Последний год Юрия Коваля
Владимир Мартынов
Последний Юрий Иосифович
Живите так, чтобы вам не было стыдно продать домашнего попугая главной сплетнице города.
У. Роджерс
Если бы Юрий Коваль дожил до этого декабря, он получил бы к Новому году великолепный подарок - две свои книги: «Сказка про Зеленую Лошадь» в издательстве «Малыш» и «Приключения Васи Куролесова» в «Самоваре». Но у настоящих писателей, увы, нередко бывает так, что подарки от них получаем мы, причем именно тогда, когда их самих уже с нами нет. Когда-то вчетвером они организовали «Тайное общество Юриев Иосифовичей» - Визбор, Домбровский, Коваль и Коринец. В августе прошлого года ушел из жизни последний - Юрий Коваль. Автор «Недопёска», «Самой легкой лодки в мире», множества замечательных рассказов. Писатель, который всю жизнь считался детским, но с книгами которого, прочитав в детстве, не расстаются до старости. Он был шире и глубже этих прилагательных: детский, взрослый, хороший... Он был - Писатель, и о том, какой он, никто не расскажет. Надо просто взять книжку и прочитать.
Так что вам, дорогие читатели, два новогодних подарка от Юрия Коваля и «Арт-Фонаря» - веселый и грустный. Веселый - фрагменты его последнего романа «Суер-Выер» (сам он говорил: «Да какой же это роман! Это совсем другой жанр - это пергамент»). Грустный - кусочек последнего же его интервью, которое при жизни Коваля так же, как и «пергамент», опубликовано не было. И только сейчас, готовя его к публикации, я заметил, что тогда, за полгода до смерти, о своей жизни он говорил в прошедшем времени...
-Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать ваш читатель?
-Конечно, желательно обладать выдающимися качествами. Желательно - но это не обязательно. Я пишу так, будто я пишу для маленького Пушкина. Ну как будто. То есть я предполагаю в своем читателе - ребенке - уже очень широко развитый, готовый к восприятию меня мир. Ну и пусть он не знает некоторых слов - узнает. Я пишу для избранных - это совершенно четко. Для избранных детей.
-Так вы детский писатель?
-Да как хочешь, так и называй. Я понимаю так, что я писатель такой немножко всеобщий. Недавно одной милой женщине я подарил книжку. Она прочла что-то около пяти страниц. Я спрашиваю: «Ну как вам?» А она: «Да как-то уж очень просто. Так просто, что аж неинтересно». А другая читательница, которую уж никак не упрекнешь в простоте, а именно Белла Ахатовна Ахмадулина, сказала: « С каким наслаждением я вашу книгу перечитывала!» Ну и как тут быть ? Для одной женщины я оказался слишком прост, а для женщины со столь сложным мировосприятием - желанен.
-Свои рассказы вы нередко пишете от первого лица.
-Это лирическое «я», которое присутствует в рассказах, в какой-то мере меня отражает. «В бестолковых моих скитаниях по вечно вечерним сентябрьским полям встречались мне и люди с ножами». Все-таки я пишу «я».
-Вы и в самом деле такой скиталец?
-Сейчас, может быть, уже не такой яростный. И потом, скитаться можно... Я вот сейчас выйду из мастерской и пойду в магазин за бутылкой водки - это может быть скитанием. Дело не в том, сколько ты прошел, а в том, сколько ты пережил за количество пути. Скитание - это вещь такая, скитаться можно, сидя на месте.
-Но...
-Но все это правда. Конечно же, все это правда. Конечно же, я знаю, где Багровое озеро. И лодка эта есть, лежит она у меня на чердаке в моей избушке на Цыпиной горе. И в Ферапонтове я, конечно, бывал, и в Белозерске, и за Белозерском, и по Ковже плавал, и по Шоле, и на Ладоге бывал, и на Валааме бывал дважды. Ездил по России бесконечно. Есть у Лакшина такие слова:
А над забытым полем
Давно умерший звон
Бескрестных колоколен.
Одна другой - поклон.
Я вот как-то подумал про себя - когда мы вместе с ним это пели, я так не думал - что эти слова на редкость точно определяют мою жизнь. Вот так я и прожил. И пропутешествовал, и продвигался по земле нашей... Это, конечно, чрезвычайно печальный итог. Разумеется, между этими поклонами было много веселий. Я любил женщин, я искал грибы, я охотился на уток, я стоял на тяге вальдшнепов, я дружил с Лакшиным, с Георгием Семеновым, с другими прекрасными людьми... Но вот эти колокольни, которые кланяются, - они были все время. Вот такая песня, мой друг...
Знаешь, у меня есть один друг, замечательный просто человек. Иван Михайлович Овчинников. Он энтомолог, зоолог, писатель. Он знает, что я человек верующий. А он - атеист. И как только мы встречаемся, он начинает мне говорить: «А все-таки Бога нет»! И всячески мне эту идею пропагандирует - ему интересно вызвать меня на поединок. И знаешь, какое самое сильное мое доказательство? «Ваня, доказательство бытия Божьего - это то, что ты есть на свете и что мы с тобой сейчас разговариваем». Ну как ему еще докажешь. А так он думает: кажется, я все-таки произведение божественное...
Опубликовано в газете «Аргументы и факты», приложение «Арт-фонарь". - 1996. - № 24 (декабрь). - С. 5.