Деньги, финансы и кредит в советской индустрии
В нашем сообществе уже затрагивалась неоднократно тема стоимости индустриализации, а также некоторых других экономических показателей. Уважаемый юзер fat_yankey поднял недавно вопрос о т.н. «окупаемости» индустриализации: http://community.livejournal.com/su_industria/23622.html?nc=31
Вообще рассуждать на эти темы без хотя бы краткого анализа внутренней финансовой модели СССР, без понимания финансово-денежной политики и особенностей экономики, просто нельзя. Экономика СССР отличалась от экономики США, Франции, Германии или дореволюционной России. Соответственно, роль и значение денег в советской экономике было немного иным, чем в западных государствах. Мы же, используя к месту и не к месту понятие «советский рубль» часто не даем себе просто отчета в том, что это было такое.
Теперь немного о самой финансовой схеме и финансово-денежной политике советской власти в 30-х годах. В качестве базового материала взята монография известного американского исследователя индустриализации в СССР П. Грегори «Политическая экономия сталинизма». М., 2006. Точнее - глава 9 «Контроль рублем: деньги, цены и бюджет», страницы 271 - 305.
Особенности планирования
Созданная в конце 20-х годов плановая экономика субъектом планирования в первую очередь имела материальные, физические объемы продукции. Грубо говоря, сумма запланированных объемов выпуска стали равнялась сумме потребностей ее основных потребителей (машиностроение и т.п. отрасли), а также самих ее производителей. Металлургический завод, согласно спущенному из главка (или наркомата напрямую) плану производит сталь, под контролем сбытовой организации наркомата (в данном случае - «Стальсбыта») отгружает ее потребителю, а взамен получает заказанное оборудование.
В идеале никаких сложностей с распределением объемов не должно было быть, и таким образом можно работать в абсолютно безденежной экономике. Однако даже самые упертые сторонники левого подхода в планировании полностью отказаться от денег не могли. Во-первых потому, что ни наркомат, ни главк, ни Госплан или Политбюро вместе с различными ревизионными комиссиями (их было две - партийная и т.н. «рабоче-крестьянская») проконтролировать реальный факт отгрузки продукции с завода своевременно не могли. Во-вторых, деньги полагались как один из инструментов такого контроля, который был более прозрачен и понятен для государства. Поэтому по мысли авторов финансово-кредитной начала 30-х годов (Г.Ф. Гринько, нарком финансов и ряд других), деньги выступали пассивным индикатором реальной сделки.
Особо стоит отметить, что отдельной проблемой был и процесс самого советского планирования. В планировании в 30-х годах царила самая настоящая неразбериха - планы составлялись многими отдельными предприятиями, главками наркоматов и самими наркоматами, потом взаимно корректировались и доводились до некоего компромисса, который затем еще многократно изменялся. Как правило, в Госплан годовые планы наркоматов должны были передаваться до 10 января, однако практически всегда сроки срывались, кроме того сами наркоматы зачастую присылали весьма общие цифры. Многие планы вообще создавались ретроспективно, а учет и архивация оперативных планов на предприятиях и даже в главках зачастую не велось. В процесс планирования постоянно вмешивался фактор личности самого наркома, который мог урезать или увеличить план по «своим» предприятиям и даже отказать смежникам в удовлетворении их запросов.
Ярким примером такого поведения был нарком тяжелой промышленности С. Орджоникидзе. Почти регулярно такие вопросы с участием его наркомата - НКТП, выносились даже на уровень Политбюро. Исключения руководители главков и наркоматов старались делать лишь для предприятий оборонной промышленности, которую снабжали часто и без всякого плана, и сверхплана. Впрочем, и эта палка была о двух концах.
Схема распределения продукции предприятий также не выглядела точной, поскольку некоторые виды продукции распространяли согласно установленным планам сами наркоматы и главки, а некоторые виды (например, автомобили) - распределяло Политбюро и лично товарищ Сталин.
Забегая вперед скажу, что поскольку никакой стройной системы всеобщего планирования в стране не было создано, а существовал некий хаос планов (правда, понятный логически), то идеальная безденежная схема сделок внутри промышленности работать просто не могла. Поэтому для функционирования экономики нового типа советские экономисты ввели в оборот советские рубли двух типов: безналичные и наличные, а также пересмотрели серьезно всю денежно-финансовую политику государства.
Финансовая схема реформы 1930 года
В январе 1930 года в СССР произошла денежно-финансовая реформа, которая претворила в жизнь следующую схему. Все предприятия СССР вели все расчеты между собой в безналичных рублях, конвертировать которые в наличные они не имели права. С наличными рублями завод или фабрика сталкивались только при выплате заработной платы: каждый месяц Госбанк со специального счета выделял каждому предприятию установленную сумму наличности в рублях.
В социалистической финансовой системе Госбанк играл роль единственного источника безналичных рублей, а наряду с наркоматом финансов - органом, осуществляющим контроль над выделением рублей промышленности. По мысли авторов реформы это был единый гигантский расчетный центр. Поскольку советская планово-распределительная система отталкивалась от представления о первичности материального распределения (деньги выступали лишь пассивным индикатором, средством контроля, при этом денежные транзакции определялись физическими отгрузками, а не наоборот), поэтому согласно плану каждое предприятие ежегодно получало от Госбанка ту сумму безналичных рублей, которая была заложена по планам.
Схема функционировала так: предприятию Х запланировано «продать» (термин условен, речь шла об отгрузке) 500 тонн стали, допустим, предприятию У по цене 100 рублей за тонну. При этом со счета предприятия У списывались 50 000 рублей, а предприятию Х они начислялись - согласно логике административного приказа. Откуда брало деньги предприятие У? Ему их давал либо Госбанк напрямую, либо свой наркомат (который их получал от того же Госбанка).
Впрочем, мы знаем, каков был реальный уровень планирования. Соответственно, возникал риск, что предприятие У в нужный момент денег иметь на своем счету не будет. Как быть? Очень просто: по просьбе предприятия брался кредит в Госбанке или деньги получались от наркомата. По словам П. Грегори, такая система выглядела как «мягкие бюджетные ограничения». По сути, предприятия ни за что не отвечали и ни за что особо могли не беспокоиться. Деньги-то все равно выдадут!
Схема 1930 года также предполагала, что предприятия будут вести сделки между собой на основании прямых договорных отношений (генеральные договора подписывали между собой главки и сбытовые организации), а также установленных государством цен. Разумеется, любые кредиты между предприятиями были запрещены. При этом полагалось, что смысла завышать цены у предприятий не было никаких (по мысли П. Грегори, предприятиям было бы чисто экономически ВЫГОДНЕЕ даже занижать их, однако таких случаев зафиксировано не было). В реальности все оказалось по-другому.
Кто устанавливал цены? В СССР центров ценообразования было несколько: Политбюро, И.В. Сталин, наркомат снабжения, бюро цен каждого наркомата и ряда главков, Госплан. Предполагалось, что каждый год в СССР будут издаваться толстенные книги с полным перечнем цен по каждому виду продукции. Понятно также, что книги эти, как правило, издавались с большим опозданием, уже потерявшие часто актуальность. Это не удивительно, поскольку, например, бюро цен Главного управления металлургической промышленности (ключевого главка НКТП) состоял всего из 3 человек. Хуже было то, что сами производители, снабженцы и сбытовики не могли достать даже те книги, которые были выпущены. В конечном итоге, все 30-е годы полнятся историями о хроническом завышении цен на свою продукцию предприятиями. Как думаете, для чего это делалось в экономике, где существовали виртуальные неконвертируемые безналичные рубли? Об этом чуть ниже.
Для Госбанка, как финансово-расчетного центра, контроль над ситуацией был утерян мгновенно: ведь для того, чтобы сверять финансовую статистику, надо было иметь под рукой статистику производства и отгрузки в физическом объеме. А предприятия и наркоматы, как правило, либо задерживали ее, либо присылали в недостоверном виде (например, излишне обобщенном). Кроме того, для социалистической экономики прискорбным оказался тот факт, что получить даже запланированный и утвержденный государством по плану объем той или иной продукции, сырья или материалов ЧАСТО было почти невозможно. Пол Грегори сложившуюся ситуацию в промышленности называет «рынком продавца»: всегда выигрывал тот, кто имел товар.
Поэтому каждое предприятие, каждый главк, сбытовые и снабженческие структуры обзаводились штатами профессиональных и высокооплачиваемых «толкачей». Кто это такие, особо рассказывать не надо, эти персонажи дожили в СССР до конца 80-х годов (что, собственно, не удивительно, поскольку сталинская схема экономики никуда не делась).
В конечном итоге к середине 1930 года стало понятно, что попытки т.н. «финансового контроля» полностью провалились: сотни и тысячи «платежей» оказались неучтенными, у Госбанка отсутствовала оперативная информация об активах и пассивах предприятий. При этом уже по итогам 1930 года выяснилось, что только за 1929-1930 хозяйственный год эмиссия безналичных рублей выросла на 78%, а объем кредитов Госбанка предприятиям - на 87% (Вестник правления Госбанка. 1930. № 30. С.1.). Впрочем, долги предприятий были механически списаны (точнее, возложены на сам Госбанк).
Финансовая схема реформы 1931 года
В начале 1931 года руководство Госбанка было сменено, а весной 1931 года была проведена новая реформа. Как и в 1930 году, единственным источником банковского кредита был установлен Госбанк, любые коммерческие кредиты между предприятиями были запрещены (как и в 1930 году). Задача Госбанка, помимо контроля, теперь была поставлена шире: банк должен был, выдавая каждому предприятию определенные кредиты, добиваться их превращения в «самоокупаемые» производственные единицы. Слово я специально закавычил, поскольку речь идет о специфическом термине, который нельзя путать с рыночной самоокупаемостью. Кроме того, в СССР в 1932 году, страшно даже подумать, появилось законодательство о… банкротствах. Впрочем, вплоть до начала войны ни одно советское предприятие полную процедуру банкротства так и не прошло. По мысли реформаторов, это вносило ужесточение в порядок т.н. «мягких бюджетных ограничений», а чтобы посодействовать скорейшему выходу предприятий на «самоокупаемость», с определенного момента Госбанку запретили выдавать кредиты заводам. Банк мог давать их только торговым организациям. Производственники, как полагалось, должны были жить только за счет оборотных средств.
В рамках реформы предполагалось, что никакой инфляции и увеличения денежных агрегатов спонтанно происходить не будет. Увеличение агрегатов должно было в идеале соответствовать объему произведенной продукции. Однако в реальности получилось все гораздо хуже. В 1932 - 1936 годах средние ежегодные темпы прироста агрегата М1 (наличные деньги в обращении плюс кредиты Госбанка) составили 43%, прирост объемов кредитов Госбанка составил на 80%. При этом темпы реального прироста экономики выглядели значительно скромнее - по оценке западных экономистов, средние ежегодные темпы прироста ВВП составляли 10-12% (если считать в ценах 1928 года).
Почему так получилось? Во-первых, несмотря на строжайший запрет коммерческого кредитования (между предприятиями как внеплановое горизонтальное финансирование), оно не только сохранилось, но и процветало. Одной из причин было то, что в условиях неавтоматических платежей, кредит возникал сам собой. Кроме того, «коммерческие кредиты» были выгоднее для предприятий, поскольку все вопросы тут решали между собой директора заводов, без привлечения Госбанка. Пол Грегори приводит такой пример: московский хлебозавод №4 по плану должен был иметь 800 тыс. рублей оборотных средств, однако реально обладал только 136 тыс. рублей. В принципе, предприятие могло просто потребовать эти деньги от наркомата или Госбанка, однако оно предпочитало более неформальный путь - договориться со своим поставщиком (сбытовое объединение «Союзмука») о том, чтобы он не выставлял счета за поставленную продукцию. Итого в 1931-1932 годах завод №4 получил коммерческий кредит на сумму в 1,7 млн. рублей. Как писала газета «Экономическая жизнь», «предприятия предпочитали коммерческие кредиты, поскольку это спокойнее. Можно плевать на требования Госбанка о борьбе за хозрасчет, об улучшении отчетности» («Экономическая жизнь». 1933. № 38).
Коммерческие кредиты позволяли предприятиям уклоняться также от уплаты обременительных (по сути, в конце каждого года почти все остатки средств на безналичных счетах заводов зачислялись обратно в госбюджет) налогов. Так, два предприятия комбината «Треугольник» (Ленинград) в течение 9 месяцев скрывали свой доход (свои взаимоотношения они строили путем обмена долговыми расписками), что позволило им сэкономить на уплате налогов 1 млн. рублей. Объединение «Союзмясо», имея 71 млн. рублей прибыли, умудрилось скрыть их, потребовав одновременно у Госбанка дополнительных ассигнований в размере 54 млн. рублей для «покрытия убытков» («Экономическая жизнь». 1933. № 24).
Как уже отмечал выше, новая реформа не сумела справиться и с постоянным стремлением предприятий повысить цены на свою продукцию. С точки зрения логики советской кредитно-финансовой системы, такое стремление понять было сложно. Однако на деле под этим были свои причины. Во-первых, увеличивая цены, предприятия таким образом уменьшали поставленный перед ними плановый объем выпуска продукции. В этом, кстати, и заключалась одна из причин постоянных завышений цен на военную продукцию. Во-вторых, несмотря на запрет обналичивать безналичные рубли, на местах все же находили способы это сделать. Например, предприятия сговаривались с отделениями Госбанка или социальных фондов и проводили обналичку. Часто такие операции прикрывались партийным руководством регионов, которое взимало взятки с заводов. П. Грегори приводит пример на основе архивных данных о том, как в 1932 - 1935 годах руководители Украинского фонда социального страхования похитили сумму в размере 5 млн. рублей (незаконная обналичка, торговля путевками в санатории, подтасовка отчетности).
Сам Госбанк с нарушениями финансового законодательства поделать ничего не мог. Каждое советское предприятие могло как угодно вести свои финансы, не беспокоясь ничуть о том, является ли оно банкротом. По сути, большая часть советской промышленности даже по меркам социалистической экономики была либо дотационной, либо убыточной. Например, почти все предприятия НКТП в 1935-1936 годах были дотационными. Отсутствие реальных банкротств объяснялось тем, что деньги в такой экономике (безналичные рубли) выполняли роль лишь некоторых индикаторов, поэтому государство не могло пойти на приостановку того или иного предприятия - в противном случае оно лишалось его продукции. Предприятие же в свою очередь требовало пополнения оборотных средств и на выручку ему приходил либо Госбанк, либо наркомат, выделяя ему каждый раз новые средства. Помимо этого каждый год Госбанк проводил масштабные операции по расшивке взаимной (формально, как мы помним, "коммерческие кредиты" были запрещены)задолженности между предприятиями. Схема была простой: банк погашал более 80% таких задолженностей. Остальные погашали наркоматы (за счет распределения средств от «здоровых» заводов к слабым) и местные власти.
К концу 30-х годов доля Госбанка в расшивке задолженности внутри промышленности несколько снизилась за счет передачи прав взаимозачетов местным властям и главкам.
Виды денег в СССР
Наиболее близким и понятным аналогом безналичных советских рублей являются т.н. «валюты», которые используются в некоторых многопользовательских ролевых онлайновых играх. С рядом исключений, разумеется. Помимо чисто безналичных рублей в связи с распространением коммерческих кредитов между предприятиями, а также неформальных серых схем по горизонтали, возникли т.н. «вексельные» рубли. Еще одним видом валюты оставался прямой бартер, по которому иногда работали те или иные предприятия.
В сфере наличных денег в СССР в 30-е годы также существовал не один вид денег. Помимо самих рублей, разновидностью денежных единиц стали продуктовые карточки, на которые в 1929 - 1935 годах была почти полностью переведена вся страна. Государство одной рукой боролось с увеличением объемов денежных агрегатов, но в силу отсутствия ограничений на «накачку» промышленности безналичными рублями другой рукой ее провоцировало. Ситуацию пытались исправить за счет ограничений на выдачу наличных рублей. Так, текущая задолженность по зарплате в СССР на 1 января 1936 года составляла 359 миллионов рублей (РГАЭ. Ф. 7733. Оп. 14. Д.900. Л. 7) - этих денег хватило бы, чтобы заплатить месячную зарплату примерно 1,1-1,3 млн. рабочих.
Реальная нехватка денег в экономике (что на фоне достаточно мощной эмиссии означало ситуацию критического товарного голода) привела также к появлению денежных суррогатов в СССР. Свои боны, продуктовые талоны и «деньги» выпускали предприятия, МТС, колхозы, главки и сбытовые предприятия (ценные бумаги). После пяти лет упорной борьбы с этим явлением, государство сдалось. В августе 1935 года СНК объявил амнистию для тех, кто выпускал денежные суррогаты, но суррогаты и боны в советской экономике существовали еще достаточно долго.
Итоги
Вывод №1. Советская экономика была условно-денежной, поскольку планирование и распределение строилось на понимании первичности материальных ресурсов, а не денежных. При этом самих видов денег в СССР было несколько. Безналичный советский рубль (как и наличный) не соотносился никаким образом с какой-либо иной валютой и, по факту, была запрещена даже их конвертация в наличные. Все сравнительные расчеты по ППС и т.п. показателям также лишены смысла (в них, как правило, отображаются лишь наличные рубли).
Вывод №2. Такое положение дел было обусловлено насущными нуждами мобилизационной, административной экономики. Для нее деньги как уникальный товар не существовали в полной мере, а цели производства в большинстве случаев определялись административными мерами. Поскольку политика «денежных» властей в отношении безналичного рубля в сфере промышленности была очень «мягкой», говорить о рентабельности, самоокупаемости и т.п. критериях применимо советский индустрии того периода достаточно сложно, если вообще возможно.
Вывод №3.Административный тип ценообразования, слабость и раздвоенность советского рубля, наличие большого объема денежных суррогатов, а также развитая карточная система, директивное планирование и распределение продукции, ресурсов и товаров приводили к тому, что советская экономика работала вне таких экономических норм как «себестоимость», «рентабельность», «конкуренция». Разделение рубля имело большое позитивное значение для искусственного снижения уровня потребления в стране, поскольку в противном случае «административная» экономика была не в состоянии удовлетворить запросы населения.
