Перчатка. Начало: поцелуй
Перчатка. Предисловие
Итак, мы решили пойти в кино.
Блин, вы извините, я буду рассказывать подробно ))) Ну, потому что мне это дорого.
Вы-таки будете смеяться, но больше всего я боялась его не узнать. Просто не узнать. Потому что у него было очень странное лицо, которое на фотографиях казалось лицом без определенных черт. Тогда я еще не знала, например, что он очень высокий и очень стремительный, так что в толпе выделяется и без физиогномических подробностей. Я рассматривала его фотки в анкете и потом, отвернувшись, через несколько минут не могла их точно мысленно восстановить, и поэтому думала - а как я его узнаю? Лицо же сотрется из памяти, ускользнет и все, и я буду всматриваться в мужчин в фойе кинотеатра, а его не смогу узнать. Ведь я же никогда его не видела. Но опасения мои оказались напрасны - потому что он опоздал ))
Я и сама опоздала - минут на 10 от условленного времени. Я бежала, ведь опаздывать неприлично, беспокоилась и расстраивалась, что с первого же шага составлю о себе неприятное впечатление, но когда я ворвалась в фойе - его там не было. Откровенно говоря, там уже почти никого не было - кино началось, и перед кассами стояло всего несколько человек - кого-то тоже дожидались (таких же опаздывающих). Но его точно среди них не было, вот точно. Я поняла, что он опаздывает сильнее, и встала недалеко от дверей, повернувшись к ним лицом. Стояла, рассматривала немногих стоявших рядом - проверяла (а вдруг он тоже тут, а я - вот именно что не узнала? Пыталась узнать) - и тут в кинотеатр ворвался он! Сомнений быть не могло. Каким ни казалось его лицо неприметным - не узнать было невозможно, как будто на этом человек стояла какая-то печать. Он влетел в "Соловей" с широчайшей, слегка растерянной улыбкой, взъерошенный, долговязый, слегка наклонившийся вперед в своем стремительном полете, на ходу стаскивая шапку, расстегивая куртку, начал радостно и быстро говорить еще от дверей, кажется... Я смотрела на него, как завороженная, и отчетливо понимала одно - как хорошо, что я попросилась в кино. Какая же я молодец. Какая же я проницательная. Как хорошо, что не надо будет говорить с ним и натужно общаться... Потому что Арис безбожно картавил. И у меня в голове отстукивало молотком одну мысль - не может быть. Он картавит. И как я не подумала, что может быть что-то такое. Господи, как это несексуально.
Причем, знаете, я не могу себя отнести к людям, которых вообще как-либо беспокоят проблемы других с речью - шепелявость, проглатывание букв, та же картавость. Мне всегда было по фиг, я и внимания на это не обращала - но тут почему-то меня прибило как обухом по голове, я растерялась. При этом одновременно я как будто немедленно погрузилась в транс - начала снимать пальто, на ходу разговаривать с ним, отвечать, улыбалась все время, не останавливаясь, и чувствовала легкую всеобщую приподнятость. Все делалось как на автомате. И одновременно с этим автоматом словно кусочки мозаики в мозгу отпечатывались кусочки его самого - худая кадыкастая шея, торчащая из воротника, тощие запястья, выглядывавшие из манжетов байковой клетчатой рубашки, мешковатые джинсы. Наверное, по Эволюции эту стадию можно было бы назвать Рапунцелевским "Он мне не подходит".
Кино я не помню и в кино ничего особо интересного не было - зато после кино мы решили посидеть в "Шоколаднице" - и зависли там на три часа. И о чем разговаривали, тоже не помню - банально обо всем и ни о чем, как и в переписке. Наверное, мы много должны были говорить о соционике. И мы не могли остановиться. А, может быть, по той же Эволюции - это я не могла остановиться, а на той стороне что было, я не знаю, но так я тогда чувствовала и сейчас не хочу изменять ткань повествования ради психологического разбора (хотя дальше картина будет клинически ясной), поэтому оставлю "мы не могли остановиться". Мы говорили-говорили-говорили, и я нашла в себе волю встать и объявить, что мне пора домой, только когда часы показали половину двеннадцатого ночи - а я знала, что в 12 уходит последний троллейбус с Планерной, и позже мне было бы не добраться. Арис поехал меня провожать. Поскольку мы познакомились на соционическом сайте, то оба играли в знакомство дуальной пары Габен-Гексли. Или можно сказать - я играла. Играла в Габена и довольно старательно. Помню, что на Планерной мы шли по дороге к моему троллейбусу, он говорил, я слушала и улыбалась, и он на ходу не туда пошел, продолжая говорить, - а я так же на ходу, продолжая слушать, молча взяла его за рукав куртки и развернула в нужную сторону - он послушно развернулся. Диалог ни на секунду не прервался, как будто то, что случилось, было очень мимолетным и обыденным действием. Мне тогда показалось, что это я ооочень по-габски сделала, молча и с достоинством, ога )) Вот он такой Гексли, воздушный, непосредственный и болтливый - и рядом я, такой Габен - внимательный, наблюдательный и сосредоточенный. И что меня тоже поразило сразу и может быть и стало булавкой, приколовшей меня к подушечке - и в тот момент она вонзилась прямо внутрь и вкручивалась глубже и глубже - а я не понимала этого - то, что нам было ТАК интересно друг с другом, что мы не могли завершить разговор, даже когда я уже стояла на подножке троллейбуса и он должен был отъезжать, - а разговор все еще тек полнокровным, живым и широким потоком. Знаете, как это обычно бывает - вы внутренне чувствуете конец встречи, и темы постепенно мелеют, иссякают, а "До свидания" в конце является логическим завершением - но тут его не было! Не было места для этого "До свидания", мы до него попросту не дошли и никак не могли дойти. Пришлось разговор разрезать на середине, как трепещущую ленту.
Понятное дело, что три часа в кафе сразу и навсегда избавили меня от мыслей о его картавости, несексуальности и прочей ерунде. Я не рефелкисировала тогда - типа раньше было "Он мне не подходит", а потом сразу "Он мне подходит". Но я за три часа переменила мнение о нем на 180 градусов, можно сказать, что Арис меня буквально очаровал. Это были именно что чары - быстрое и безвозвратное падение в состояние восторга и увлеченности. А точнее - воспарение. Утром мы продолжили общаться так же интенсивно в мессенджере на сайте, и тут уж третьего было не дано - мы дружно догворились, что теперь можно и в Пушкинский.
Если встреча в кино проходила во вторник 24 января, то в Пушку мы поперлись 26-ого, в четверг. В одном из недавних писем к Эволюции комментаторы отметили некую нездоровую тенденцию топик-стартера к тому, насколько хорошо она помнит все даты романа, существовашего только в ее голвое. Сейчас пишу - и чувствую, что у меня тоже этим попахивает ))) Ну да. Я и дату последнего секса помню прекрасно - но об этом пока рано.
К Пушке мы пришли вечером, в семь - оба после работы, а в восемь она закрывалась. Стоял дикий мороз и стояла дикая очередь. За час мы, по идее, могли ее отстоять, но уж очень было холодно, а кроме того, хоть Пушка работала и до восьми, одежду в гардеробе прекращали принимать в половине восьмого. Мы провели какое-то время в очереди - Арис сбегал за хотдогами, и мы оба безбожно флиртовали, я прямо купалась в потоке этого флирта, и в тот момент от меня можно было прикуривать. Впрочем, я уже два дня находилсь в этом прикуривательном состоянии, однако от мороза оно не спасало. Так что мы решили плюнуть на перефраэлитов и заглянули в соседнюю неприметную дверь, за которой раздавали выставку плакатов. Прошлись по залам, поприкалывались над плакатами - выставка мне, кстати, очень понравилсь, и спустя года полтора я умудрилась затащить на нее и Ангела по старой памяти. Экспозиция эта постоянная, она и сейчас там висит. Ну а после плакатов опять пошли посидеть и поболтать - и снова проболтали до одиннадцати. К моменту, когда мы вышли из пивной и пошли к метро, от меня можно было не то что прикуривать, кажется, у меня дым валил из ушей, - и когда мы встали на лестнице эскалатора, я смотрела на его живое, милое, смеющееся лицо и понимала, что реальность пропала, и есть только одно - адское, невыносимое, дикое желание целоваться.
Последний раз такое помутнение рассудка со мной случилось в 9-м классе, когда ко мне обратился мальчик, в которого я была влюблена, - он просил то ли ластик, то ли ручку, то ли домашку списать, а я смотрела на его лицо близко-близко, и от любви и чувства наслаждения его повернутым ко мне лицом у меня в ушах звенело так, что я не слышала его голоса, не понимала, о чем он говорит, и когда он закончил, была вынуждена с улыбкой дебила переспросить, чего же он от меня, собственно, хотел. Тут было так же. Только я все-таки регистрирвоала то, о чем говорит Арис, потому что мой воспаленный мозг искал лазейки и возможности любую фразу перевести в плоскость жесткого флирта. И находил их. Впрочем, Арис не отставал, градус повышался. Когда за нами закрылись двери вагона и мы повисли на поручнях, продолжая разговор, от желания целоваться у меня уже болели губы. Я судорожно искала способ выйти на поцелуй - и я его придумала. "У меня к тебе есть один вопрос" - сказала я с лихорадочно горящими глазами. "Какой?" - спросил Арис. "Если бы сейчас могло исполниться любое твое желание - что бы ты загадал?" Двери открылись, мы вышли и пошли по переходу. "Любое?" - задумчиво протянул он, улыбаясь (он вообще очень много и легко, по любому поводу улыбался, такой вот легкий на первый взгляд человек). "Любое" - подтвердила я. "Я бы загадал занырнуть с яхты в теплое море, - ответил и он и логично спросил в ответ, хитро на меня посматривая. - А ты?"
Вы уже поняли, в чем состоял мой коварный план? Конечно, он мог и не переспросить, но я отчего-то была уверена, что спросит - и собиралась ответить: "Целоваться", а дальше он логично должен был начать меня целовать. Ну или не начать, а что-нибудь промямлить, свинчивая с темы, - но тут все было бы ясно. К тому же в любви я всегда хожу ва-банк, особенно если меня несет, как несло теперь (да и всегда). И тут на меня напал дикий смех. Я начала хохотать и не могла остановиться. Вообще говоря, я попала в дурацкую ситуацию - если бы он и хотел меня поцеловать, то сделать это посреди перехода на виду у толпы движущихся потоком людй он не мог - ему бы по-любому пришлось вежливо отмазываться. А получалось, что я сама выбрала для ответа такое неудобное место. И я сказала сквозь смех: "Мне стыдно!" Арис, конечно же начал настаивать. Я отнекивалась и ржала как конь. Он продолжал настаивать ("Нет, ну а все же?"). Я отсмеялась, меня немножко отпустило и я вполне рассудительно ответила, что не хочу говорить, желание глупое, так что пусть извинит. Арис легко извинил - нет, так нет, ок. Мы продолжили милую болтовню, накал немного упал. Поднялись вверх по эскалатору к выходу - он снова ехал меня провожать, на этот раз до электрички, на Ленинградский вокзал. Когда мы вышли на улицу, в морозную ночь, и я купила билет, мы решили постоять еще немного - до моей электрички оставалось десять минут. Мы встали у заколоченного фонтана. Он болтал. Я закурила. И потом сказала: "А знаешь, какое я желание все-таки загадала бы?" Он спросил: "Ну какое?" - он уже, конечно, догадывался. И я, затягиваясь, ответила, спокойно глядя ему в глаза: "Если бы я могла загадать одно желание, которые сейчас бы исполнилось, я бы загадала целоваться". Он стоял и смотрел на меня. Я стряхивала в сторону пепел сигареты. Он сделал полшага и оказался очень близко. "Ну, докуривай давай, что ты?" - как-то неловко усмехаясь сказал он. Я отбросила сигарету - и нас швырнуло друг к другу. Я клянусь - нас с треском влепило друг в друга, будто одежды, зимы, фонтана - ничего не существовало. Мы дрожали и целовались жадно, как сумашедшие, нас трясло все сильнее и сильнее, мы не могли остановиться, как будто мы были мыши с вживленными в центры удовольствия электродами, и каждый раз, когда по нам прокатывалась от губ до коленей новая мучительно-сладкая волна, от которой он стонал мне в рот, мы снова и снова вжимались руками, губами и языками друг в друга и продолжали нажимать на кнопки, и новая, и новая волны окатывали нас, и нас снова и снова трясло. Между нами были толстые слои синтепона, меха, кожи и плащевки - но мы слились в такое горячее единое целое, что одежда вдруг начала таять, как снег вокруг костра, от воспаленных лиц - вниз. Мы точно обнимались голые, точно в местах, в которых мы прижались друг к другу - грудь, живот, руки, плечи, одежда вмялась сама в себя и стала тоненькой или вовсе перестала существовать. Нас трясло от тока, пронзившего, связавшего нас в одно целое и плавившего одежду. Кажется, это продолжалось минут пять.
Потом я ойкнула, взглянула на экран мобильника и сказала: "Мне пора!" - и побежала к турникетам. Арис крикнул "Пока!", постоял немного, глядя мне вслед, и пошел обратно к метро.
Я стояла перед электричкой. До отхода оставалось две минуты. Макс был у Алексея. Дома меня никто не ждал. Времени - двенадцать часов ночи. Я достала мобильник и набрала его номер. По дороге сюда Арис говорил, на какой станции метро живет - это было Беляево, и я пошутила тогда, не боится ли он так поздно гопников - район-то носит репутацию неспокойного. Арис шутку поддержал - сказал, что, ему может понадобиться сопровождающий, на что я отшутилась, мол, может и появится когда-нибудь.
Когда Арис снял трубку, я спросила: "А ты уже уехал?" "Нет, - ответил он. - Я только зашел в метро. А что?" "Я тут подумала, - сказала я, - может все-таки проводить тебя до дома, а то гопники?" "Понял. Жду тебя" - ответил Арис. Я повесила трубку и быстро направилась к выходу с вокзала.
Итак, мы решили пойти в кино.
Блин, вы извините, я буду рассказывать подробно ))) Ну, потому что мне это дорого.
Вы-таки будете смеяться, но больше всего я боялась его не узнать. Просто не узнать. Потому что у него было очень странное лицо, которое на фотографиях казалось лицом без определенных черт. Тогда я еще не знала, например, что он очень высокий и очень стремительный, так что в толпе выделяется и без физиогномических подробностей. Я рассматривала его фотки в анкете и потом, отвернувшись, через несколько минут не могла их точно мысленно восстановить, и поэтому думала - а как я его узнаю? Лицо же сотрется из памяти, ускользнет и все, и я буду всматриваться в мужчин в фойе кинотеатра, а его не смогу узнать. Ведь я же никогда его не видела. Но опасения мои оказались напрасны - потому что он опоздал ))
Я и сама опоздала - минут на 10 от условленного времени. Я бежала, ведь опаздывать неприлично, беспокоилась и расстраивалась, что с первого же шага составлю о себе неприятное впечатление, но когда я ворвалась в фойе - его там не было. Откровенно говоря, там уже почти никого не было - кино началось, и перед кассами стояло всего несколько человек - кого-то тоже дожидались (таких же опаздывающих). Но его точно среди них не было, вот точно. Я поняла, что он опаздывает сильнее, и встала недалеко от дверей, повернувшись к ним лицом. Стояла, рассматривала немногих стоявших рядом - проверяла (а вдруг он тоже тут, а я - вот именно что не узнала? Пыталась узнать) - и тут в кинотеатр ворвался он! Сомнений быть не могло. Каким ни казалось его лицо неприметным - не узнать было невозможно, как будто на этом человек стояла какая-то печать. Он влетел в "Соловей" с широчайшей, слегка растерянной улыбкой, взъерошенный, долговязый, слегка наклонившийся вперед в своем стремительном полете, на ходу стаскивая шапку, расстегивая куртку, начал радостно и быстро говорить еще от дверей, кажется... Я смотрела на него, как завороженная, и отчетливо понимала одно - как хорошо, что я попросилась в кино. Какая же я молодец. Какая же я проницательная. Как хорошо, что не надо будет говорить с ним и натужно общаться... Потому что Арис безбожно картавил. И у меня в голове отстукивало молотком одну мысль - не может быть. Он картавит. И как я не подумала, что может быть что-то такое. Господи, как это несексуально.
Причем, знаете, я не могу себя отнести к людям, которых вообще как-либо беспокоят проблемы других с речью - шепелявость, проглатывание букв, та же картавость. Мне всегда было по фиг, я и внимания на это не обращала - но тут почему-то меня прибило как обухом по голове, я растерялась. При этом одновременно я как будто немедленно погрузилась в транс - начала снимать пальто, на ходу разговаривать с ним, отвечать, улыбалась все время, не останавливаясь, и чувствовала легкую всеобщую приподнятость. Все делалось как на автомате. И одновременно с этим автоматом словно кусочки мозаики в мозгу отпечатывались кусочки его самого - худая кадыкастая шея, торчащая из воротника, тощие запястья, выглядывавшие из манжетов байковой клетчатой рубашки, мешковатые джинсы. Наверное, по Эволюции эту стадию можно было бы назвать Рапунцелевским "Он мне не подходит".
Кино я не помню и в кино ничего особо интересного не было - зато после кино мы решили посидеть в "Шоколаднице" - и зависли там на три часа. И о чем разговаривали, тоже не помню - банально обо всем и ни о чем, как и в переписке. Наверное, мы много должны были говорить о соционике. И мы не могли остановиться. А, может быть, по той же Эволюции - это я не могла остановиться, а на той стороне что было, я не знаю, но так я тогда чувствовала и сейчас не хочу изменять ткань повествования ради психологического разбора (хотя дальше картина будет клинически ясной), поэтому оставлю "мы не могли остановиться". Мы говорили-говорили-говорили, и я нашла в себе волю встать и объявить, что мне пора домой, только когда часы показали половину двеннадцатого ночи - а я знала, что в 12 уходит последний троллейбус с Планерной, и позже мне было бы не добраться. Арис поехал меня провожать. Поскольку мы познакомились на соционическом сайте, то оба играли в знакомство дуальной пары Габен-Гексли. Или можно сказать - я играла. Играла в Габена и довольно старательно. Помню, что на Планерной мы шли по дороге к моему троллейбусу, он говорил, я слушала и улыбалась, и он на ходу не туда пошел, продолжая говорить, - а я так же на ходу, продолжая слушать, молча взяла его за рукав куртки и развернула в нужную сторону - он послушно развернулся. Диалог ни на секунду не прервался, как будто то, что случилось, было очень мимолетным и обыденным действием. Мне тогда показалось, что это я ооочень по-габски сделала, молча и с достоинством, ога )) Вот он такой Гексли, воздушный, непосредственный и болтливый - и рядом я, такой Габен - внимательный, наблюдательный и сосредоточенный. И что меня тоже поразило сразу и может быть и стало булавкой, приколовшей меня к подушечке - и в тот момент она вонзилась прямо внутрь и вкручивалась глубже и глубже - а я не понимала этого - то, что нам было ТАК интересно друг с другом, что мы не могли завершить разговор, даже когда я уже стояла на подножке троллейбуса и он должен был отъезжать, - а разговор все еще тек полнокровным, живым и широким потоком. Знаете, как это обычно бывает - вы внутренне чувствуете конец встречи, и темы постепенно мелеют, иссякают, а "До свидания" в конце является логическим завершением - но тут его не было! Не было места для этого "До свидания", мы до него попросту не дошли и никак не могли дойти. Пришлось разговор разрезать на середине, как трепещущую ленту.
Понятное дело, что три часа в кафе сразу и навсегда избавили меня от мыслей о его картавости, несексуальности и прочей ерунде. Я не рефелкисировала тогда - типа раньше было "Он мне не подходит", а потом сразу "Он мне подходит". Но я за три часа переменила мнение о нем на 180 градусов, можно сказать, что Арис меня буквально очаровал. Это были именно что чары - быстрое и безвозвратное падение в состояние восторга и увлеченности. А точнее - воспарение. Утром мы продолжили общаться так же интенсивно в мессенджере на сайте, и тут уж третьего было не дано - мы дружно догворились, что теперь можно и в Пушкинский.
Если встреча в кино проходила во вторник 24 января, то в Пушку мы поперлись 26-ого, в четверг. В одном из недавних писем к Эволюции комментаторы отметили некую нездоровую тенденцию топик-стартера к тому, насколько хорошо она помнит все даты романа, существовашего только в ее голвое. Сейчас пишу - и чувствую, что у меня тоже этим попахивает ))) Ну да. Я и дату последнего секса помню прекрасно - но об этом пока рано.
К Пушке мы пришли вечером, в семь - оба после работы, а в восемь она закрывалась. Стоял дикий мороз и стояла дикая очередь. За час мы, по идее, могли ее отстоять, но уж очень было холодно, а кроме того, хоть Пушка работала и до восьми, одежду в гардеробе прекращали принимать в половине восьмого. Мы провели какое-то время в очереди - Арис сбегал за хотдогами, и мы оба безбожно флиртовали, я прямо купалась в потоке этого флирта, и в тот момент от меня можно было прикуривать. Впрочем, я уже два дня находилсь в этом прикуривательном состоянии, однако от мороза оно не спасало. Так что мы решили плюнуть на перефраэлитов и заглянули в соседнюю неприметную дверь, за которой раздавали выставку плакатов. Прошлись по залам, поприкалывались над плакатами - выставка мне, кстати, очень понравилсь, и спустя года полтора я умудрилась затащить на нее и Ангела по старой памяти. Экспозиция эта постоянная, она и сейчас там висит. Ну а после плакатов опять пошли посидеть и поболтать - и снова проболтали до одиннадцати. К моменту, когда мы вышли из пивной и пошли к метро, от меня можно было не то что прикуривать, кажется, у меня дым валил из ушей, - и когда мы встали на лестнице эскалатора, я смотрела на его живое, милое, смеющееся лицо и понимала, что реальность пропала, и есть только одно - адское, невыносимое, дикое желание целоваться.
Последний раз такое помутнение рассудка со мной случилось в 9-м классе, когда ко мне обратился мальчик, в которого я была влюблена, - он просил то ли ластик, то ли ручку, то ли домашку списать, а я смотрела на его лицо близко-близко, и от любви и чувства наслаждения его повернутым ко мне лицом у меня в ушах звенело так, что я не слышала его голоса, не понимала, о чем он говорит, и когда он закончил, была вынуждена с улыбкой дебила переспросить, чего же он от меня, собственно, хотел. Тут было так же. Только я все-таки регистрирвоала то, о чем говорит Арис, потому что мой воспаленный мозг искал лазейки и возможности любую фразу перевести в плоскость жесткого флирта. И находил их. Впрочем, Арис не отставал, градус повышался. Когда за нами закрылись двери вагона и мы повисли на поручнях, продолжая разговор, от желания целоваться у меня уже болели губы. Я судорожно искала способ выйти на поцелуй - и я его придумала. "У меня к тебе есть один вопрос" - сказала я с лихорадочно горящими глазами. "Какой?" - спросил Арис. "Если бы сейчас могло исполниться любое твое желание - что бы ты загадал?" Двери открылись, мы вышли и пошли по переходу. "Любое?" - задумчиво протянул он, улыбаясь (он вообще очень много и легко, по любому поводу улыбался, такой вот легкий на первый взгляд человек). "Любое" - подтвердила я. "Я бы загадал занырнуть с яхты в теплое море, - ответил и он и логично спросил в ответ, хитро на меня посматривая. - А ты?"
Вы уже поняли, в чем состоял мой коварный план? Конечно, он мог и не переспросить, но я отчего-то была уверена, что спросит - и собиралась ответить: "Целоваться", а дальше он логично должен был начать меня целовать. Ну или не начать, а что-нибудь промямлить, свинчивая с темы, - но тут все было бы ясно. К тому же в любви я всегда хожу ва-банк, особенно если меня несет, как несло теперь (да и всегда). И тут на меня напал дикий смех. Я начала хохотать и не могла остановиться. Вообще говоря, я попала в дурацкую ситуацию - если бы он и хотел меня поцеловать, то сделать это посреди перехода на виду у толпы движущихся потоком людй он не мог - ему бы по-любому пришлось вежливо отмазываться. А получалось, что я сама выбрала для ответа такое неудобное место. И я сказала сквозь смех: "Мне стыдно!" Арис, конечно же начал настаивать. Я отнекивалась и ржала как конь. Он продолжал настаивать ("Нет, ну а все же?"). Я отсмеялась, меня немножко отпустило и я вполне рассудительно ответила, что не хочу говорить, желание глупое, так что пусть извинит. Арис легко извинил - нет, так нет, ок. Мы продолжили милую болтовню, накал немного упал. Поднялись вверх по эскалатору к выходу - он снова ехал меня провожать, на этот раз до электрички, на Ленинградский вокзал. Когда мы вышли на улицу, в морозную ночь, и я купила билет, мы решили постоять еще немного - до моей электрички оставалось десять минут. Мы встали у заколоченного фонтана. Он болтал. Я закурила. И потом сказала: "А знаешь, какое я желание все-таки загадала бы?" Он спросил: "Ну какое?" - он уже, конечно, догадывался. И я, затягиваясь, ответила, спокойно глядя ему в глаза: "Если бы я могла загадать одно желание, которые сейчас бы исполнилось, я бы загадала целоваться". Он стоял и смотрел на меня. Я стряхивала в сторону пепел сигареты. Он сделал полшага и оказался очень близко. "Ну, докуривай давай, что ты?" - как-то неловко усмехаясь сказал он. Я отбросила сигарету - и нас швырнуло друг к другу. Я клянусь - нас с треском влепило друг в друга, будто одежды, зимы, фонтана - ничего не существовало. Мы дрожали и целовались жадно, как сумашедшие, нас трясло все сильнее и сильнее, мы не могли остановиться, как будто мы были мыши с вживленными в центры удовольствия электродами, и каждый раз, когда по нам прокатывалась от губ до коленей новая мучительно-сладкая волна, от которой он стонал мне в рот, мы снова и снова вжимались руками, губами и языками друг в друга и продолжали нажимать на кнопки, и новая, и новая волны окатывали нас, и нас снова и снова трясло. Между нами были толстые слои синтепона, меха, кожи и плащевки - но мы слились в такое горячее единое целое, что одежда вдруг начала таять, как снег вокруг костра, от воспаленных лиц - вниз. Мы точно обнимались голые, точно в местах, в которых мы прижались друг к другу - грудь, живот, руки, плечи, одежда вмялась сама в себя и стала тоненькой или вовсе перестала существовать. Нас трясло от тока, пронзившего, связавшего нас в одно целое и плавившего одежду. Кажется, это продолжалось минут пять.
Потом я ойкнула, взглянула на экран мобильника и сказала: "Мне пора!" - и побежала к турникетам. Арис крикнул "Пока!", постоял немного, глядя мне вслед, и пошел обратно к метро.
Я стояла перед электричкой. До отхода оставалось две минуты. Макс был у Алексея. Дома меня никто не ждал. Времени - двенадцать часов ночи. Я достала мобильник и набрала его номер. По дороге сюда Арис говорил, на какой станции метро живет - это было Беляево, и я пошутила тогда, не боится ли он так поздно гопников - район-то носит репутацию неспокойного. Арис шутку поддержал - сказал, что, ему может понадобиться сопровождающий, на что я отшутилась, мол, может и появится когда-нибудь.
Когда Арис снял трубку, я спросила: "А ты уже уехал?" "Нет, - ответил он. - Я только зашел в метро. А что?" "Я тут подумала, - сказала я, - может все-таки проводить тебя до дома, а то гопники?" "Понял. Жду тебя" - ответил Арис. Я повесила трубку и быстро направилась к выходу с вокзала.