Часть 3
Герой уезжает в светлое будущее на роскошном автомобиле. Но вскоре возвращается к ждущей его женщине.
Наедине
Дима попинал покрышку светящегося чернотой Bentley, выдохнул застоявшийся в грудной клетке воздух и развернулся к дому. Путь преградила шеренга в чёрных костюмах.
- Дипкорпус, - мурлыкнул незримый Неспляк.
Дипкорпус взирал на Диму дюжиной молчаливых глаз. Дима снова отвернулся к машине. Та размножилась - уже три одинаковых блистательных Бентли отразили чёрных дипломатов. Дима быстро повернулся к дипкорпусу и тут же снова к машинам: ровно три. Захлопали дверцы. Дверца перед Диминым носом распахнулась, ноги подкосились, тело плюхнулось на мягкий кожаный диван.
- Удачной поездки, товарищ президент! - пожелало пространство мягким майорским голосом.
Дверь захлопнулась. Открылась и захлопнулась дверь с противоположной стороны, отделив от улицы целеустремлённый горбоносый профиль.
- Здравствуйте! Полковник Ханоянц, - представился сосед.
Дима никогда не ездил в роскошных авто. Упорными тренировками челюстей Дима сумел добиться на своём лице такого выражения, что со стороны это невозможно было заподозрить. Напротив, едва увидев Димино презрение при виде всякого рода “Ламборджини”, Феррари” или “Ролс-Ройса” - всякий мог понять, что для него подобные тачки - тьфу, а не роскошь.
И вот, спустя все эти многие годы, потраченные на тренировки, Димины челюсти внезапно разжались. Он переполнился впечатлениями и не заметил, как обмяк подбородок, как поползли в стороны уголки губ и замерли в непосредственной близости от ушей, с рождения прижатых к голове.
С этим новым своим лицом Дима повернулся к фигуре слева от себя:
- Ну что? Некислая машинка-то?
Машина тронулась.
* * *
Ксения проводила взглядом автомобили, увозившие людей в чёрном и с ними - непонятное существо, бывшее её мужем. Она не узнавала его. Что-то изменилось со вчерашнего дня - решительность, грубость, пришедшие на смену неопределённости (раньше казалось: загадочности) - но самое главное: вот эта улыбка. Дима Гельцер так не улыбался.
Ветерок пробежал по спине, будто смотришь фильм про вампиров - нереально, но такова сила искусства, что невозможно не верить.
Ксения потрясла головой и отошла от окна. Выглянула осторожно из двери спальни и устремилась к шкафу с одеждой. Футболки, свитера, платья - всё не то. Вот: белоснежная рубашка и синяя миниюбка. Ксения сдёрнула с вешалки алое шёлковое платье, приложила к груди - да! Открыла шкатулку с принадлежностями для шитья, схватила ножницы и дрогнувшей рукой выхватила из платья размашистый треугольник - пионерский галстук.
И запорхала, словно бабочка, дождавшаяся, наконец, лета.
Кухня - сад - парадное (встречать гостей) - гостиная - сад - деревенская площадь со стихийно возникшим митингом - всюду Ксению согревали ласковые взгляды сотни неженатых мужчин, способствуя революционным изменениям в биохимии женского организма.
И не было ей дела до ветра политических перемен, куда бы он ни дул - воздух вокруг коленок Ксении не становился прохладнее. И блузка распахивалась - рукава закатывались, одна за другой облетали пуговицы, выпуская цветок из бутона.
В жизни каждой женщины должен случиться подобный день, когда вся зелень сомнений лопнет подобно весенней почке - и выпустит на волю безудержное цветение женственности. И вернуть её прежнюю уже невозможно, как невозможно бабочку засунуть обратно в кокон. И как бабочка равнодушно отворачивается от своего старого кокона, так и женщина без всякого интереса и даже с недоверием видит себя прежнюю: не может быть! “Я рождена, чтобы летать” - узнав об этом, она уже не вспомнит, как жила вчера - то был сон, долгий скучный сон. Хорошо, что кончился.
Мировые события дня не прошли совсем уж незамеченно для Ксении: краем глаза она видела мелькающие в телевизоре фигуры королевы, премьер-министра и американского президента - и рядом с ними Диму с ясной улыбкой - и отдельно от них - задумчивого Диму крупным планом. И Диме что-то шептал на ухо жгучий брюнет с проницательным профилем. И Дима кивал и сам что-то говорил. И мягко журчал голос Неспляка, ни на секунду не оставлявшего воспитательной работы. Ксения всё понимала, но…
Но от старой Ксении ничего не осталось. А для той, что наблюдала за политической жизнью своего мужа (и всего мира) на экране телевизора - всё на свете казалось пустяками.
Так они и встретились вечером: слегка усталый мудрый Президент СССР и цветущая красавица Первая Леди, его супруга. И они, конечно же, сразу полюбили друг друга.
На центральной площади Лентон Грин, деревушки, приютившей семью и охрану Президента, стояла военно-полевая кухня и танк с ней рядом. Народ, в обычные дни заседавший в пабе, нынче в паб не заходил, слоняясь рядом. Кто-то сидел на газоне, орудуя ложкой в котелке, кто-то протягивал руки за добавкой. Танкисты раздавали гречневую кашу с густым мясным ароматом. Ксения толкала пламенные речи, освещала ситуацию, стоя на танке, вдохновляемая верным Неспляком. Лицо её разрумянилось, волосы реяли на ветру и всё в жизни казалось ясным и правильным.
Подъехали три машины, вынудив Ксению прерваться. Солнце уже почти совсем закатилось за горизонт. Машины прошуршали к дому, сверкнув саблезубым оскалом радиаторов, остановились и на дорогу вышел он. Мужчина её мечты. Ветер взъерошил ему волосы и распахнул пиджак. Мужчина повернулся, на его лице обозначилась загадочная улыбка. Он смотрел на Ксению, чьи волосы тоже развевались на ветру, стройная фигурка светилась в закатных лучах. Миниюбка взволнованно трепетала над парой безукоризненных ног.
Прежний Дима ценил тот факт, что супруга младше него на тринадцать лет. Прежний Дима был ценитель и коллекционер. Немного он наколлекционировал за свою жизнь - и оттого вечно страдал из-за несправедливого распределения вещей на планете.
Новый Дима не коллекционировал - он владел. И всё, чем он владел - было бесценно. Как бесценна эта прекрасная комсомолка на танке, которая скоро, очень скоро будет танцевать возле его постели. Улыбка возникла сама собой.
“Как же так?” - сказал бы кто-то бы посторонний: “Ведь парень влип в наидвусмысленнейшую ситуацию! С хрена ли ему улыбаться?”
Этому постороннему не посчастливилось общаться с полковником Ханоянцем. Полковник, несмотря на юность тела и красоту профиля, обладал незаурядными умственными способностями. Впрочем, противоречия здесь нет никакого - возраст не пригасил его пыл и не насыпал склеротических крошек на поле мысли, а недостатки внешности (которых у полковника, надо заметить, не было в наличии) не сумели посеять сомнений в природе человеческой и доброте людской. Всю дорогу до Вестминстера Ханоянц (чья роль всегда была и будет - оставаться в тени) объяснял Диме суть происходящего. Полковник верил в способность людей к пониманию - и не обманулся в своих ожиданиях.
Дима понял и принял свою роль “калифа на час” - персоны, призванной подписать договор, более полувека вынашиваемый лучшими умами наинеизвестнейших, если не сказать: “наизасекреченнейших” (но ведь это трудно было бы прочесть, да? - поэтому не скажем) организаций мира. И Дима осознал, что плюсов для него таки есть: президентская пенсия и дипломатическая неприкосновенность.
По всему миру катилась, сметая судьбы, волна новостей. Обрушивалась на всё новых и новых слушателей - и люди замирали, поражённые, с откушенным куском бутерброда во рту, с полунадетой штаниной, с пультом в руке, взятым, чтобы отключить телевизор - замирали на ходу, на бегу. Останавливались автобусы и водители выдирались из насиженных мест, проталкиваясь в салон, чтобы увидеть экран, обращённый к пассажирам: “USSR is back!” - кричала планета в один голос.
И только Дима и Ксения не могли оторвать взгляд друг от друга.
Рвались телефоны редакций СМИ, рвали на себе волосы начальники спецслужб, лопались, не зная о том, что лопаются, банки - и вцеплялись зубами в ставки валют, обращавшихся в пыль. Рушилась система мировых финансов, международных займов и обязательств - и только военные получали сейчас приказы, чётко разворачиваясь, чтобы раздробить большой приказ на кучу мелких - и раздать по инстанциям. Весь старый привычный мир уходил ко дну. И кто-то кричал и рвал на себе волосы, кто-то доставал из сейфа пистолет и примерял к своему виску, отсчитывая секунды, чтобы прийти в себя: “Мозг, ты ошибся, тебе показалось, ты вырубился и бредишь, считаю до трёх… до десяти… до двадцати…”
Дима плавно повернулся к дому, открыл дверь и зашёл. Ксения, привязанная к нему незримым канатом, слетела со своего танка - дом затянул в себя и её тоже.
Майор Неспляк извинился перед митингующими и торжественно поздравил:
- Welcome to new world, comrades!
Его мощный русский акцент был встречен свистом и овациями.
Давняя любовь Англии к коммунизму, наконец, обрела взаимность.
* * *
А в спальне, на втором этаже крохотного коттеджа, такого крохотного, что не каждый спутник разглядит - неудержимо и неукротимо надвигалась на супруга преобразившаяся Ксения. Рвала на груди рубашку, рычала, закусывала губу, выпрыгивала из юбки, перешагивала через ненужную тряпку - и шла дальше.
Всё детство, всю свою затурканную комсомольскую молодость Дима мечтал об этой сцене: дикая амазонка, незаконно проникшая в спальню, набрасывается на него словно дикая львица: “Аррр!” - рычит она. “Аггг” - отвечает маленький Дима… И вот он уже вырос и умеет выговаривать эту львиную букву и рычит: “Аррр!” - скрываясь в ванной комнате, чтобы отмыть руки от рукопожатий… и моет, настораживаясь от внезапной тишины. И Дима выглядывает из ванной комнаты… и тут Ксения на него набросывается и сводит с ума.
О, это не то сумасшествие, когда, бледный и несчастный, ты озираешься по сторонам, просчитываешь всевозможные опасности и страдаешь от космической неуверенности… Таким было, где-то в глубине души - привычное Димино состояние. И сойти с ума - для него значило - отринуть вечные сомнения и тревоги, ощутить себя всемогущим, всесильным и настолько уверенным в себе, насколько это не дано здравомыслящему человеку - а только глубоко, внезапно и несколько даже истерически влюблённому.
И женщина вилась вокруг него травою шелковою, волною морскою, летней жаркой непогодой заполняла пространство вокруг - ничего не оставляя для важного Диминого “Я” - растворяя и сливаясь с ним.
Такая ночь ломает любые хитрые постройки, над которыми ты можешь трудиться всю жизнь, прячась в них, разбирая и анализируя жизнь, что проходит где-то за бортом. Ты вдруг осознаёшь: “Всё шелуха”. Ибо понимаешь, что Бог - есть. И Бог - это ты.
Часть 1
Часть 2
Наедине
Дима попинал покрышку светящегося чернотой Bentley, выдохнул застоявшийся в грудной клетке воздух и развернулся к дому. Путь преградила шеренга в чёрных костюмах.
- Дипкорпус, - мурлыкнул незримый Неспляк.
Дипкорпус взирал на Диму дюжиной молчаливых глаз. Дима снова отвернулся к машине. Та размножилась - уже три одинаковых блистательных Бентли отразили чёрных дипломатов. Дима быстро повернулся к дипкорпусу и тут же снова к машинам: ровно три. Захлопали дверцы. Дверца перед Диминым носом распахнулась, ноги подкосились, тело плюхнулось на мягкий кожаный диван.
- Удачной поездки, товарищ президент! - пожелало пространство мягким майорским голосом.
Дверь захлопнулась. Открылась и захлопнулась дверь с противоположной стороны, отделив от улицы целеустремлённый горбоносый профиль.
- Здравствуйте! Полковник Ханоянц, - представился сосед.
Дима никогда не ездил в роскошных авто. Упорными тренировками челюстей Дима сумел добиться на своём лице такого выражения, что со стороны это невозможно было заподозрить. Напротив, едва увидев Димино презрение при виде всякого рода “Ламборджини”, Феррари” или “Ролс-Ройса” - всякий мог понять, что для него подобные тачки - тьфу, а не роскошь.
И вот, спустя все эти многие годы, потраченные на тренировки, Димины челюсти внезапно разжались. Он переполнился впечатлениями и не заметил, как обмяк подбородок, как поползли в стороны уголки губ и замерли в непосредственной близости от ушей, с рождения прижатых к голове.
С этим новым своим лицом Дима повернулся к фигуре слева от себя:
- Ну что? Некислая машинка-то?
Машина тронулась.
* * *
Ксения проводила взглядом автомобили, увозившие людей в чёрном и с ними - непонятное существо, бывшее её мужем. Она не узнавала его. Что-то изменилось со вчерашнего дня - решительность, грубость, пришедшие на смену неопределённости (раньше казалось: загадочности) - но самое главное: вот эта улыбка. Дима Гельцер так не улыбался.
Ветерок пробежал по спине, будто смотришь фильм про вампиров - нереально, но такова сила искусства, что невозможно не верить.
Ксения потрясла головой и отошла от окна. Выглянула осторожно из двери спальни и устремилась к шкафу с одеждой. Футболки, свитера, платья - всё не то. Вот: белоснежная рубашка и синяя миниюбка. Ксения сдёрнула с вешалки алое шёлковое платье, приложила к груди - да! Открыла шкатулку с принадлежностями для шитья, схватила ножницы и дрогнувшей рукой выхватила из платья размашистый треугольник - пионерский галстук.
И запорхала, словно бабочка, дождавшаяся, наконец, лета.
Кухня - сад - парадное (встречать гостей) - гостиная - сад - деревенская площадь со стихийно возникшим митингом - всюду Ксению согревали ласковые взгляды сотни неженатых мужчин, способствуя революционным изменениям в биохимии женского организма.
И не было ей дела до ветра политических перемен, куда бы он ни дул - воздух вокруг коленок Ксении не становился прохладнее. И блузка распахивалась - рукава закатывались, одна за другой облетали пуговицы, выпуская цветок из бутона.
В жизни каждой женщины должен случиться подобный день, когда вся зелень сомнений лопнет подобно весенней почке - и выпустит на волю безудержное цветение женственности. И вернуть её прежнюю уже невозможно, как невозможно бабочку засунуть обратно в кокон. И как бабочка равнодушно отворачивается от своего старого кокона, так и женщина без всякого интереса и даже с недоверием видит себя прежнюю: не может быть! “Я рождена, чтобы летать” - узнав об этом, она уже не вспомнит, как жила вчера - то был сон, долгий скучный сон. Хорошо, что кончился.
Мировые события дня не прошли совсем уж незамеченно для Ксении: краем глаза она видела мелькающие в телевизоре фигуры королевы, премьер-министра и американского президента - и рядом с ними Диму с ясной улыбкой - и отдельно от них - задумчивого Диму крупным планом. И Диме что-то шептал на ухо жгучий брюнет с проницательным профилем. И Дима кивал и сам что-то говорил. И мягко журчал голос Неспляка, ни на секунду не оставлявшего воспитательной работы. Ксения всё понимала, но…
Но от старой Ксении ничего не осталось. А для той, что наблюдала за политической жизнью своего мужа (и всего мира) на экране телевизора - всё на свете казалось пустяками.
Так они и встретились вечером: слегка усталый мудрый Президент СССР и цветущая красавица Первая Леди, его супруга. И они, конечно же, сразу полюбили друг друга.
На центральной площади Лентон Грин, деревушки, приютившей семью и охрану Президента, стояла военно-полевая кухня и танк с ней рядом. Народ, в обычные дни заседавший в пабе, нынче в паб не заходил, слоняясь рядом. Кто-то сидел на газоне, орудуя ложкой в котелке, кто-то протягивал руки за добавкой. Танкисты раздавали гречневую кашу с густым мясным ароматом. Ксения толкала пламенные речи, освещала ситуацию, стоя на танке, вдохновляемая верным Неспляком. Лицо её разрумянилось, волосы реяли на ветру и всё в жизни казалось ясным и правильным.
Подъехали три машины, вынудив Ксению прерваться. Солнце уже почти совсем закатилось за горизонт. Машины прошуршали к дому, сверкнув саблезубым оскалом радиаторов, остановились и на дорогу вышел он. Мужчина её мечты. Ветер взъерошил ему волосы и распахнул пиджак. Мужчина повернулся, на его лице обозначилась загадочная улыбка. Он смотрел на Ксению, чьи волосы тоже развевались на ветру, стройная фигурка светилась в закатных лучах. Миниюбка взволнованно трепетала над парой безукоризненных ног.
Прежний Дима ценил тот факт, что супруга младше него на тринадцать лет. Прежний Дима был ценитель и коллекционер. Немного он наколлекционировал за свою жизнь - и оттого вечно страдал из-за несправедливого распределения вещей на планете.
Новый Дима не коллекционировал - он владел. И всё, чем он владел - было бесценно. Как бесценна эта прекрасная комсомолка на танке, которая скоро, очень скоро будет танцевать возле его постели. Улыбка возникла сама собой.
“Как же так?” - сказал бы кто-то бы посторонний: “Ведь парень влип в наидвусмысленнейшую ситуацию! С хрена ли ему улыбаться?”
Этому постороннему не посчастливилось общаться с полковником Ханоянцем. Полковник, несмотря на юность тела и красоту профиля, обладал незаурядными умственными способностями. Впрочем, противоречия здесь нет никакого - возраст не пригасил его пыл и не насыпал склеротических крошек на поле мысли, а недостатки внешности (которых у полковника, надо заметить, не было в наличии) не сумели посеять сомнений в природе человеческой и доброте людской. Всю дорогу до Вестминстера Ханоянц (чья роль всегда была и будет - оставаться в тени) объяснял Диме суть происходящего. Полковник верил в способность людей к пониманию - и не обманулся в своих ожиданиях.
Дима понял и принял свою роль “калифа на час” - персоны, призванной подписать договор, более полувека вынашиваемый лучшими умами наинеизвестнейших, если не сказать: “наизасекреченнейших” (но ведь это трудно было бы прочесть, да? - поэтому не скажем) организаций мира. И Дима осознал, что плюсов для него таки есть: президентская пенсия и дипломатическая неприкосновенность.
По всему миру катилась, сметая судьбы, волна новостей. Обрушивалась на всё новых и новых слушателей - и люди замирали, поражённые, с откушенным куском бутерброда во рту, с полунадетой штаниной, с пультом в руке, взятым, чтобы отключить телевизор - замирали на ходу, на бегу. Останавливались автобусы и водители выдирались из насиженных мест, проталкиваясь в салон, чтобы увидеть экран, обращённый к пассажирам: “USSR is back!” - кричала планета в один голос.
И только Дима и Ксения не могли оторвать взгляд друг от друга.
Рвались телефоны редакций СМИ, рвали на себе волосы начальники спецслужб, лопались, не зная о том, что лопаются, банки - и вцеплялись зубами в ставки валют, обращавшихся в пыль. Рушилась система мировых финансов, международных займов и обязательств - и только военные получали сейчас приказы, чётко разворачиваясь, чтобы раздробить большой приказ на кучу мелких - и раздать по инстанциям. Весь старый привычный мир уходил ко дну. И кто-то кричал и рвал на себе волосы, кто-то доставал из сейфа пистолет и примерял к своему виску, отсчитывая секунды, чтобы прийти в себя: “Мозг, ты ошибся, тебе показалось, ты вырубился и бредишь, считаю до трёх… до десяти… до двадцати…”
Дима плавно повернулся к дому, открыл дверь и зашёл. Ксения, привязанная к нему незримым канатом, слетела со своего танка - дом затянул в себя и её тоже.
Майор Неспляк извинился перед митингующими и торжественно поздравил:
- Welcome to new world, comrades!
Его мощный русский акцент был встречен свистом и овациями.
Давняя любовь Англии к коммунизму, наконец, обрела взаимность.
* * *
А в спальне, на втором этаже крохотного коттеджа, такого крохотного, что не каждый спутник разглядит - неудержимо и неукротимо надвигалась на супруга преобразившаяся Ксения. Рвала на груди рубашку, рычала, закусывала губу, выпрыгивала из юбки, перешагивала через ненужную тряпку - и шла дальше.
Всё детство, всю свою затурканную комсомольскую молодость Дима мечтал об этой сцене: дикая амазонка, незаконно проникшая в спальню, набрасывается на него словно дикая львица: “Аррр!” - рычит она. “Аггг” - отвечает маленький Дима… И вот он уже вырос и умеет выговаривать эту львиную букву и рычит: “Аррр!” - скрываясь в ванной комнате, чтобы отмыть руки от рукопожатий… и моет, настораживаясь от внезапной тишины. И Дима выглядывает из ванной комнаты… и тут Ксения на него набросывается и сводит с ума.
О, это не то сумасшествие, когда, бледный и несчастный, ты озираешься по сторонам, просчитываешь всевозможные опасности и страдаешь от космической неуверенности… Таким было, где-то в глубине души - привычное Димино состояние. И сойти с ума - для него значило - отринуть вечные сомнения и тревоги, ощутить себя всемогущим, всесильным и настолько уверенным в себе, насколько это не дано здравомыслящему человеку - а только глубоко, внезапно и несколько даже истерически влюблённому.
И женщина вилась вокруг него травою шелковою, волною морскою, летней жаркой непогодой заполняла пространство вокруг - ничего не оставляя для важного Диминого “Я” - растворяя и сливаясь с ним.
Такая ночь ломает любые хитрые постройки, над которыми ты можешь трудиться всю жизнь, прячась в них, разбирая и анализируя жизнь, что проходит где-то за бортом. Ты вдруг осознаёшь: “Всё шелуха”. Ибо понимаешь, что Бог - есть. И Бог - это ты.
Часть 1
Часть 2