ЕЩЁ ОДНИ ГЛАЗА
Я, конечно, должен повсюду успевать, но тут, поверьте, мне и успевать было некуда. Я оставался по-прежнему в городском саду. Просто сидел на лавочке, поджидая приятеля. Я чувствовал, что главные события сегодня развернутся вокруг этих домиков - всё-таки новинка для нашего города. Значит, сиди и жди новостей здесь.
Кроме того, я давным-давно знал, что пока с востока идёт по городу наш Вольный Кот, навстречу ему, с запада, идёт человек. Вольный Человек. По-настоящему вольный, а не на словах. У него тоже не было никаких хозяев или, скажем, хозяек, был у него только дом, но об этом доме речь впереди, а сейчас речь об этом человеке и даже о его походке.
У него была походка пантеры: мягкая и неслышная нога его наступала на трескучую бумажку, а бумажка не трещала. Под всеми ногами трещала, а под его клоунским ботинком никак не трещала. Зато потом, на гладком асфальте, у всех прохожих ботинки не трещали, у него же внезапно начинали трещать. Чёрт знает что! Я никогда не мог разобраться толком в этом чудном человеке. И даже точно не знал, человек ли он? Мне он всегда казался немного котом. Как-то по-кошачьи вспыхивали его глаза в тени подворотни, иногда он на ходу замирал, как барс перед прыжком, потом встряхивал львиною гривой и мурлыкал про себя какое-то особенно любимое мурлыканье:
- Доброе утро, господин Куклакэт, - приветствовал его парикмахер Кремдлярук. - Не пора ли вам немного постричься? А можно и причёску: фен, фон, эмбрилион.
- Привет-привет-привет! - отвечал господин Куклакэт. - Я сейчас просто на прогулке, любуюсь восходом, и мои волосы не мешают солнцу.
И волосы, действительно, солнцу не мешали. Напротив, они ему даже помогали. В золотой гриве Вольного Человека солнце играло и переливалось, отражалось, дробилось и выделывало прочие солнечные чудеса.
- Странный, по правде говоря, человек, - сказал Кремдлярук своему другу Починкашину, который в данный момент как раз и чинил или, как сейчас говорят, монтировал шину какого-то автоландо. - И даже имя у него непонятное.
- Никакой это не человек, - отвечал Починкашин На- варкашиныч. - Это кот.
- Это точно, - ревел с балкона матрос Билли Бонc. - Это кот, а не человек. Смотрите, какая походка, того гляди встанет на четвереньки.
- У вас, господин Боне, тоже такая походка, когда вы выпьете грогу!
- Но чтоб на четвереньки! - ревел Билли. - Никогда! Грот- фок на гитовы.
Господин Куклакэт улыбался и кланялся знакомым, а знакомы ему были все почтальоны и все молочницы, все дети и все взрослые в этом городе, и он, конечно, со всеми здоровался, как вдруг...
Вдруг глаза его остановились на чём-то, и никто не понял на чём. Я бы и сам не понял, если б не знал кое-что о его глазах.
Если к ним приблизиться так же близко, как мы недавно приближались к котовьим, станет ясно, что они удивительно похожи, но все-таки другие, и солнечные лучи в них много имеют золота, но зелёного нет, больше янтарного, сердоликового и... впрочем, ладно. Нужно сказать про его взгляд. Так вот, взгляд его по-особому двигался: он постепенно-постепен- но приближался к тому, что хотел увидеть. Взгляд его крался к тому, что хотел увидеть, рассматривая по дороге всё, что попадалось на пути, и вдруг яростно впивался в то, что нужно было этому взгляду.
Так и сейчас он прокрался через весь город, приблизился к старой яблоне в городском саду и впился в три домика на колёсах, и из среднего домика вышла девушка в голубом платье и сказала:
- Кис-кис-кис! Иди сюда, Нефертити, иди сюда. Кис-кис- кис.
Но Нефертити не было видно. Девушка растерянно огляделась. Увидела меня, сидящего на лавочке, кивнула и сказала:
- Доброе утро. Вы не видели здесь кошечку? Беленькую такую?