
(с)
Да, да, да, я очень люблю своего ребенка, и поэтому мой ребенок кажется мне самым добрым, самым умным, самым прекрасным ребенком на свете, даже несмотря на то, что грызет уже не ручку, а ножку, родная, вынь пятку изо рта. Пожалуйста. Спасибо, милая, так гораздо лучше. Что за непоседливый ребенок - тебе давно пора спать, а ты смеешься и рвешься вон из кроватки, нет, нет, я не пущу тебя, моя умница, я подоткну одеяло и буду держать твою ручку в своей, и расскажу тебе сказку о твоих серых глазах, тебе ведь интересно послушать сказку о твоих глазках, моя маленькая эгоистка?
Поcмотри вон туда. Вон там, за спинкой твоей кроватки, в окне, видишь? Маленькая, если ты будешь так запрокидывать голову, ты рано или поздно сломаешь себе шею, обычные люди как правило просто переворачиваются на бок, честное слово, так гораздо удобнее. Хорошо, хорошо, я молчу. Ты же видишь уже, ты смотришь - вон там, над деревьями, сплошной стеной закрывающими нам окно, - ярко-ярко горит звезда. Огромная. Ослепляющая. Белая. Видишь, как уже поздно - все небо черное, и звезды высыпали, а ты все не спишь... Нет, тебе не стыдно. Я в курсе, знаешь ли, дорогая, моя любимая, моя трогательная девочка с глазами, в которых теперь будут всегда гореть звезды.
Тебе всего полгода, но ты быстро вырастешь. Вырастешь и забудешь меня, а вот эту звезду - никогда. Когда тебе будет плохо-плохо-плохо, ты будешь запрокидывать голову так же к небу, как и сейчас, и, смаргивая обиженные слезы, постепенно забывать про них, забывать про землю, забывать про все, что угодно на свете, ты будешь смотреть в небо и думать о том, что в небе - неисчислимое количество звезд. И около каких-то из них вертятся планеты, а на каких-то планетах - есть жизнь. И там живут и умирают, ходят и смотрят в небо, плачут и смеются совершенно разнообразные существа, каждое из которых так же уникально, как и каждый из шести миллиардов человек на твоей родной планете. И вот конкретно сейчас, в этот самый момент кто-то из них смотрит в небо, смаргивая обиженные слезы. А кто-то - пытаясь не заплакать от счастья, чтобы не выглядеть идиотом в глазах окружающих. А кто-то - уже не может, потому что ему так тяжело, как никогда никому доселе не было и больше уже не будет. И, забывая про свою боль, ты будешь тянуться к нему сквозь пространство и триллионы световых лет, чтобы коснуться и улыбнуться сквозь слезы, и сказать "Эй, слушай, все на самом деле не так уж и плохо, ведь ты жив, верно?" Ты моя умница, ты моя чуткая девочка с жестокими глазами цвета стали, ты слишком хорошо знаешь, что такое настоящая доброта. Ты же самая умная девочка во Вселенной, правда, мой любимый ребенок? Тебе всего полгода, а ты уже знаешь, что жизнь - это вечность, что, пока ты жив, ничего не заканчивается... А ты знаешь, когда все заканчивается, моя дорогая?
Где-то там, где никогда не было времени, есть огромная бескрайняя планета, настолько огромная, что ее горизонт кажется недостижимым и абсолютно плоским по всей окружности. По всей той окружности, которую можно увидеть, если медленно обернуться вокруг своей оси. На планете нет ничего, кроме безграничной каменистой пустыни и пролома прямо в центре. На самом деле это не планета, ее не существует. Это просто символическое обозначение места, куда приходят души умерших - черный провал в земле, будто высеченный огромным мечом от края и до края, и каменистая пустыня с разбросанными тут и там камнями, а рядом с провалом лежит огромный валун и сбоку от него примостилось чахлое деревце с тоненькими веточками и совершенно без листьев - листья, пожухшие и почерневшие, лежат рядом, под деревцем, так, будто они опали прошлой осенью. Но на плато никогда не было осени, а тем более - прошлой. И эти листья никогда не висели на тоненьких веточках. Да и деревца на самом деле нет - это тоже символ, символ момента смерти, готовой перейти или не перейти в новую жизнь. Пройдет совсем немного времени, десять или пятнадцать лет, и ты начнешь странно смотреть на ветки деревьев весной, когда сошел снег, и из-под него проступили прошлогодние недогнившие листья, уже подсушенные ветром, но пока ни на одном дереве не вспыхнули почки и не распустились листья. Ты будешь смотреть на эти веточки и ждать, какой выбор они сделают - выжить или нет. Дать листья или остаться мертвыми. Ты - человек, а на твоей планете и в твоей стране весной на деревьях распускаются листья. И поэтому, стоя на этой равнине, ты будешь видеть именно такое деревце, будешь смотреть на него и ждать, когда выбор будет сделан.
Жить дальше, идти по бесконечной дороге сквозь миры, любить и ненавидеть, как в первый раз, учить и ошибаться, падать и подниматься, толкать за край и протягивать руку - или подойти к краю провала, обернуться напоследок и сделать шаг вперед, в бездну, откуда нет возврата, в серое клубящееся рыхлое ничто, огромный вселенский чан по переработке отживших свое душ и производству из атомов, их составляющих, душ новых.
Этот выбор каждый, у кого есть силы, делает сам.
Простой смертный, не сумевший научиться жить за то время, что было ему отпущено, даже не узнает, что есть возможность выбора, не научившемуся принимать решения в жизни и отвечать за них, не дадут возможности мямлить перед лицом Вселенной, мяться и маяться перед выбором - жить или не жить; их просто уносит в Бездну, затягивает в безумный водоворот, в котором никогда не было воды, и единственное, что может сделать страж бездны - подойти и положить руку на плечо, за секунду до падения взглянуть прямо в глаза умирающему в последний раз своими серыми глазами того же цвета, что и клубящееся ничто, и сказать "Ты - хорошо жил. Тебя - любили. И продолжают любить". Страж не умеет врать, и это правда - как бы никчемно ни жил человек, найдется хотя бы одно создание, которое его любило, а значит - жизнь была прожита не зря. Но дальше для него пути нет, и эти слова - последнее, что он слышит, отправляясь в никуда.
Другое дело - странники, живущие вечно, живущие не один раз, учащиеся жить снова и снова, и в каждый новый раз живущие - чуть честнее, чуть сильнее, чуть искреннее. Этим дается выбор - шагнуть в ничто или пройти за валун, обогнуть деревце и раствориться в пыльном разреженном воздухе каменистой пустыни, чтобы снова появиться здесь после следующей смерти, уже в другом теле и в другом месте и снова сделать бесконечный выбор перед лицом стража, олицетворяющего вселенную. "Да, у меня есть силы" - "Нет, я ничего не могу изменить". Безвольно опустить руки. Поднять лицо к небу. Это равноценный выбор, и вселенной все равно, и стражу все равно - относительное количество атомов, составляющих души, - конечно и неизменно. И никакой практической разницы между двумя возможностями нет. Просто в каком-то случае личность исчезает навсегда, а в каком-то другом внезапно взглянет знакомой полуусмешкой на нового знакомого и, игриво подмигнув, спросит "Скажите, любезнейший, мы с Вами нигде не встречались?"
Знаешь, однажды в этот провал шагнула женщина, у которой были удивительные синие глаза и ласковые сильные руки. Ей несказанно повезло в жизни - обе ее дочери оказались священными воинами, причащенными величайших тайн вселенной. Одна была воином света, а вторая - воином тьмы. Одна была стражем порядка, а другая - стражем хаоса. Одна была жизнью, а вторая - смертью. Знаешь, забавно - некоторые называют стража смертью, хотя какой же он смерть? Так, просто, некая сущность с глазами вселенной. Одна из тех душ, у которых есть миссия. Один из тех странников, которым доверяет мироздание. Величайшее счастье для матери - знать, что ее детям самим миропорядком уготована великая судьба.
Знаешь, моя прекрасная сероглазая девочка, что такое серый цвет? Серый - это когда ничего не осталось. Серый - это когда нет сил даже поднять взгляд, когда в душе нет абсолютно ничего, когда только что на твоих руках погибло то, что последнее тебя держало, а в душе нет места даже для мести, там есть только пустота. Серый - это когда ты из последних сил поднимаешь все-таки глаза к небу - и падаешь в рыхлое ничто за твоей спиной, такое же серое, как и пустота в твоей душе.
Знаешь, моя прекрасная сероглазая девочка, что такое серый цвет? Серый - это когда ничего не осталось, кроме чести, стальной чести, такого же цвета, как и пустота, но чуть темнее и бархатистей, и на которой горят ослепительно яркие звезды. Серый - это когда в твоих руках сходятся все нити, а на уголках губ играет безумная усмешка. Серый - это когда ты из последних сил поднимаешь взгляд к небу - и небо склоняется перед тобой в почтительном поклоне, потому что у него - серого пасмурного безграничного неба - не осталось сил, чтобы жить, а у тебя - есть честь. И где-то там плачет от боли кто-то маленький, которому надо улыбнуться сквозь слезы и сказать "Ну, что ты плачешь? Ведь ничего не закончилось, ведь ты жив же, верно, ты жив, скотина?!"
Ты уже спишь, маленькая, тебя убаюкал мой голос... Спи, моя ненаглядная, мой прелестный ребенок. У тебя будут странные глаза, когда ты вырастешь в изящную и немного печальную леди.
Спи.
(с)