Вначале семидесятых годов довелось мне поработать учителем пения и музыки в единственной средней школе, - поселка Кедровый (раньше он был известен под менее поэтическим названием - Красноярск-66).
Спрятанным в глухом лесу от посторонних, особенно вражеских иностранных глаз, военным городком руководил генерал-лейтенант Круглов со штабом подчиненных ему офицеров, командовавших в свою очередь солдатами, попавшими туда, как и положено всем советским солдатам, не по своей воле. А поскольку офицеры-ракетчики имели кое-какое свободное время, то они, в конце концов, заводились женами, а затем, что вполне естественно, и детьми. Их семьям тоже приходилось жить в этом живописном уголке сибирской тайге, обнесенном со всех сторон колючей проволокой. И, что само собой разумеется, в городке была выстроена школа, дабы было где детям осуществить свое право на обязательное среднее образование.
На новом месте мне очень понравилось - дети офицеров были, как и их отцы - дисциплинированными и понятливыми, работать с ними было легко и интересно. Квартиру получил новый учитель вблизи школы. Рядом с домом построен был бассейн - по тем временам сооружение редкое в сибирских городах.
Лыжные прогулки на свежем воздухе тоже еще никому не вредили. И постепенно отошел я от недавнего стресса. К тому же имел массу свободного времени, так как докучливый мой "друг" находился километров так за шестьдесят. А "мадам", с внешностью японской шпионки, не имела никаких шансов проникнуть на тщательно охраняемую территорию. Однако невидимая угроза постоянно присутствовала в военном городке - возможность случайного взрыва континентальной баллистической ракеты в одной из многочисленных шахт, умело запрятанных тут и там на хоть и порядочном расстоянии от центра "военной мысли", но все же далеко не безопасном.
Местечко это являлось как нельзя более подходящим для подготовки к зимней и летней сессиям в консерватории. Никто не мешал мне ни упражняться ни в игре фортепьянных пьес, ни в разборе хоровых партитур, ни в чтении литературы как учебной, так и художественной.
Через год открыли в военном городке детскую музыкальную школу и поручили ее возглавить именно мне. Впервые стал я руководить чисто женским коллективом, а это вам не дважды два четыре! Преподавателями школы оказались женами офицеров. Все они как на подбор были одна другой краше, но при всем сем старались еще и превзойти по красоте даже самих себя. Атмосфера трудового коллектива, а тем более городка, где лучшая половина хоть и не имеет офицерских званий, но командовать любит, достойна, конечно, изображения, но в отдельной книге.
Несмотря на проживание в самом настоящем глухом медвежьем углу, молодой директор использовал любую малейшую возможность принять участие в каком-нибудь интересном событии, - будь это или Международная конференция по музыкальному воспитанию в Москве или ученые слушания по этой же теме в Санкт-Петербурге. Я употребляю именно старое название города, так как даже в то время никак не мог согласиться с тем, что такой великолепный город, бывшая столица Российской Империи, блестящее сосредоточие музеев и театров переименован в честь малокультурного, плохо воспитанного, картавого демагога. Город к тому же назван не его настоящей фамилией, а псевдонимом политического интригана и авантюриста. Отношение к Ленину у меня было близко к презрительному не по причине того, что революционер этот являлся самым настоящим палачом своего народа, - тогда доказательства этого "сегодняшнего открытия" хранились за семью печатями в тайниках Кремля. Дело в том, что, я, изучая по необходимости некоторые избранные произведения "вождя мирового пролетариата", будучи жадным до знаний, прочел и многие его другие, не входившие в учебную программу и напечатанные в трех толстых томах оказавшихся в моем личном распоряжении.
Меня не столь удивила лютая ненависть Ленина к священнослужителям, но то какой лексикон употреблял этот "философ" и юрист-недоучка. Такие ругательства, в каких он испражнялся в их адрес, подходили более для стен дощатых сортиров. Да-да, именно сортиров. После того как словечко это вошло в лексикон второго президента обновленной России, автор не боится употреблять слово до сих пор неприличное. Да и вся ленинская писанина со дня их написания стоила этих заведений, в какие она, несомненно, попала бы, если бы изданные миллионными тиражами фолианты не уничтожили в конце нашего века другими, более цивилизованными способами. Банкротство ленинских идей не осознали пока лишь самые твердолобые и упрямые поклонники, и последователи, свихнувшегося на идеях утопистов, фанатика.
В зверском же убийстве царской семьи в Екатеринбурге видел я проявление злобности сего параноика, отомстившего таким образом сыну царя Александра Ш за казнь своего брата-террориста.
А так бывшие "верные ленинцы" "отблагодарили военных и их семьи за верную службу...