Макс Фрай "Сказки старого Вильнюса"
Оказывается, Макс Фрай Макс Фраю рознь). Как и Толстой Толстому, наверное.
С определенных времен не могу читать серию про Ехо. Как метко заметила zzelenskaya как-то, "язык забубубенный". Излишне подробный, увязающий.
А вот Макс Фрай рассказов - совсем иное дело. Лаконичный, мудрый, взрослый, философски принимающий жизнь во всех ее проявлениях. С грустинкой, растворяющейся в свете волшебного фонаря. С крыльями, вырастающими в самую темную ночь и на краю пропасти.
Настроение, чем-то похожее на Вино из одуваничиков. Августовски-осеннее. Хотя немного наоборот. У Брэдбери взрослеет ребенок, у Фрая взрослый снова начинает верить в Сказку и прыгает со скалы, чтобы полететь.
Сказки Вильнюса -отдельные рассказы, объединенные местом действия, спящим князем Гедеминасом, туфлями для сна и именем Анна. В последнем случае читатель сам может выбирать, одна ли это женщина - в разные периоды жизни - или множество Анн-отражений какой-то симпатичной автору женщины.
Книга психотерапевтична и зажжет свет и в вашем осеннем сумраке тоже. Несмотря на несколько матерных слов без стыдливых точек. И, увы, которые сделают невозможным несколько цитат.
Мои фавориты - "Шесть комнат" и "Карлсон, который...". Про то, что жизнь бесконечна и смерти нет, зато есть множество параллельных Вселенных, дверь в которые ты вполне можешь найти.
Только есть фокус. Не нужно требовать и стучать настойчиво, вымогать и шантажировать. Надо просто станцевать столь изящный танец, чтобы Судьба удивилась, уронила челюсть и приоткрыла дверь.
Но и все остальные истории хороши и запоминаются надолго. И подсвечивают душу изнутри. И про часы, идущие назад. И про халву в шоколаде. И про фонарщика. И про солнечный кофе на улице 27 января и зеленую шубу.
"Думал: моя жизнь оказалась похожа на лето, проведенное в городе, когда работы по уши, и вечеринки чуть ли не каждую ночь, и, предположим, еще кинофестиваль, который нельзя пропустить, и длинноногие девушки на верандах уличных кафе совсем не прочь познакомиться, и кружишься в этом веселом вихре, самоуверенно полагая, что ты сам и есть вихрь, а потом оказывается, что август уже на исходе, ночи стали длинными и холодными, а подоконник усыпан опавшими с неба сухими колючими звездами. И все бы ничего, но вдруг вспоминаешь, что ни разу не выбрался на рынок за спелыми вишнями, даже в соседском саду ни одной не сорвал, хотя каждый день ходил мимо. И вроде понимаешь, что ерунда, вишня - это просто вишня, кисло-сладкая сезонная ягода, обычная еда, что за блажь, но обидно до слез, потому что если не было вишен, значит, и лета толком не было, у всех вокруг было, а у тебя - нет, и в предпоследний день августа это уже не исправить, время немилосердно, проехали, баста.
Думал: время немилосердно, с самого первого дня оно начинает перемалывать нас в своих жерновах и уже никогда не останавливается. Поначалу действует осторожно, старается не беспокоить, но в какой-то момент дает себе волю, несется во весь опор - чего церемониться, все равно никуда не денетесь, привыкайте, теперь всегда будет так. И когда хруст костей в его жерновах становится настолько громок, что собственного голоса уже не слышишь, это называют «кризисом среднего возраста» и дают тебе телефоны специалистов. Обычных людей, как и ты, уже перемолотых в пыль больше чем наполовину, чем они могут помочь. Лучшее, что можно сделать в такой момент, - найти какое-нибудь захватывающее занятие, чтобы отвлечься от невыносимого, которое нельзя прекратить."
"- У тебя бывает так, что весь мир вокруг - болит? - не отнимая рук от лица, спросил он. Ирма не стала ни язвить, ни ломать комедию. Коротко ответила: «Бывает». И подумала, что с этим типом вполне можно найти общий язык. Вот ни с кем на всем белом свете нельзя, а с ним, получается, можно. Грамотно формулирует. И по делу."
"У неё всегда, с детства, сколько себя помнила, болел весь мир - вымороченный, враждебный, нескладно и нелепо устроенный, не поддающийся исправлению, но при этом сияющий, звучащий, вибрирующий, ветреный, огненный и ледяной, великолепный настолько, что, дай она себе волю, рыдала бы взахлеб от восхищения с утра до ночи и, пожалуй, даже во сне. Но воли себе она, конечно, не давала, держала в ежовых рукавицах, дышала неглубоко, думать старалась поменьше и только о насущных проблемах, всегда стояла - там, внутри себя, - вытянувшись по стойке «смирно», чтобы не спятить, не рухнуть в сладкую темноту, не взорваться от переполняющей ее восхитительной муки".
"Вместо глубины у меня голодная черная дыра, алчущая только того, чего быть не может и, следовательно, никогда не будет. И я так занят ее проблемами, что на собственные, знаешь, как-то не остается ни сил, ни внимания. Когда приходит беда, оно даже к лучшему, но в последнее время в жизни моей не сказать чтобы много бед. Сплошные радости, вернее, то, что могло бы стать радостью, если бы я умел ее ощутить. Но нет. Я этак, знаешь, деловито про себя отмечаю - о, сейчас есть веский повод обрадоваться - и все. У меня дыра, у дыры голод, мы заняты, дорогой реальный мир, завари нам чаю, положи в буфет пирожки, а теперь, пожалуйста, закрой дверь с той стороны, оставь нас в покое."
П.С. Когда листала книгу, вдруг обнаружила целых 2 непрочитанных истории! Хотя уже делала это, т.к. читала вразнобой. Чем не волшебство?)
С определенных времен не могу читать серию про Ехо. Как метко заметила zzelenskaya как-то, "язык забубубенный". Излишне подробный, увязающий.
А вот Макс Фрай рассказов - совсем иное дело. Лаконичный, мудрый, взрослый, философски принимающий жизнь во всех ее проявлениях. С грустинкой, растворяющейся в свете волшебного фонаря. С крыльями, вырастающими в самую темную ночь и на краю пропасти.
Настроение, чем-то похожее на Вино из одуваничиков. Августовски-осеннее. Хотя немного наоборот. У Брэдбери взрослеет ребенок, у Фрая взрослый снова начинает верить в Сказку и прыгает со скалы, чтобы полететь.
Сказки Вильнюса -отдельные рассказы, объединенные местом действия, спящим князем Гедеминасом, туфлями для сна и именем Анна. В последнем случае читатель сам может выбирать, одна ли это женщина - в разные периоды жизни - или множество Анн-отражений какой-то симпатичной автору женщины.
Книга психотерапевтична и зажжет свет и в вашем осеннем сумраке тоже. Несмотря на несколько матерных слов без стыдливых точек. И, увы, которые сделают невозможным несколько цитат.
Мои фавориты - "Шесть комнат" и "Карлсон, который...". Про то, что жизнь бесконечна и смерти нет, зато есть множество параллельных Вселенных, дверь в которые ты вполне можешь найти.
Только есть фокус. Не нужно требовать и стучать настойчиво, вымогать и шантажировать. Надо просто станцевать столь изящный танец, чтобы Судьба удивилась, уронила челюсть и приоткрыла дверь.
Но и все остальные истории хороши и запоминаются надолго. И подсвечивают душу изнутри. И про часы, идущие назад. И про халву в шоколаде. И про фонарщика. И про солнечный кофе на улице 27 января и зеленую шубу.
"Думал: моя жизнь оказалась похожа на лето, проведенное в городе, когда работы по уши, и вечеринки чуть ли не каждую ночь, и, предположим, еще кинофестиваль, который нельзя пропустить, и длинноногие девушки на верандах уличных кафе совсем не прочь познакомиться, и кружишься в этом веселом вихре, самоуверенно полагая, что ты сам и есть вихрь, а потом оказывается, что август уже на исходе, ночи стали длинными и холодными, а подоконник усыпан опавшими с неба сухими колючими звездами. И все бы ничего, но вдруг вспоминаешь, что ни разу не выбрался на рынок за спелыми вишнями, даже в соседском саду ни одной не сорвал, хотя каждый день ходил мимо. И вроде понимаешь, что ерунда, вишня - это просто вишня, кисло-сладкая сезонная ягода, обычная еда, что за блажь, но обидно до слез, потому что если не было вишен, значит, и лета толком не было, у всех вокруг было, а у тебя - нет, и в предпоследний день августа это уже не исправить, время немилосердно, проехали, баста.
Думал: время немилосердно, с самого первого дня оно начинает перемалывать нас в своих жерновах и уже никогда не останавливается. Поначалу действует осторожно, старается не беспокоить, но в какой-то момент дает себе волю, несется во весь опор - чего церемониться, все равно никуда не денетесь, привыкайте, теперь всегда будет так. И когда хруст костей в его жерновах становится настолько громок, что собственного голоса уже не слышишь, это называют «кризисом среднего возраста» и дают тебе телефоны специалистов. Обычных людей, как и ты, уже перемолотых в пыль больше чем наполовину, чем они могут помочь. Лучшее, что можно сделать в такой момент, - найти какое-нибудь захватывающее занятие, чтобы отвлечься от невыносимого, которое нельзя прекратить."
"- У тебя бывает так, что весь мир вокруг - болит? - не отнимая рук от лица, спросил он. Ирма не стала ни язвить, ни ломать комедию. Коротко ответила: «Бывает». И подумала, что с этим типом вполне можно найти общий язык. Вот ни с кем на всем белом свете нельзя, а с ним, получается, можно. Грамотно формулирует. И по делу."
"У неё всегда, с детства, сколько себя помнила, болел весь мир - вымороченный, враждебный, нескладно и нелепо устроенный, не поддающийся исправлению, но при этом сияющий, звучащий, вибрирующий, ветреный, огненный и ледяной, великолепный настолько, что, дай она себе волю, рыдала бы взахлеб от восхищения с утра до ночи и, пожалуй, даже во сне. Но воли себе она, конечно, не давала, держала в ежовых рукавицах, дышала неглубоко, думать старалась поменьше и только о насущных проблемах, всегда стояла - там, внутри себя, - вытянувшись по стойке «смирно», чтобы не спятить, не рухнуть в сладкую темноту, не взорваться от переполняющей ее восхитительной муки".
"Вместо глубины у меня голодная черная дыра, алчущая только того, чего быть не может и, следовательно, никогда не будет. И я так занят ее проблемами, что на собственные, знаешь, как-то не остается ни сил, ни внимания. Когда приходит беда, оно даже к лучшему, но в последнее время в жизни моей не сказать чтобы много бед. Сплошные радости, вернее, то, что могло бы стать радостью, если бы я умел ее ощутить. Но нет. Я этак, знаешь, деловито про себя отмечаю - о, сейчас есть веский повод обрадоваться - и все. У меня дыра, у дыры голод, мы заняты, дорогой реальный мир, завари нам чаю, положи в буфет пирожки, а теперь, пожалуйста, закрой дверь с той стороны, оставь нас в покое."
П.С. Когда листала книгу, вдруг обнаружила целых 2 непрочитанных истории! Хотя уже делала это, т.к. читала вразнобой. Чем не волшебство?)