Утречко. Пистолет
Как-то, у деда Василия я выпил пятую стопку, щелкнул ею по столу, и зацепив вилкой немного хрустящей квашеной капусты, закусил.
- Вот знаешь, дед, - старик посмотрел в мои глаза, прищурился и разлил по рюмкам, - Знаешь, после всех этих барж, после всего того, что крутилось вокруг и выворачивало изнутри, хотелось все это прекратить...
- И как прекратить-то хотел?
- Думал, был бы пистолет, к виску приставить и всё. Быстро и результативно. И ни секунды не сомневался. Просто представил - щелк! И всё. Даже цены узнавал.
Я взял наполненную стопку, выдохнул, и резко закинув голову, перелил её содержимое в рот. Наколол на вилку кусок картофелины, и, положив на кусок хлеба пластинку сала, закусил горькую.
- Ну, что ж, когда изнутри распирает, лишняя дырка, чтобы стравить давление не помешает. - дед выпил из своей чарки, утер усы и закусил соленым огурчиком и хитро ухмыльнувшись с прищуром посмотрел на меня. - зачем терпеть и мучится? Вот у нас случай был. Был у нас в колхозе клуб, а при нем самодеятельность и кинопроектор. И служил при клубе Федька. Рисовал транспаранты с лозунгами на майские, а когда из района кино привозили, он аншлаги к нему делал. Вечно ходил как чудик весь в красках своих и с такими видом, будто в облаках только что полетал. Все про каких-то кубинцах и авангардах лепетал.
Но развалился колхоз наш, клуб закрыли, самодеятельность померла вся. И Федька без дела остался. Поначалу еще бегал, словно искал чего-то, а потом поник совсем. Бывало идешь по деревне, а он на завалинке сидит, за голову схватившись, покачивается и мычит что-то под нос.
А тут как-то сидим с мужиками, обсуждаем ближневосточный кризис, и к нам подходит Федька. Смотрим на него, а он странный какой-то, лепечет что-то непонятное по-ребячески и улыбается как полоумный. Ну, мы подумали, Федька опять за дело взялся, сейчас опять художничать начнет Он башкой повертел, а у него дырка в голове. И не кровит она, а только свист из нее выходит, мелодией такой многоголосой. Мы-то сначала испугались, повели его к бабке-повитухе. Она посмотрела на это чудо, сделала затычку из старой газеты, попробовала вставить в дырку, да только пробка эта тут же вылетела. А Федька, как ни в чем не бывало встал и пошел от нас посвистывая.
Бывало, стоишь на крыльце, цыгарку смалишь и слышь, как с околицы свист приближается, - это Федя идет.
Ходил он так, ходил, может месяц, может два. И вот в один день свист прекратился. И парень сам не свой стал. Как мумия, какая, ни на что не реагировал, никаких звуков не испускал, только слюни изо рта текли. А однажды в дырку его эту присмотрелись, а там пустота и темнота.
Так что, бусурманское ты имя, с дырками этими и вентиляцией главное не переборщить.
- Да уж, дед. Снова ты со своими историями. Пойду-ка я спать, хватит уже мне.
- Вот знаешь, дед, - старик посмотрел в мои глаза, прищурился и разлил по рюмкам, - Знаешь, после всех этих барж, после всего того, что крутилось вокруг и выворачивало изнутри, хотелось все это прекратить...
- И как прекратить-то хотел?
- Думал, был бы пистолет, к виску приставить и всё. Быстро и результативно. И ни секунды не сомневался. Просто представил - щелк! И всё. Даже цены узнавал.
Я взял наполненную стопку, выдохнул, и резко закинув голову, перелил её содержимое в рот. Наколол на вилку кусок картофелины, и, положив на кусок хлеба пластинку сала, закусил горькую.
- Ну, что ж, когда изнутри распирает, лишняя дырка, чтобы стравить давление не помешает. - дед выпил из своей чарки, утер усы и закусил соленым огурчиком и хитро ухмыльнувшись с прищуром посмотрел на меня. - зачем терпеть и мучится? Вот у нас случай был. Был у нас в колхозе клуб, а при нем самодеятельность и кинопроектор. И служил при клубе Федька. Рисовал транспаранты с лозунгами на майские, а когда из района кино привозили, он аншлаги к нему делал. Вечно ходил как чудик весь в красках своих и с такими видом, будто в облаках только что полетал. Все про каких-то кубинцах и авангардах лепетал.
Но развалился колхоз наш, клуб закрыли, самодеятельность померла вся. И Федька без дела остался. Поначалу еще бегал, словно искал чего-то, а потом поник совсем. Бывало идешь по деревне, а он на завалинке сидит, за голову схватившись, покачивается и мычит что-то под нос.
А тут как-то сидим с мужиками, обсуждаем ближневосточный кризис, и к нам подходит Федька. Смотрим на него, а он странный какой-то, лепечет что-то непонятное по-ребячески и улыбается как полоумный. Ну, мы подумали, Федька опять за дело взялся, сейчас опять художничать начнет Он башкой повертел, а у него дырка в голове. И не кровит она, а только свист из нее выходит, мелодией такой многоголосой. Мы-то сначала испугались, повели его к бабке-повитухе. Она посмотрела на это чудо, сделала затычку из старой газеты, попробовала вставить в дырку, да только пробка эта тут же вылетела. А Федька, как ни в чем не бывало встал и пошел от нас посвистывая.
Бывало, стоишь на крыльце, цыгарку смалишь и слышь, как с околицы свист приближается, - это Федя идет.
Ходил он так, ходил, может месяц, может два. И вот в один день свист прекратился. И парень сам не свой стал. Как мумия, какая, ни на что не реагировал, никаких звуков не испускал, только слюни изо рта текли. А однажды в дырку его эту присмотрелись, а там пустота и темнота.
Так что, бусурманское ты имя, с дырками этими и вентиляцией главное не переборщить.
- Да уж, дед. Снова ты со своими историями. Пойду-ка я спать, хватит уже мне.