"Розы, анемоны, чертополох, или Уехать в Софрино"
*
Справа налево: Борис И. Коваль, Роза Харитонова, Светлана Веднёва. Станция Тарасовская, 2008 г.
Большой подарок сообществу от Светланы Александровны Веднёвой, специалиста по творчеству Юрия Коваля, автора диссертации "Стилевые особенности прозы Юрия Коваля" (1999) и книги "Слово Юрия Коваля" (2007).
Светлана Веднёва, 19 января 2017 г.:
Здравствуйте! Вот только что узнала, что летом от нас ушёл старший брат Юрия Коваля Борис. Переживаю. Я встречалась с ним на даче в Тарасовке (!), потом в Москве, он любезно откликнулся письмецом в ответ на наше многодневное университетское празднование юбилея писателя в 2008-м (литературный вечер со студенческой постановкой по "Суеру", научная конференция, презентация моей монографии, конкурсы всякие, лит. выставки и проч., размахивали сильно) - называлось это "Юрьев остров". Я присылала ему наш "Филологический журнал""(межвузовский сборн. научных статей, вып. XYI, Южно-Сахалинск, 2009) со статьями о творчестве Ю. Коваля (преподавателей и студентов). В общем, хочу помянуть брата добрым словом. И хотя писалось это о Розе Харитоновой, но он в этом отрывке есть - как говорится, чем богаты.. А в целом это, конечно, всё о нём, о Юрии Ковале.
Розы, анемоны, чертополох, или Уехать в Софрино
О, шуми, шуми, ветер, говори о просторах,
дальних звёздах, радости.
Б. Зайцев
На острове, нарисованном на земной карте рыбкой корюшкой, с начала лета до поздней осени распускаются в оранжерее неприметного сада различные розы. Высокий куст бурбонской розы пьянит крепкорозовым благоуханием. Старинная плотная вязь Баронессы Прево, из густорозового атласа в стиле гофрэ, искушает. Киноварь флорибунды бархатными гроздьями… Полупрозрачный шёлк белой: ей нет соперниц, нет подруг… А роза по имени Лиловая луна? А… а Райская роза?
С Харитоновой Розой я познакомилась сентябрём тысяча девятьсот девяноста девятого. Некоторые друзья и однокурсники (и некоторые ученики) писателя пришли на знаменитую и родную для них Малую Пироговку, в здание под стеклянной крышей и с почти древнегреческими колоннами в Главном зале, послушать диссертацию о прозе Юрия Коваля. В ответ на подскочившие мои бровки при виде народа кто-то успокоил: «Это ваша группа поддержки!» Вячеслав Кабанов, чета Филипповых, Богуславский Семён, Ирина Скуридина, Иван Овчинников, Наташа Ермильченко… всех не запомнила, простите. На банкете Кабанов вспомнил, как был потрясён когда-то, в первый раз услышав: вот Роза Харитонова. Казалось, она жила-была только там и тогда, а не в реальном времени=пространстве! В день моей публичной защиты, он признался, опять вздрогнул, а у меня и вовсе выбило пробки: как РОЗА ХАРИТОНОВА? ТА САМАЯ?!
В автобиографическом рассказе-повести Юрия Коваля «От Красных ворот», кроме друзей, упомянуты музы института: «А какие же ходили здесь девушки!.. Бог мой, да не я ли отдал в своё время всю жизнь за Розу Харитонову?» Она потом вспоминает про 1984 год: «По дороге он дал мне вёрстку книги “Самая лёгкая лодка в мире” - велел прочитать рассказ “От Красных ворот”. Остановился. Сказал: “Ну, читай!” Рассказ меня очаровал. А строчка обо мне: “отдал всю жизнь в своё время” - рассмешила меня. Он обиделся».
В заветном списке имён под заголовком «Мои взгляды на жизнь сегодня» Коваль связывает Розу Харитонову со счастливым числом - ставит на седьмое место. В романе «Суер-Выер» главу «Остров Лёши Мезинова» он тут же, в сноске, весело посвящает Розе Харитоновой. «Остров Лёши Мезинова формою своею напоминал двуспальную кровать с пододеяльником. Но это сбоку, а сверху - станцию Кучино». На нём островитянин Лёша (по старой кличке), автор-«разгильДЯЙ» и капитан, умеющий растворяться в лазури, предаются воспоминаниям об их первом совместном плавании и поют: «Вечному страннику слава, Вечносидящим позор». В этой компании камертоном истинности незримая Роза Харитонова.
Назвалась просто: Роза. Одета просто. Говорит просто. Просто улыбается. Университетский преподаватель словесности, поэт. Гостеприимные Филипповы пригласили на ужин. День спустя я встретила Розу Андреевну второй раз и встречалась с нею потом почти всякий раз, как только прилетала в Москву.
В осень девяноста девятого по дороге к Филипповым купила на рынке солнечную розу для Жени, малиновую - для Галины. А в прихожую неожиданно для меня выходит Роза Харитонова, а я - без розы для Розы! Отчаянно ступив вбок, прижимаюсь к её плечу: «Хозяйкам - по розе от гостей!» Она не противилась, как родная, - я видела её второй раз в жизни. Зимой 2000 года Женя Филиппова напишет продолжение истории с розой: «…помните, когда Вы были у нас дома, подарили мне жёлтую розу? Так вот, она у меня очень долго стояла, а потом не завяла, а засохла. Говорят, это хорошая примета. Я её оставила, а девятого февраля отвезла на кладбище. Так что Ваш цветок там тоже был… Так что Вы с нами…»
Из подаренной мне Розой Андреевной книги стихов под названием «День, который не вернётся» (1997), конечно, сразу припала к тем, что связаны с Ковалём, Роза мне их пометила точками.
Когда пишу, что рыжий ствол сосны
Омыт смолой, как божий храм слезами,
Из долготы годов, как медленные сны,
Лицо твоё встаёт в лесной размытой раме.
Показалось: они все про него, включая название. Запомнилось про репейник:
Мысль о совершенстве мира
Меня внезапно озарила,
Когда расцвёл репейник -
Сорняк, колючка, веник.
Репейник - по-другому, лопух. Меня завораживает чертополох - грациозные изгибы его замысловатого цветка, как у античной вазы, немыслимой нежности идущее от него лилово-розовое излучение и листья, модернистски изрезанные, с белёсым пушком, и даже колючки - он весь инопланетянин, весь неотсюда. (Уезжала надолго в Москву, а дети среди лета в один голос кричали отцу: «Нет, нет, нет! не выпалывай этот куст, мама его любит!») Мой чертополоший цветок - брат розиному пунцовому лопушиному,
Когда я улетаю домой - Роза Андреевна протягивает ниточку от столицы к острову и обратно - крепенькую такую, шёлковую.
«С Новым годом Вас и Ваших близких! Как часто наше счастье зависит от них!»
«С Новым годом! Вспоминаем частенько Вас с нашими институтскими. Пишите».
«Вспоминали наше знакомство и говорили о Вас и о защите диссертации на нашей традиционной встрече в мастерской Коваля. Встреча была не 27 декабря, как обычно, а 24-го, т.к. это была наша последняя встреча в мастерской - Вите Белову, художнику, другу Юры, дают мастерскую в другом месте, а этот дом, где Вы были, уже весь куплен и будет реставрирован. Встреча наша была грустноватая, но всё вспоминали, а я заметила, что даже грустные воспоминания развеивают грусть».
«Дорогая Светлана! Большое спасибо за письмо, которое я получила сегодня. Была очень рада и почему-то хотелось плакать. Поздравляю тебя с наступившим годом! Веком! Тысячелетием! Как вы поживаете? Как жизнь в Южно-Сахалинске?
Да, мы собирались 27-го, но не в мастерской, как обычно… Мы собрались у Семёна Богуславского и, как всегда, всех вспоминали. Были в ноябре-декабре, все по очереди на спектаклях Петра Фоменко “Семейное счастье” по раннему рассказу Толстого и “Одна абсолютно счастливая деревня”. По очереди, потому что зал в театре Фоменко очень маленький, и он оставляет по 2-3 билета на каждый спектакль для нас (бесплатно). Замечательные спектакли! Приезжай, сделаем билетик!
Видимся все мы довольно часто. Это хорошо для всех нас, чтобы не чувствовать, как мы понемногу стареем. Света, есть ли у тебя так (“так» зачёркнуто. - С.В.) дружеский круг там, в Южно-Сахалинске?
Москва засыпана снегом, совсем как на твоей открытке. Да, вспомнила, что в декабре был вечер выпускников МГПИ, бардов, поэтов и пр. Было это в доме Нащокина, старинном особняке, в одном из старых арбатских переулков. Было интересно - пели Юлик Ким, Вадим Егоров, Борис Вахнюк, читали стихи Ю. Ряшенцев, Геннадий Калашников, Вадим Егоров и даже я (это уже происки Нины Высотиной). Выступал Максим Кусургашев (муж Ады Якушевой), Юра Ряшенцев и др. 10.I.2001 г. Светлан, пиши иногда!»
«С Новым годом! Давно ничего от Вас не слышно. В феврале 2008 года Юре Ковалю было бы 70 лет! Неужели? Пишите немного о себе. Роза».
В августе 2008-го нас пригласил в гости на дачу брат писателя Борис Коваль, и мы снарядились с Розой на станцию «Тарасовская». В вагоне проговорили свою остановку, Роза очнулась, когда следующая поплыла за окном. Электричка была скорая, шла, пропуская много остановок, - выходим на третьей, и выясняется, что возможность сесть в обратную сторону у нас появится только через несколько часов. Удручённая фигура в потёртом жакетике и длинной юбке долго звонит и долго объясняет изумлённому Борису, как мы очутились в Софрино. «Только ты могла так проехать Тарасовку!» - скажет он, с круглыми заголубевшими глазами, часов в шесть вечера, обнимая Розу на тарасовском перроне.
А пока - Роза казнит себя, я успокаиваю. Идём в стеклянный павильончик вблизи вокзала. Она заказывает чашечку кофе, я зелёный чай, и обе - печёные пирожки с зелёными яблоками. Жуём, нахохлившись, и вдруг начинаем смеяться - сначала недоверчиво, потом всё веселее, а там уж и хохочем вовсю… Смеялись мы так, как не смеялись, наверное, давно… Решаем: «Не иначе Юра пошутил!» Несмотря на нелепость ситуации, душа на место стала, да так хорошо стала… Жаль было покидать ставшую в одночасье родной юрину станцию. И пирожки с яблоками вкусные были. Сама Роза нарисовалась мне сквозь просторный тёмный жакет яблочной (кобальт зелёный, светлый), с терпким запахом, с малиновым отсветом в прозрачном лице. Глаза-хризопразы и хризопразовый перстенёк на всё ещё красивой руке. Необъяснимое ощущение, что главное в этот день мы уже совершили. Глупо заблудились и зашли невзначай на территорию детства: где-то оно всегда рядом, в сердце тумана, а в нём с тёплой землёй всегда рядом тёплое небо, рукой подать. Там, по Ковалю, близкие люди всегда самые лёгкие в мире.
В конце 2009-ой зимы пространное письмо от Розы: «Только ответь, пожалуйста, обязательно ответь, прошу». Полгода в доме Ремонт - книги, бумаги, письма с адресами упакованы в многочисленные коробки. Не ответила. Через год я ей - университетский «Филологический журнал» с нашими статьями к юбилею Коваля и её несколькими страничками о нём. Она мне - свою книгу «События личной жизни. Воспоминания, проза, стихи». «Дорогой Розе. Может, попадём ещё разок в мистическое пространство на пирожки с зелёными яблоками?» - «Дорогой Светлане на память… (цветок какой-то нарисован её рукой) Пиши. 22 сентября 2009». Десять лет спустя. «Что такое память? Это встречи, / У которых тёплый взгляд Начала».
Ещё из розиной книги, из летнего рассказа «Анемоны» (у неё нет ни зимних, ни осенних, ни весенних, только летние):
«- Ты похожа на лесной, весенний цветок. На анемон… До весны ещё долго, но я принесу тебе анемонов… Я напишу рассказ. О тебе. Он будет начинаться так: “В синих лужах звонко хохотало весеннее солнце…” Я обязательно напишу такой рассказ… я принесу тебе много анемонов…”
Зима завалила снегом деревья около моего дома, запорошила следы у моих дверей; недолго до весны, когда всё растает и вырастут цветы с таким странным именем - АНЕМОНЫ».
Он и телеграмму ей в деревню подписал в студенческие годы: «некоторые анемоны». Долго искала, как выглядят эти самые анемоны: розино слово, подаренное ей в молодости Ковалём, не давало покоя. Когда нашла, делала попытки посеять в саду, среди роз. Пока безуспешно. А вчера нежданно наткнулась на анемоны в книге Бориса Зайцева, которая лежит у изголовья: «…вспомнил светлые, когда-то как видения запавшие лужайки с анемонами, прославленными анемонами виллы Дориа Памфили в Риме». Раньше никогда не встречала этого странного слова.
У Розы есть: «меня волнует слово “ветка”, “меня волновало имя Юра”…» В Тарасовке (где, кстати, в своё время, бывал Пастернак, жили неподалёку Пришвин, Паустовский, снимал дачу с Бриками Маяковский) в достопамятный день Борис Коваль уверял присутствующих, что именно Роза - несмотря на то, что уехала в Софрино - в своё время, благотворно влияла на разгильДЯЯ Юрку.
В саду под вишнею на острове, похожем сверху на рыбку корюшку, по-прежнему раскрываются ликами в каждое лето разные роскошные розы. А настоящая Роза одна. Была. Одевалась просто. Говорила просто. Просто улыбалась. Просто жила.
В мансарде, под крышей, листаю синим вечером странички р о з и н о й главной книги и натыкаюсь на её грустно-лермонтовское «Мы там не узнаем друг друга»:
Мы там не узнаем друг друга,
Хоть, может, окажемся рядом.
В стерильных хоромах просторных
Нет грусти дождей подмосковных.
Нет яблочных губ снегопада.
Мы там не узнаем друг друга.
Как же мы потом не узнаем друг друга, Роза? По Ковалю, ты - ANEMO, лесной ветерок по весне, думаю, яблочно-зелёный, а ветры гуляют, с кем хотят.
Светлана Веднёва
Роман с Ковалём. - Сахалин 2013: лит.-худож. сборн. - Южно-Сахалинск, 2013. - С. 92-94.
Источник.
Справа налево: Борис И. Коваль, Роза Харитонова, Светлана Веднёва. Станция Тарасовская, 2008 г.
Большой подарок сообществу от Светланы Александровны Веднёвой, специалиста по творчеству Юрия Коваля, автора диссертации "Стилевые особенности прозы Юрия Коваля" (1999) и книги "Слово Юрия Коваля" (2007).
Светлана Веднёва, 19 января 2017 г.:
Здравствуйте! Вот только что узнала, что летом от нас ушёл старший брат Юрия Коваля Борис. Переживаю. Я встречалась с ним на даче в Тарасовке (!), потом в Москве, он любезно откликнулся письмецом в ответ на наше многодневное университетское празднование юбилея писателя в 2008-м (литературный вечер со студенческой постановкой по "Суеру", научная конференция, презентация моей монографии, конкурсы всякие, лит. выставки и проч., размахивали сильно) - называлось это "Юрьев остров". Я присылала ему наш "Филологический журнал""(межвузовский сборн. научных статей, вып. XYI, Южно-Сахалинск, 2009) со статьями о творчестве Ю. Коваля (преподавателей и студентов). В общем, хочу помянуть брата добрым словом. И хотя писалось это о Розе Харитоновой, но он в этом отрывке есть - как говорится, чем богаты.. А в целом это, конечно, всё о нём, о Юрии Ковале.
Розы, анемоны, чертополох, или Уехать в Софрино
О, шуми, шуми, ветер, говори о просторах,
дальних звёздах, радости.
Б. Зайцев
На острове, нарисованном на земной карте рыбкой корюшкой, с начала лета до поздней осени распускаются в оранжерее неприметного сада различные розы. Высокий куст бурбонской розы пьянит крепкорозовым благоуханием. Старинная плотная вязь Баронессы Прево, из густорозового атласа в стиле гофрэ, искушает. Киноварь флорибунды бархатными гроздьями… Полупрозрачный шёлк белой: ей нет соперниц, нет подруг… А роза по имени Лиловая луна? А… а Райская роза?
С Харитоновой Розой я познакомилась сентябрём тысяча девятьсот девяноста девятого. Некоторые друзья и однокурсники (и некоторые ученики) писателя пришли на знаменитую и родную для них Малую Пироговку, в здание под стеклянной крышей и с почти древнегреческими колоннами в Главном зале, послушать диссертацию о прозе Юрия Коваля. В ответ на подскочившие мои бровки при виде народа кто-то успокоил: «Это ваша группа поддержки!» Вячеслав Кабанов, чета Филипповых, Богуславский Семён, Ирина Скуридина, Иван Овчинников, Наташа Ермильченко… всех не запомнила, простите. На банкете Кабанов вспомнил, как был потрясён когда-то, в первый раз услышав: вот Роза Харитонова. Казалось, она жила-была только там и тогда, а не в реальном времени=пространстве! В день моей публичной защиты, он признался, опять вздрогнул, а у меня и вовсе выбило пробки: как РОЗА ХАРИТОНОВА? ТА САМАЯ?!
В автобиографическом рассказе-повести Юрия Коваля «От Красных ворот», кроме друзей, упомянуты музы института: «А какие же ходили здесь девушки!.. Бог мой, да не я ли отдал в своё время всю жизнь за Розу Харитонову?» Она потом вспоминает про 1984 год: «По дороге он дал мне вёрстку книги “Самая лёгкая лодка в мире” - велел прочитать рассказ “От Красных ворот”. Остановился. Сказал: “Ну, читай!” Рассказ меня очаровал. А строчка обо мне: “отдал всю жизнь в своё время” - рассмешила меня. Он обиделся».
В заветном списке имён под заголовком «Мои взгляды на жизнь сегодня» Коваль связывает Розу Харитонову со счастливым числом - ставит на седьмое место. В романе «Суер-Выер» главу «Остров Лёши Мезинова» он тут же, в сноске, весело посвящает Розе Харитоновой. «Остров Лёши Мезинова формою своею напоминал двуспальную кровать с пододеяльником. Но это сбоку, а сверху - станцию Кучино». На нём островитянин Лёша (по старой кличке), автор-«разгильДЯЙ» и капитан, умеющий растворяться в лазури, предаются воспоминаниям об их первом совместном плавании и поют: «Вечному страннику слава, Вечносидящим позор». В этой компании камертоном истинности незримая Роза Харитонова.
Назвалась просто: Роза. Одета просто. Говорит просто. Просто улыбается. Университетский преподаватель словесности, поэт. Гостеприимные Филипповы пригласили на ужин. День спустя я встретила Розу Андреевну второй раз и встречалась с нею потом почти всякий раз, как только прилетала в Москву.
В осень девяноста девятого по дороге к Филипповым купила на рынке солнечную розу для Жени, малиновую - для Галины. А в прихожую неожиданно для меня выходит Роза Харитонова, а я - без розы для Розы! Отчаянно ступив вбок, прижимаюсь к её плечу: «Хозяйкам - по розе от гостей!» Она не противилась, как родная, - я видела её второй раз в жизни. Зимой 2000 года Женя Филиппова напишет продолжение истории с розой: «…помните, когда Вы были у нас дома, подарили мне жёлтую розу? Так вот, она у меня очень долго стояла, а потом не завяла, а засохла. Говорят, это хорошая примета. Я её оставила, а девятого февраля отвезла на кладбище. Так что Ваш цветок там тоже был… Так что Вы с нами…»
Из подаренной мне Розой Андреевной книги стихов под названием «День, который не вернётся» (1997), конечно, сразу припала к тем, что связаны с Ковалём, Роза мне их пометила точками.
Когда пишу, что рыжий ствол сосны
Омыт смолой, как божий храм слезами,
Из долготы годов, как медленные сны,
Лицо твоё встаёт в лесной размытой раме.
Показалось: они все про него, включая название. Запомнилось про репейник:
Мысль о совершенстве мира
Меня внезапно озарила,
Когда расцвёл репейник -
Сорняк, колючка, веник.
Репейник - по-другому, лопух. Меня завораживает чертополох - грациозные изгибы его замысловатого цветка, как у античной вазы, немыслимой нежности идущее от него лилово-розовое излучение и листья, модернистски изрезанные, с белёсым пушком, и даже колючки - он весь инопланетянин, весь неотсюда. (Уезжала надолго в Москву, а дети среди лета в один голос кричали отцу: «Нет, нет, нет! не выпалывай этот куст, мама его любит!») Мой чертополоший цветок - брат розиному пунцовому лопушиному,
Когда я улетаю домой - Роза Андреевна протягивает ниточку от столицы к острову и обратно - крепенькую такую, шёлковую.
«С Новым годом Вас и Ваших близких! Как часто наше счастье зависит от них!»
«С Новым годом! Вспоминаем частенько Вас с нашими институтскими. Пишите».
«Вспоминали наше знакомство и говорили о Вас и о защите диссертации на нашей традиционной встрече в мастерской Коваля. Встреча была не 27 декабря, как обычно, а 24-го, т.к. это была наша последняя встреча в мастерской - Вите Белову, художнику, другу Юры, дают мастерскую в другом месте, а этот дом, где Вы были, уже весь куплен и будет реставрирован. Встреча наша была грустноватая, но всё вспоминали, а я заметила, что даже грустные воспоминания развеивают грусть».
«Дорогая Светлана! Большое спасибо за письмо, которое я получила сегодня. Была очень рада и почему-то хотелось плакать. Поздравляю тебя с наступившим годом! Веком! Тысячелетием! Как вы поживаете? Как жизнь в Южно-Сахалинске?
Да, мы собирались 27-го, но не в мастерской, как обычно… Мы собрались у Семёна Богуславского и, как всегда, всех вспоминали. Были в ноябре-декабре, все по очереди на спектаклях Петра Фоменко “Семейное счастье” по раннему рассказу Толстого и “Одна абсолютно счастливая деревня”. По очереди, потому что зал в театре Фоменко очень маленький, и он оставляет по 2-3 билета на каждый спектакль для нас (бесплатно). Замечательные спектакли! Приезжай, сделаем билетик!
Видимся все мы довольно часто. Это хорошо для всех нас, чтобы не чувствовать, как мы понемногу стареем. Света, есть ли у тебя так (“так» зачёркнуто. - С.В.) дружеский круг там, в Южно-Сахалинске?
Москва засыпана снегом, совсем как на твоей открытке. Да, вспомнила, что в декабре был вечер выпускников МГПИ, бардов, поэтов и пр. Было это в доме Нащокина, старинном особняке, в одном из старых арбатских переулков. Было интересно - пели Юлик Ким, Вадим Егоров, Борис Вахнюк, читали стихи Ю. Ряшенцев, Геннадий Калашников, Вадим Егоров и даже я (это уже происки Нины Высотиной). Выступал Максим Кусургашев (муж Ады Якушевой), Юра Ряшенцев и др. 10.I.2001 г. Светлан, пиши иногда!»
«С Новым годом! Давно ничего от Вас не слышно. В феврале 2008 года Юре Ковалю было бы 70 лет! Неужели? Пишите немного о себе. Роза».
В августе 2008-го нас пригласил в гости на дачу брат писателя Борис Коваль, и мы снарядились с Розой на станцию «Тарасовская». В вагоне проговорили свою остановку, Роза очнулась, когда следующая поплыла за окном. Электричка была скорая, шла, пропуская много остановок, - выходим на третьей, и выясняется, что возможность сесть в обратную сторону у нас появится только через несколько часов. Удручённая фигура в потёртом жакетике и длинной юбке долго звонит и долго объясняет изумлённому Борису, как мы очутились в Софрино. «Только ты могла так проехать Тарасовку!» - скажет он, с круглыми заголубевшими глазами, часов в шесть вечера, обнимая Розу на тарасовском перроне.
А пока - Роза казнит себя, я успокаиваю. Идём в стеклянный павильончик вблизи вокзала. Она заказывает чашечку кофе, я зелёный чай, и обе - печёные пирожки с зелёными яблоками. Жуём, нахохлившись, и вдруг начинаем смеяться - сначала недоверчиво, потом всё веселее, а там уж и хохочем вовсю… Смеялись мы так, как не смеялись, наверное, давно… Решаем: «Не иначе Юра пошутил!» Несмотря на нелепость ситуации, душа на место стала, да так хорошо стала… Жаль было покидать ставшую в одночасье родной юрину станцию. И пирожки с яблоками вкусные были. Сама Роза нарисовалась мне сквозь просторный тёмный жакет яблочной (кобальт зелёный, светлый), с терпким запахом, с малиновым отсветом в прозрачном лице. Глаза-хризопразы и хризопразовый перстенёк на всё ещё красивой руке. Необъяснимое ощущение, что главное в этот день мы уже совершили. Глупо заблудились и зашли невзначай на территорию детства: где-то оно всегда рядом, в сердце тумана, а в нём с тёплой землёй всегда рядом тёплое небо, рукой подать. Там, по Ковалю, близкие люди всегда самые лёгкие в мире.
В конце 2009-ой зимы пространное письмо от Розы: «Только ответь, пожалуйста, обязательно ответь, прошу». Полгода в доме Ремонт - книги, бумаги, письма с адресами упакованы в многочисленные коробки. Не ответила. Через год я ей - университетский «Филологический журнал» с нашими статьями к юбилею Коваля и её несколькими страничками о нём. Она мне - свою книгу «События личной жизни. Воспоминания, проза, стихи». «Дорогой Розе. Может, попадём ещё разок в мистическое пространство на пирожки с зелёными яблоками?» - «Дорогой Светлане на память… (цветок какой-то нарисован её рукой) Пиши. 22 сентября 2009». Десять лет спустя. «Что такое память? Это встречи, / У которых тёплый взгляд Начала».
Ещё из розиной книги, из летнего рассказа «Анемоны» (у неё нет ни зимних, ни осенних, ни весенних, только летние):
«- Ты похожа на лесной, весенний цветок. На анемон… До весны ещё долго, но я принесу тебе анемонов… Я напишу рассказ. О тебе. Он будет начинаться так: “В синих лужах звонко хохотало весеннее солнце…” Я обязательно напишу такой рассказ… я принесу тебе много анемонов…”
Зима завалила снегом деревья около моего дома, запорошила следы у моих дверей; недолго до весны, когда всё растает и вырастут цветы с таким странным именем - АНЕМОНЫ».
Он и телеграмму ей в деревню подписал в студенческие годы: «некоторые анемоны». Долго искала, как выглядят эти самые анемоны: розино слово, подаренное ей в молодости Ковалём, не давало покоя. Когда нашла, делала попытки посеять в саду, среди роз. Пока безуспешно. А вчера нежданно наткнулась на анемоны в книге Бориса Зайцева, которая лежит у изголовья: «…вспомнил светлые, когда-то как видения запавшие лужайки с анемонами, прославленными анемонами виллы Дориа Памфили в Риме». Раньше никогда не встречала этого странного слова.
У Розы есть: «меня волнует слово “ветка”, “меня волновало имя Юра”…» В Тарасовке (где, кстати, в своё время, бывал Пастернак, жили неподалёку Пришвин, Паустовский, снимал дачу с Бриками Маяковский) в достопамятный день Борис Коваль уверял присутствующих, что именно Роза - несмотря на то, что уехала в Софрино - в своё время, благотворно влияла на разгильДЯЯ Юрку.
В саду под вишнею на острове, похожем сверху на рыбку корюшку, по-прежнему раскрываются ликами в каждое лето разные роскошные розы. А настоящая Роза одна. Была. Одевалась просто. Говорила просто. Просто улыбалась. Просто жила.
В мансарде, под крышей, листаю синим вечером странички р о з и н о й главной книги и натыкаюсь на её грустно-лермонтовское «Мы там не узнаем друг друга»:
Мы там не узнаем друг друга,
Хоть, может, окажемся рядом.
В стерильных хоромах просторных
Нет грусти дождей подмосковных.
Нет яблочных губ снегопада.
Мы там не узнаем друг друга.
Как же мы потом не узнаем друг друга, Роза? По Ковалю, ты - ANEMO, лесной ветерок по весне, думаю, яблочно-зелёный, а ветры гуляют, с кем хотят.
Светлана Веднёва
Роман с Ковалём. - Сахалин 2013: лит.-худож. сборн. - Южно-Сахалинск, 2013. - С. 92-94.
Источник.