Воспоминания свидетеля депортации 1944 года/Рассказ Висангирея Татиева
Висангирей Татиев мой родной дядя по матери. Еще в прошлом году мы общались с ним и он рассказал мне о том какой он помнит ссылку 1944-1957. Его воспоминания достаточно отчетливые и интересные.
Беды нашей семьи начались еще в 30-е годы. У отца и дяди власть экспроприировала около 500 баранов, несколько десятков лошадей и коров, а также пчелиные улья, подводы и сельхозинвентарь (косы, серпы, топоры, и т.д.). Все это забрали в колхоз, а нас объявили семьей кулаков.
Жили мы после этого в большой нужде т.к. семья была большая, а домашнего скота и всех необходимых принадлежностей нас лишили.
В тот год мне исполнилось 7 лет и я все очень хорошо помню. В Галашки (тогда это был райцентр) приехали грузовики. Это были автомобили марки ЗИС-5. На них было много военных и люди думали, что они приехали на учения и как раз на праздники будут у нас в селе.
Утром, 23 февраля к нам в дом постучались и приказали собрать вещи, а также несколько мешков зерна. Затем была погрузка на грузовики и мы долго добирались по горному серпантину до станции Слепцовская.
По пути, проезжая станицу Нестеровскую, я заметил с какой нескрываемой радостью, нас провожали местные казаки. Они громко пели песни и плясали, играя на баяне.
С какой-то стороны и с высоты прожитых лет я их понимаю. Мы всегда были врагами. Точнее власть сделала нас таковыми, лишив наш народ земли, а им в свою очередь отдали все самые лучшие наделы, но и наша молодежь была для них наказанием. Они не могли нормально убрать свой урожай и оставить скот и лошадей без присмотра. В свою очередь они при первой возможности отыгрывались на нас и мечтали избавиться от нашего присутствия и этот момент тогда как раз и наступил.
В Слепцовской лежал снег, было очень холодно и сыро. Тяжело было осознавать, что мы покидаем свой отчий край, но ничего с этим наказанием мы поделать не могли.
По моим ощущениям мы очень долго добирались до Казахстана и уже по пути были проблемы с продовольствием. Понимая, что еды будет не хватать, отец не давал нам много еды и старался беречь зерно.
Мы приехали поздно ночью, нас погрузили на подводы, запряженные буйволами и повезли куда то в степь.
Уже утром отец вместе с дядей нашли где-то плуг и выпросили лошадь. Распахивая замерзшую землю, они брали «лаьтта галаш» и из этих кусков, которых также называли бейнаш делали стены толщиной 70-80 см., укладывая их друг на друга. В таких домиках мы жили первое время и они были достаточно теплыми и удобными. Первое время многие люди не могли выйти из дома т.к. не осталось нормальной одежды. Почти у всех была чесотка и педикулез. Приходилось постоянно стричься и мыться, чтобы избавиться от этих болячек. Очень сильно не хватало хлеба.
Некоторое время мы держались за счет того, что мы смогли вывезти с собой. Однако потом было очень тяжело. И тогда оставалось заниматься попрошайничеством или воровать остатки убранного хлеба на полях. Но следует отметить то, что национальный характер ингушей здесь ставил серьезную преграду.
У нашего народа есть две вещи, которые считаются самым страшным позором. Это сагIадехар (попрошайничество) и къоал дир (воровство). Такими поступками попрекают как минимум несколько поколений. И в ингушской среде даже говорят: «Хьанекхчун Дай cагIа дехаш лийнав. Цунг эздий саг яхийт мегаргяц» («Предки такого то имярека просили милостыню. За него нельзя замуж благородную девушку выдавать»)
Старики, которых всегда слушали долгое время запрещали любое воровство, но потом в один день объявили о том, что надо что-то делать, чтобы выжить и отменили запрет.Если тех, кто просил, почти не было, то воровали тогда почти все т.к. надо было выживать.
Комбайны тех лет плохо убирали хлеба. Осенью большая часть урожая обычно оставалась на поле. Эти колоски затем оставались там, но в это время, а тем более зимой их добыть было почти невозможно, а вот к весне мы все шли на поля собирать канаш (колосья)
Июль бетта кIа буртилгашт шур чуйоссар (В июле зерно достигало молочной зрелости). И это был на праздник для нас всех, но если человек попадался, то его судили даже за 1 кг. пойманного зерна.
В 1945 или 1946 году, расщедрившись, государство подарило нам корову, а нас самих определи в местный колхоз. За целый год работы нам записывали трудодни и выдавали зерно (несколько мешков), но нам его не хватало и мы вновь вынуждены были идти на поля. Режим был все равно очень строгий. Нас приписали к определенной комендатуре и мы не имели право выезжать за пределы места проживания. Что ни говори, но я могу точно сказать, что первые семь лет ссылки были очень тяжелыми. Люди гибли от холода и голода. Дукха дезал бейра цу хана, дукхач тайпа фу хаьдар (много семей там погибло и многие тайпы почти полностью вымерли)Например, в семье наших родственников Бохтар наькъан (Богытыревых) из 12 детей и 2-х родителей остался только один мальчик, которого спас мой дядя по матери.
В 1951 году (я отчетливо помню этот момент)впервые за эти годы был отличный урожай и зерна уродилось по воле Всевышнего очень много. Комбайны не успевали убрать колосья, на зернотоку не успевали провеять зерно, а элеваторы не успевали принимать урожай, настолько он был богатым!
Цу хана мара нах маькха бизабацар (Только тогда люди вдоволь начали наедаться хлебом) и мы тогда впервые собрали всей семьей около пяти тонн зерна, что было достаточно и для нашего пропитания и для скота.
С нас собирали налог, который мы должны были платить продуктами и куриными яйцами. Он распространялся на шкуры, на домашних животных и т.д. После того как телилась корова мы должны были сдать 400 л. молока государству также в качестве налога.
Затем стало больше комбайнов и тракторов, а также появились машины. Мечтой всех людей тогда была «Победа». Многие ингуши и чеченцы старались накопить денег и купить это чудо техники, за 16 тысяч рублей.
В 1956 году, наконец, был смягчен паспортный режим и можно было свободно передвигаться по Казахстану. Это была первая большая поблажка и в народе ходили слухи, что это «амнистия Маленкова». Многие тогда начали говорить о том, что нас скоро вернут.
Следом отменили те самые продуктовые налоги.
Проживали мы в том время в п. Каскелен Алма-атинской области. С нами бок о бок проживали представители других депортированных народов и просто репрессированные: немцы, поляки, евреи и представители мн. других народов.
Жили мы дружно и в согласии. Относились друг к другу с пониманием и я замечу, что люди тогда были, на мой взгляд, чище и добрее.
В апреле или мае 1957 года вышел Указ из Москвы и нам разрешили возвращаться домой, на Кавказ. Люди очень сильно радовались и массово выезжали, продавая все нажитое за эти 13 лет. Государство предоставило нам вагоны, куда мы могли погрузить свое имущество, но за них с нас брали немалые деньги.
Мы сели на поезд 13 мая 1957 года и прибыли на ту самую станцию «Слепцовская» через 14 дней.
Через 13 лет вернулись и 27 мая были у себя дома, в селении Галашки Галашкинского района ЧИАССР.
Там проживало смешанное население: казаки, осетины, дагестанцы, украинцы из Закарпатья и т.д.
Украинцы нас встречали очень тепло, а осетины быстро покинули селения Ассиновского ущелья. Дома мы свои выкупали за деньги, часть из которых предоставило государство.
Почему то в тот период людям не дали вернуться в селения Даттых, Гандалбос, Акати, Мергист, Семиогоч, Берешки, Аькхате.
В 1962 году Галашкинский район был упразднен и все основные административные учреждения, лесхоз, артели переехали в новый райцентр, станицу Орджоникидзевскую.
Затем в 1969 году мы, всей семьей также переехали в Орджоникидзевскую, где я и моя семья проживает до сих пор.
Записано со слов Висангирея Татиева
22.02.2012 г.
Беды нашей семьи начались еще в 30-е годы. У отца и дяди власть экспроприировала около 500 баранов, несколько десятков лошадей и коров, а также пчелиные улья, подводы и сельхозинвентарь (косы, серпы, топоры, и т.д.). Все это забрали в колхоз, а нас объявили семьей кулаков.
Жили мы после этого в большой нужде т.к. семья была большая, а домашнего скота и всех необходимых принадлежностей нас лишили.
В тот год мне исполнилось 7 лет и я все очень хорошо помню. В Галашки (тогда это был райцентр) приехали грузовики. Это были автомобили марки ЗИС-5. На них было много военных и люди думали, что они приехали на учения и как раз на праздники будут у нас в селе.
Утром, 23 февраля к нам в дом постучались и приказали собрать вещи, а также несколько мешков зерна. Затем была погрузка на грузовики и мы долго добирались по горному серпантину до станции Слепцовская.
По пути, проезжая станицу Нестеровскую, я заметил с какой нескрываемой радостью, нас провожали местные казаки. Они громко пели песни и плясали, играя на баяне.
С какой-то стороны и с высоты прожитых лет я их понимаю. Мы всегда были врагами. Точнее власть сделала нас таковыми, лишив наш народ земли, а им в свою очередь отдали все самые лучшие наделы, но и наша молодежь была для них наказанием. Они не могли нормально убрать свой урожай и оставить скот и лошадей без присмотра. В свою очередь они при первой возможности отыгрывались на нас и мечтали избавиться от нашего присутствия и этот момент тогда как раз и наступил.
В Слепцовской лежал снег, было очень холодно и сыро. Тяжело было осознавать, что мы покидаем свой отчий край, но ничего с этим наказанием мы поделать не могли.
По моим ощущениям мы очень долго добирались до Казахстана и уже по пути были проблемы с продовольствием. Понимая, что еды будет не хватать, отец не давал нам много еды и старался беречь зерно.
Мы приехали поздно ночью, нас погрузили на подводы, запряженные буйволами и повезли куда то в степь.
Уже утром отец вместе с дядей нашли где-то плуг и выпросили лошадь. Распахивая замерзшую землю, они брали «лаьтта галаш» и из этих кусков, которых также называли бейнаш делали стены толщиной 70-80 см., укладывая их друг на друга. В таких домиках мы жили первое время и они были достаточно теплыми и удобными. Первое время многие люди не могли выйти из дома т.к. не осталось нормальной одежды. Почти у всех была чесотка и педикулез. Приходилось постоянно стричься и мыться, чтобы избавиться от этих болячек. Очень сильно не хватало хлеба.
Некоторое время мы держались за счет того, что мы смогли вывезти с собой. Однако потом было очень тяжело. И тогда оставалось заниматься попрошайничеством или воровать остатки убранного хлеба на полях. Но следует отметить то, что национальный характер ингушей здесь ставил серьезную преграду.
У нашего народа есть две вещи, которые считаются самым страшным позором. Это сагIадехар (попрошайничество) и къоал дир (воровство). Такими поступками попрекают как минимум несколько поколений. И в ингушской среде даже говорят: «Хьанекхчун Дай cагIа дехаш лийнав. Цунг эздий саг яхийт мегаргяц» («Предки такого то имярека просили милостыню. За него нельзя замуж благородную девушку выдавать»)
Старики, которых всегда слушали долгое время запрещали любое воровство, но потом в один день объявили о том, что надо что-то делать, чтобы выжить и отменили запрет.Если тех, кто просил, почти не было, то воровали тогда почти все т.к. надо было выживать.
Комбайны тех лет плохо убирали хлеба. Осенью большая часть урожая обычно оставалась на поле. Эти колоски затем оставались там, но в это время, а тем более зимой их добыть было почти невозможно, а вот к весне мы все шли на поля собирать канаш (колосья)
Июль бетта кIа буртилгашт шур чуйоссар (В июле зерно достигало молочной зрелости). И это был на праздник для нас всех, но если человек попадался, то его судили даже за 1 кг. пойманного зерна.
В 1945 или 1946 году, расщедрившись, государство подарило нам корову, а нас самих определи в местный колхоз. За целый год работы нам записывали трудодни и выдавали зерно (несколько мешков), но нам его не хватало и мы вновь вынуждены были идти на поля. Режим был все равно очень строгий. Нас приписали к определенной комендатуре и мы не имели право выезжать за пределы места проживания. Что ни говори, но я могу точно сказать, что первые семь лет ссылки были очень тяжелыми. Люди гибли от холода и голода. Дукха дезал бейра цу хана, дукхач тайпа фу хаьдар (много семей там погибло и многие тайпы почти полностью вымерли)Например, в семье наших родственников Бохтар наькъан (Богытыревых) из 12 детей и 2-х родителей остался только один мальчик, которого спас мой дядя по матери.
В 1951 году (я отчетливо помню этот момент)впервые за эти годы был отличный урожай и зерна уродилось по воле Всевышнего очень много. Комбайны не успевали убрать колосья, на зернотоку не успевали провеять зерно, а элеваторы не успевали принимать урожай, настолько он был богатым!
Цу хана мара нах маькха бизабацар (Только тогда люди вдоволь начали наедаться хлебом) и мы тогда впервые собрали всей семьей около пяти тонн зерна, что было достаточно и для нашего пропитания и для скота.
С нас собирали налог, который мы должны были платить продуктами и куриными яйцами. Он распространялся на шкуры, на домашних животных и т.д. После того как телилась корова мы должны были сдать 400 л. молока государству также в качестве налога.
Затем стало больше комбайнов и тракторов, а также появились машины. Мечтой всех людей тогда была «Победа». Многие ингуши и чеченцы старались накопить денег и купить это чудо техники, за 16 тысяч рублей.
В 1956 году, наконец, был смягчен паспортный режим и можно было свободно передвигаться по Казахстану. Это была первая большая поблажка и в народе ходили слухи, что это «амнистия Маленкова». Многие тогда начали говорить о том, что нас скоро вернут.
Следом отменили те самые продуктовые налоги.
Проживали мы в том время в п. Каскелен Алма-атинской области. С нами бок о бок проживали представители других депортированных народов и просто репрессированные: немцы, поляки, евреи и представители мн. других народов.
Жили мы дружно и в согласии. Относились друг к другу с пониманием и я замечу, что люди тогда были, на мой взгляд, чище и добрее.
В апреле или мае 1957 года вышел Указ из Москвы и нам разрешили возвращаться домой, на Кавказ. Люди очень сильно радовались и массово выезжали, продавая все нажитое за эти 13 лет. Государство предоставило нам вагоны, куда мы могли погрузить свое имущество, но за них с нас брали немалые деньги.
Мы сели на поезд 13 мая 1957 года и прибыли на ту самую станцию «Слепцовская» через 14 дней.
Через 13 лет вернулись и 27 мая были у себя дома, в селении Галашки Галашкинского района ЧИАССР.
Там проживало смешанное население: казаки, осетины, дагестанцы, украинцы из Закарпатья и т.д.
Украинцы нас встречали очень тепло, а осетины быстро покинули селения Ассиновского ущелья. Дома мы свои выкупали за деньги, часть из которых предоставило государство.
Почему то в тот период людям не дали вернуться в селения Даттых, Гандалбос, Акати, Мергист, Семиогоч, Берешки, Аькхате.
В 1962 году Галашкинский район был упразднен и все основные административные учреждения, лесхоз, артели переехали в новый райцентр, станицу Орджоникидзевскую.
Затем в 1969 году мы, всей семьей также переехали в Орджоникидзевскую, где я и моя семья проживает до сих пор.
Записано со слов Висангирея Татиева
22.02.2012 г.