Иногда я с ужасом думаю, что мое ощущение жизни и мира отражено в этом отрывке из Майринка:
"Затем, через некоторое время, мы услышали шаги на лестнице, кто-то поднимался наверх; но это оказался всего-навсего ботаник Эшквид, который припозднился, возвращаясь со своей ученой прогулки, и тут же вошел к нам в комнату.
В руках он нес растение высотой с человеческий рост, с цветками, поблескивающими голубоватой сталью.
- Это, несомненно, самый большой экземпляр данного вида, который когда-либо был обнаружен; я никогда бы не поверил, что этот ядовитый аконит может расти на таких высотах, - сказал он почти беззвучно, кивком ответив на наше приветствие. Потом с неторопливой обстоятельностью разложил растение на подоконнике, следя за тем, чтобы не помялся ни один листок.
«С ним происходит то же самое, что и с нами, - пронеслось у меня в голове, и мне показалось, что мистер Финч и Джиованни Браческо подумали в этот момент то же самое, - он, уже состарившись, неутомимо странствует по свету, как человек, который ищет свою могилу и не может найти, собирает растения, которые завтра засохнут,- зачем, почему? Он об этом не задумывается. Он знает, что его труд не имеет смысла, так же как знаем это и мы о своем труде, но ведь и его, наверное, тоже убьет та печальная истина, что всякое начинание бессмысленно, неважно, кажется оно великим или малым - точно так же, как убивала она нас на протяжении всей нашей жизни. Мы с юности подобны умирающим, - вот что я чувствовал, - умирающим, пальцы которых в беспокойстве шарят по одеялу, которые не знают, за что им ухватиться, мы подобны умирающим, которые понимают: смерть уже стоит в комнате, и что ей до того, сложим ли мы руки или сожмем их в кулаки».