Светлому - светлое, темному - тьма.
По улицам Города ходили ангелы.
Внешне ангелы ничем не отличались от остальных прохожих. Только люди, случайно прикасавшиеся к ним в толпе, иногда с удивлением замечали, что между лопатками у них словно бьется маленькое птичье сердечко: тук, тук, тук. Это трепетали плотно сложенные под одеждой крылья.
Однажды к одному из ангелов подошел невысокий пожилой мужчина в старомодном пальто и шляпе, опиравшийся на потертую тросточку.
- Молодой человек, я хотел бы с вами поговорить. Вы позволите отвлечь вас на несколько минут?
Ангел, отвел взгляд от девушки, которая проходила мимо, чуть ли не носом уткнувшись в мобильный телефон, и улыбнулся неожиданному собеседнику:
- Добрый день. Конечно, я слушаю вас.
- Если вы не возражаете, давайте пройдемся в направлении вон той аллейки, - мужчина поднял руку с тросточкой, указывая путь. - Мне, старику, уже не так легко быть на ногах целый день, как прежде.
На безлюдной аллее одной ножкой в луже стояла скамейка. Пожилой человек не спеша достал из внутреннего кармана пальто газету, расстелил ее на скамье и уселся, поставив тросточку на землю и сложив на ней руки.
- Меня зовут Геннадий Адольфович, - представился он. Ангел кивнул в знак почтения и присел рядом на влажную скамейку. - Вы знаете, юноша, многие в вашем возрасте думают, что с выходом на пенсию люди теряют интерес к жизни. Однако это не так; не существует той незримой черты, за которой человек внезапно выпадает из жизни, забывает о существовании книг, фильмов, музыки, других людей. Неверно, что в моем возрасте люди так же лишены наблюдательности и склонности к рассуждениям, как, например, вот этот фонарный столб... Впрочем, я, наверно, начал не с того. Я, собственно, хочу сказать, что я живу здесь, неподалеку, и уже неоднократно вижу вас на этом самом перекрестке. Не подумайте, что я слежу за вами или преследую, боже упаси, - Геннадий Адольфович засмеялся надтреснутым старческим смешком, - но вы меня очень заинтересовали, очень!
Ангел вопросительно приподнял бровь.
- Если подытожить то, что я видел, то картина вырисовывается следующая. Вначале я, признаться, думал, что вы раздаете эти рекламные листовки, знаете, различных магазинов, ресторанов... Многие молодые люди этим подрабатывают, я это не осуждаю, не подумайте... Но вы ведь раздаете не листовки, верно? У людей, которые к вам подходили, в руках ничего не остается. Но на их руки я обратил внимание не сразу.
Вначале я увидел, что у людей, к которым вы подходите, меняется выражение лица. Кто-то идет дальше с высоко поднятой головой, с сияющими глазами, а кто-то понурившись, словно ему на плечи неожиданно взвалили что-то очень тяжелое, - Геннадий Адольфович сделал паузу, ожидая, что собеседник возразит или согласится с ним. Но ангел молчал, поэтому он продолжил: - И я бы хотел у вас поинтересоваться, как ученый, - заметьте, я не говорю "бывший ученый", потому что ученые, молодой человек, бывшими не бывают! - хотел бы узнать, что же все-таки вы раздаете людям? С чем они уходят от вас? - он пытливо сверлил выцветшими карими глазами лицо ангела.
Ангел вздохнул, отвел глаза, по-мальчишески подтянул колено к груди и оперся на него подбородком, но, заметив укоризненный взгляд Геннадия Адольфовича, с виноватым видом опустил ногу на землю и стер ладонью грязь, оставшуюся на лавочке от его ботинка.
- Светлому - светлое, темному - тьма. С виду они, как ни странно, похожи - я раздаю их случайным прохожим. Этот источник не ведает дна, - сказал он тихо.
- Ваши стихи? - поинтересовался Геннадий Адольфович.
- Нет, не мои. И это не совсем стихи. Это... как же вам объяснить-то...
- Простите, не понял?
- Иногда жизнь любого человека заворачивает в тупик. Он по-прежнему ест, дышит, ходит, спит, но при этом не движется никуда - только стареет. Это можно заметить по его глазам, по движениям, по словам: человек тоскует, как могла бы тосковать река, превратившаяся в затянутый ряской пруд.
- Послушайте, юноша, - слегка раздраженно сказал Геннадий Адольфович, пристукнув тросточкой, - вы, кажется, начинаете углубляться в философские и поэтические дебри. Я вас не тороплю, но не кажется ли вам, что так мы никуда не придем?
Но ангел спокойно продолжил:
- В жизни человека бывают минуты, когда ему нужна горсточка Света. Или горсточка Тьмы. Я не хотел бы, чтобы вы смешивали это с понятиями добра и зла - иногда человек может онеметь от счастья или излечиться от паралича после внезапного удара; в какой-то мере и радость, и горе являются шоком. Здесь, - он приподнял на ладонях свой матерчатый рюкзачок, - есть Свет. И Тьма. Я раздаю их тем, кто нуждается в них.
- Позвольте-ка, - Геннадий Адольфович с интересом протянул руку к рюкзачку, - можно на него взглянуть?
- Можно, конечно, - ангел передал рюкзак человеку. - Только не открывайте, пожалуйста.
Пожилой мужчина с интересом вертел практически невесомый рюкзак в руках.
- Удивительно легкий. Знаете, молодой человек, если бы я не был физиком, я бы подумал, что вы морочите мне голову. Но физики втайне верят в сказки... Говорите, там вместе лежат свет и тьма? Любопытно, любопытно. И не смешиваются?
Ангел пожал плечами:
- Такого, кажется, еще не было.
Геннадий Адольфович вернул рюкзак владельцу и внезапно выпрямился и построжел лицом:
- А скажите-ка мне, молодой человек... Кто дал вам право определять, кому из людей давать, как вы выражаетесь, свет, а кому - тьму? Как вы определяете, кто достоин, а кто нет? Я предполагаю, что вы сейчас начнете мне говорить о некоем равновесии, которое должно существовать в природе, что все плохое должно уравновешиваться хорошим, как действие равно противодействию, но здесь речь идет не о всей природе, а о конкретных, молодой человек, живых людях!
- Во-первых, я просил вас не путать Свет и Тьму с добром и злом, - ответил ангел, положив рюкзачок на колени. - А во-вторых, я не заглядываю в рюкзак. Я всегда отдаю людям то, что им суждено, не глядя.
- Чудесно! - Геннадий Адольфович перехватил тросточку одной рукой и возмущенно стукнул ею по асфальту, распугав воробьев, суетившихся неподалеку. - Следовательно, судьба человека может зависеть от слепого случая?
- Она и так зачастую зависит от случая, - холодно сказал ангел. - Дело лишь в том, что все эти случаи и случайности укладываются в предопределенность. Поэтому мой выбор всегда правилен.
- Теперь вы собираетесь говорить мне о метафизике? Нет уж, позвольте! - воскликнул Геннадий Адольфович и с неожиданной для старика прытью выхватил рюкзак из рук ангела, одним движением руки ослабил стягивавший его шнурок и заглянул вовнутрь.
- Пусто... - потерянным голосом сказал он. - Все-таки вы дурили мне, старому человеку, голову своими байками. Как вам не стыдно.
- Здесь не пусто, - изменившимся голосом сказал ангел. - Теперь там... Серость.
Он забрал рюкзак из несопротивляющихся старческих рук, запустил в него руку.
- Вы никогда не ломали в детстве игрушки, чтобы посмотреть, что у них внутри? Зная, что второй такой игрушки не существует?
Ангел извлек пригоршню чего-то невидимого и вложил в ладони Геннадия Адольфовича.
- Ничего... - сказал Геннадий Адольфович шепотом. И уже громче, голосом, в котором прорезались капризные нотки: - Это глупая шутка, молодой человек! Кто дал вам право...
Не слушая его, ангел оставил рюкзак на скамье, отошел на пару шагов, расстегнул молнию на куртке, расправил крылья и исчез в небе. Геннадий Адольфович, кряхтя, поднялся с лавочки и побрел домой, опираясь на тросточку. Его походка стала шаркающей, а глаза подернулись серой дымкой - он являл собой живое отрицание собственного утверждения, что не существует той незримой черты...
Но в квартале от дома навстречу Геннадию Адольфовичу шагнула девушка с пачкой ярких желтых листовок в руках. Улыбаясь, она протянула ему одну из них. Машинально он взял ее и уже собирался сложить и положить в карман, когда вдруг ощутил неожиданное тепло, исходящее от глянцевой бумаги. Солнце на миг выглянуло в разрыв между двумя лохматыми тучами, и его отраженные от мокрого асфальта лучи заплясали в помолодевших карих глазах.
А ангел несся вверх за новым рюкзаком.