Эвакуация в 1941-1942 годах - II
"Нас обманом вывезли из Москвы"
2 мая 2005 года
В начале Великой Отечественной войны более 2,5 тыс. предприятий и 18 млн человек были эвакуированы на восток страны за несколько месяцев. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов завершает начатый в прошлом номере рассказ о том, чего это стоило.
"Хлеб эваконаселению продавался с большими перебоями"
Осенью 1941 года наиболее тяжелое положение с эвакуированными было в Сталинграде. Естественно, по отчетам местного обкома все выглядело замечательно. Область еще летом полностью подготовилась к приему беженцев и дальнейшей их отправке в восточные районы СССР. 26 июля 1941 года секретарь обкома А. Чуянов докладывал в Москву:
"В соответствии с решением правительства в городах и районах области до прибытия первых эшелонов с эвакуированными была проведена большая организационная работа по подготовке к приему и размещению переселенцев. В городе Сталинграде были подготовлены помещения, транспорт, общественное питание, торговля продуктами, промтоварами и прохладительными напитками. Аппарат эвакопунктов укомплектован лучшими силами городского партийного актива. На всех четырех эвакопунктах имеются пункты медицинской помощи, где работают квалифицированные врачи всех специальностей.
За истекший период через Сталинградский эвакопункт (стадион 'Динамо') пропущены 125 эшелонов с переселенцами. На 25 июля 1941 года в районах Сталинградской области расселено 62 971 человек. К приему переселенцев районы подготовились хорошо. Для прибывающих были заблаговременно приготовлены квартиры и питание. Среди переселенцев партийные организации города развернули большую партийно-массовую работу".
Однако к ноябрю в городе скопилось уже около 200 тыс. беженцев, которых нужно было отправлять дальше -- главным образом по Волге. Подавляющее большинство из них не имело ни еды, ни крыши над головой. Комиссия во главе с заместителем председателя Совнаркома РСФСР К. Памфиловым 27 ноября 1941 года докладывала о результатах своей работы в Сталинграде:
"Реальных мер по вывозу людей водой через станцию Владимировская пристань областными организациями принято не было. Обком ВКП(б) массовой работы среди эвакуированных не вел, поэтому среди них враги распространяли всякие ложные и панические слухи. Например, 'что направление эвакуируемых на Владимировскую пристань организовано с целью избавиться от них в г. Сталинграде, что Владимировская пристань забита народом, находится от железной дороги в 50 60 км (в действительности 50 м) и что из Владимировки направлять их будут в обратном направлении в сторону фронта'.
Санитарная обработка эваконаселения, медицинское обслуживание их и дезинфекция эвакопунктов производились от случая к случаю. Хлеб эваконаселению продавался с большими перебоями. Из пяти эвакопунктов, расположенных в различных частях города, приготовление горячей пищи было организовано только на одном, часть эвакуируемых питалась в городском кафетерии, а большинство покупало продукты в коммерческих магазинах города, создавая в них большие очереди, что вызвало недовольство местного населения. Торговли продуктами непосредственно на эвакопунктах организовано не было...
В результате большого скопления людей в Сталинграде и слабой борьбы с уголовными проявлениями со стороны отдельных групп и одиночек имел место целый ряд уголовных преступлений, грабежей, воровства и хулиганства.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что значительное количество этих происшествий падает на военнослужащих и даже на младший и средний комсостав".
Поскольку в комиссию входили высокие чины НКВД, подстегнутая страхом чиновничья машина начала работать:
"Нами через обком ВКП(б), облисполком и речное пароходство были приняты меры к выделению необходимого тоннажа и к отправке людей на Владимировскую пристань и частично вверх и вниз по Волге (в Саратовскую и Сталинградскую области)... Во время разгрузки Сталинграда от скопившихся людей были попытки (в некоторых областных организациях) выпихнуть из города людей без питания и необслуженными. Так, например, 12 ноября начальник облоно Радионов собрал более 300 малолетних (пять-семь лет) детей, часть которых были разуты и раздеты, организовал их в колонну и пешком направил по всему городу на пароход".
Чтобы оценить всю тяжесть последствий этой инициативы главного сталинградского педагога, стоит сказать, что стоял страшный мороз и на следующий день, 13 ноября, Волга замерзла. А меры по разгрузке города от беженцев и улучшению санитарной обстановки, как оказалось, были приняты слишком поздно. В начале декабря в Сталинграде началась эпидемия сыпного тифа.
"Кроме хлеба, им ничего не выдают"
Конечно, виновниками этого хаоса были не только местные власти, но и бездумное направление всеми ведомствами эшелонов с беженцами в Сталинград. Однако и в тех случаях, когда эвакуация велась по плану, результаты были немногим лучше. В июле 1941 года было принято решение об эвакуации из Москвы женщин и детей. Формально -- для защиты их от налетов немецкой авиации. На деле -- для уменьшения количества едоков в столице, или, как вспоминали люди, имевшие непосредственное отношение к организации эвакуации, "для облегчения продовольственного снабжения Москвы".
Решение партии и правительства претворялось в жизнь ударными темпами. К 14 июля из Москвы было отправлено 900 тыс. человек. Причем по большей части вывозили детей без родителей -- эвакуировали школы, детские сады и ясли в полном составе. 18 июля московское руководство рапортовало, что число эвакуированных перевалило за миллион. Но и эти темпы не устроили Совнарком. 26 июля Совет по эвакуации при СНК постановил:
"Обязать Моссовет (т. Пронина) в течение восьми дней эвакуировать из г. Москвы членов семей рабочих и служащих (женщин и детей) в количестве 544 тыс. человек, начиная с 26 июля -- по 64 тыс. человек ежедневно железнодорожным транспортом и по 4 тыс. человек ежедневно водным транспортом".
В райисполкомах эвакуированным ускоренными темпами выдавали документы, а в кассах -- вне всякой очереди билеты и везли на вокзалы в трамваях, украшенных гирляндами. Всем обещали расставание с домом на считаные недели, которые москвичи должны были провести практически как на даче.
Отрезвление наступило сразу же после прибытия к местам назначения. Далеко не везде гостей встретили с распростертыми объятиями. Башкирский обком ВКП(б) 7 августа 1941 года докладывал об отдельных недостатках в работе с эвакуированными:
"В результате отсутствия достаточной партийно-массовой работы среди колхозников и колхозниц в ряде приемочных пунктов Стерлитамакского (Макалаевский сельсовет, село Терошля) и Улу-Телякского (колхоз 'Доброе начало') районов имели место отдельные случаи отказа колхозников от предоставления квартир эвакуированным... Предоставленные эвакуированным гражданам квартиры в ряде колхозов ('Багаев', 'Белем' и имени Крупской Нуримановского района; 'Кзыл-Ялан' Гафурийского района, в большинстве колхозов Стерлитамакского района) не обеспечены самыми необходимыми предметами домашнего обихода -- кроватями, топчанами, столами и т. д., а также дровами для варки пищи...
В результате несвоевременного спуска Башсоюзом и Заготзерном нарядов на хлеб и другие продукты питания имели место некоторые перебои в обслуживании эвакуированных питанием в колхозах 'Доброе начало', 'Нуриман' и 'Коммунар' Улу-Телякского района..."
С питанием было одинаково трудно везде. Пензенский обком 23 июля 1941 года докладывал в ЦК: "Имеются и такие районы, как Пачелмский, Головинщинский и Шемышенский, которые плохо организовали снабжение эвакуированных кондитерскими изделиями и крупяными продуктами. В колхозах Пачелмского и Головинщинского районов, кроме хлеба, им ничего не выдают. В связи с чем имеются жалобы из этих районов на плохое питание...
На собрании эвакуированных в Андреевском сельсовете Головинщинского района, где присутствовало 40 человек, одна москвичка заявила: 'Нас обманом вывезли из Москвы, говорили, что в колхозе будет все: масло, мясо, белый хлеб и т. д.'".
Худо-бедно кормиться могли только те, кто шел работать в колхозы, имел деньги или обладал главной валютой того времени -- вещами, которые предусмотрительно взял с собой. Тот, кто ничего не имел, был обречен. Москвичка Е. И. Михайлова так описывала в письме к Молотову то, что случилось с ее эвакуированной дочерью:
"Товарищ В. М. Молотов, я не знаю, куда мне будет написать. Я уже писала коменданту города Москвы. И где не была, писала товарищу Сталину, теперь решила написать вам. Я неграмотная и не знаю, что делать. Я места себе не нахожу, были бы крылья, я улетела бы и выручила свою дочь, которая гибнет от голода и холода. Товарищ Молотов, я вам напишу все подробно, как это получилось. Я неграмотная, у меня дочь, ей только 14 лет. Мы с ней очень плохо жили. Муж, то есть ее отец, скрылся, мы не получали алименты, а на мое жалованье очень трудно жить, я уборщица, получала 150 руб. Тут вышел приказ эвакуировать детей. Мы с ней посоветовались, как быть. Мы с ней договорились, лето поработаешь, будешь сыта, а на зиму приедешь, потому что будет холодно. Я когда эвакуировала, то я недопоняла, я думала, что она поедет на все готовое, будет получать получку. А вышло наоборот, что она самостоятельно, как взрослая,-- живи как хочешь, присмотра нет. Как день наступает, денег надо, а она не имела... Я забрала вперед жалованье, нахватала по дому у всех -- все купила, что необходимо, и проводила ее в июле месяце. И теперь моя дочь гибнет. Она пропала, и никто не протянет ей руки, чтобы выручить ее и не дать ей погибнуть. Она на зиму хотела проехать в Москву, но ее ссадили с поезда и устроили к одному колхознику. У него семья восемь человек. Вы поверьте, разве кому чужой ребенок нужен, разве жаль, что она голодная, разутая и раздетая, как хочешь живи. День наступает, а она куски собирает по деревне. А сейчас даже выйти не в чем, разутая, раздетая и больная, вся в чирьях, железки распухли, ноги больные, вся простыла. Что у нее было, и то продала последнее. Вот что мне наделали эвакуирования. Погибает, и никто не хочет помочь. Как мне больно и тяжело, что гибнет на чужой стороне... Так трудно, чтобы дать пропуск в Москву... Я вас прошу, умоляю слезами, дайте пропуск, разрешите приехать в Москву и одежду ей послать, чтобы одеться ей. Она сидит раздетая, даже рубашки и остального ничего нет. Посылки не принимают. У меня такое несчастье, и никто не хочет помочь".
"Рабочие живут в неотепленных вагонах"
С эвакуацией предприятий дело обстояло ничуть не лучше. Для их отправки на восток, как правило, не хватало вагонов. А организаторские способности у руководителей заводов, областей и наркоматов оказались весьма скромными. К примеру, при эвакуации крупнейшего промышленного центра СССР Харькова местные власти неожиданно отменили движение пригородных поездов. Жившие за городом рабочие оказались отрезанными от предприятий, и заниматься погрузкой эвакуируемого оборудования стало некому. Из Москвы нередко приходили противоречивые приказания. И станки то снимали с фундаментов и грузили в вагоны, то вновь перетаскивали в цеха для восстановления производства крайне необходимой фронту продукции.
Отдельной эпопеей было размещение предприятий на новых местах. Заводы, выгружающиеся в степи и начинающие работать под открытым небом,-- миф, созданный советской пропагандой. На самом деле между наркоматами шла отчаянная битва за каждый квадратный метр имеющей крышу площади. В дело шло абсолютно любое здание. Школьники в тыловых районах учились в три смены, потому что большинство школ было занято госпиталями и производствами. И немалому числу эшелонов с эвакуированными заводами и их работниками пришлось поколесить по стране, пока окончательно были установлены места для их размещения.
9 декабря 1941 года НКВД СССР докладывал в Совнарком:
"По сообщению НКВД Узбекской ССР, прибывшие в Узбекистан в порядке эвакуации заводы 'Ростсельмаш', 'Калибр', 'Электростанок', 1-й и 2-й парашютные и заводы Наркомата авиационной промышленности #84, 154 и 478 медленно восстанавливаются из-за плохой организации работ и нечеткости указаний со стороны отдельных наркоматов.
По заводу 'Калибр' с 15 по 20 ноября текущего года прибыло 32 вагона с оборудованием, материалами и рабочими. 14 вагонов этого завода было разгружено, и оборудование размещено в цехах, после этого Наркомат танкостроения СССР дал распоряжение о переадресовке завода 'Калибр' на Урал. В связи с этим прибывшие 20 ноября 16 вагонов с оборудованием и рабочими до настоящего время не разгружены. Рабочие живут в неотепленных вагонах.
Эвакуированный завод №478 по распоряжению Наркомата авиационной промышленности СССР должен был слиться с заводом №84. На основании этого оборудование и материалы были перевезены на площадку завода №84. Рабочие с семьями в количестве 800 человек также были размещены на жилой площади этого завода. 20 ноября текущего года заводом №84 было получено распоряжение НКАП о разделении заводов и переадресовке завода №478 в Куйбышев, а 22 ноября из НКАП получено снова указание, подтверждающее слияние заводов. Вследствие этого сорваны сроки разгрузки и размещения оборудования.
По заводам №84 и 'Ростсельмаш' из-за плохой организации работ, отсутствия транспорта и подъемных кранов вагоны под разгрузкой простаивают по несколько дней. Рабочие указанных заводов на разгрузку оборудования не мобилизованы. Часть выделенных рабочих для разгрузки оборудования на работу не выходит. Охрана оборудования и материалов организована плохо, в результате этого имеются случаи хищения инструмента, цветных металлов и других материалов".
Проблемы были и с электроснабжением прибывших предприятий, и со строительными мощностями, когда все-таки требовалось строить новые цеха или целые заводы. Челябинское УНКВД 10 февраля 1942 года сообщало:
"Решением Государственного комитета обороны СССР на площадке бывшего завода 'Стройсемь' намечено строительство танкового завода, рассчитанного на выпуск 6000 легких танков в год. Завод должен быть построен в две очереди... Стоимость строительства первой очереди завода №С-70 составляет 45 млн руб. и должна быть освоена к 1 июля 1942 года.
Строительство завода №С-70 поручено особой строительно-монтажной части №22 НКС, возглавляемой директором Шориным и главным инженером Филипповым. Начиная с марта 1942 года ОСМЧ №22 должна будет осваивать строительную программу ежемесячно в размере 12 млн руб.
Несмотря на важность быстрейшего разворота строительства завода №С-70, ОСМЧ №22 в лице Шорина и Филиппова фактически к строительству его еще не приступила. В середине января 1942 года в кабинете главного инженера Филиппова с представителями Наркомата танковой промышленности хотя и рассматривался график строительства первой очереди завода, но Филиппов подписать график к исполнению отказался, мотивируя свой отказ тем, что ОСМЧ №22 не располагает такими ресурсами, чтобы осваивать ежемесячно по 12 млн руб...
Начало строительных работ на стройплощадке завода #С-70 задерживается также и из-за отсутствия рабочей силы. Еще в январе 1942 года из УралВО должны были прибыть четыре строительные колонны, но до сих пор колонны на строительство не прибыли. На стройплощадке на сегодня еще нет ни одного рабочего-строителя, за исключением инженерно-технического персонала".
"Всю остальную одежду и вещи обменяли на пищу"
В конце 1941 года в Кремле сочли, что эвакуация завершена. Враг остановлен и отброшен от Москвы, фронт стабилизировался. Совет по эвакуации при Совнаркоме как выполнивший свои задачи распустили. Некоторые предприятия и институты даже начали проситься домой. Но с новым отступлением Красной армии в 1942 году все началось снова. Теперь орган, ведавший эвакуацией, назывался комитетом. А в остальном не изменилось ничего. 5 сентября 1942 года штаб тыла Красной армии докладывал в ЦК КП(б) Грузии:
"В Тбилиси находится много беспризорных ребят -- подростков в возрасте до 14 15 лет. По ночам их можно встретить спящими на каменных тротуарах, у подъездов домов.
Мы решили проверить, что это за ребята. Оказалось, что все они -- дети участников Великой Отечественной войны. Отцы на фронте. Матери обычно погибли при бомбардировках.
Часть ребят в Тбилиси недавно: прибыли из Новороссийска, Краснодара, Армавира и других городов Кавказа. Часть ребят из Орла и других более отдаленных городов лишились родителей уже давно. Многие ребята непосредственно прошли длительный путь войны: в течение многих месяцев отходили на юг вместе с войсками, некоторые из них прибыли в Тбилиси из Севастополя вместе с ранеными в момент заключительной эвакуации города.
Большинство этих детей одеты только в трусы, некоторые из них имеют майку. Всю остальную одежду и вещи обменяли на пищу".
Части эвакуированных в Ростовскую, Сталинградскую области и на Северный Кавказ пришлось бежать от врага во второй раз. Теперь уже с пустыми руками. Многие потом долго и тяжело боролись за выживание в глубоком тылу. Оторванным от дома, родных и знакомых людям это давалось куда труднее, чем коренным сибирякам и уральцам.
Возвращаться домой эвакуированные начали зимой 1942 года. Сначала пропуска для своих родных пробивали высокопоставленные чиновники, потом начали возвращаться ценные специалисты с домочадцами. Однако вернулись далеко не все. НКГБ летом 1945 года перехватывал письма ленинградских рабочих, эвакуированных в Омск:
"Вы пишете, что можно уйти с завода. Нас так зажали, что сейчас об этом и думать нельзя. В последнее время много ребят сбежали с завода в Ленинград, но еще неизвестно, чем это закончится, так как есть указание верховного прокурора о возвращении всех бежавших в Омск для предания суду. Несмотря на это, я все равно решился бы бежать, если бы было куда. Мечтаю сбежать куда-нибудь, где потеплее, и если доживу до весны, то обязательно сбегу. Надежды на то, что я дотяну до весны, очень мало. Живу опять в цеху, спать приходится три-четыре часа в сутки на железном стеллаже, в отношении одежды тоже дело швах. Все мое обмундирование состоит из ремня, грязного комбинезона и рваных ботинок, которые валятся с ног. Надвигается зима, нет ничего теплого, да и вообще не во что даже переодеться после работы. На заводе платят очень скверно и ордеров никаких не дают, так как я в крупных неладах с начальством".
2 мая 2005 года
В начале Великой Отечественной войны более 2,5 тыс. предприятий и 18 млн человек были эвакуированы на восток страны за несколько месяцев. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов завершает начатый в прошлом номере рассказ о том, чего это стоило.
"Хлеб эваконаселению продавался с большими перебоями"
Осенью 1941 года наиболее тяжелое положение с эвакуированными было в Сталинграде. Естественно, по отчетам местного обкома все выглядело замечательно. Область еще летом полностью подготовилась к приему беженцев и дальнейшей их отправке в восточные районы СССР. 26 июля 1941 года секретарь обкома А. Чуянов докладывал в Москву:
"В соответствии с решением правительства в городах и районах области до прибытия первых эшелонов с эвакуированными была проведена большая организационная работа по подготовке к приему и размещению переселенцев. В городе Сталинграде были подготовлены помещения, транспорт, общественное питание, торговля продуктами, промтоварами и прохладительными напитками. Аппарат эвакопунктов укомплектован лучшими силами городского партийного актива. На всех четырех эвакопунктах имеются пункты медицинской помощи, где работают квалифицированные врачи всех специальностей.
За истекший период через Сталинградский эвакопункт (стадион 'Динамо') пропущены 125 эшелонов с переселенцами. На 25 июля 1941 года в районах Сталинградской области расселено 62 971 человек. К приему переселенцев районы подготовились хорошо. Для прибывающих были заблаговременно приготовлены квартиры и питание. Среди переселенцев партийные организации города развернули большую партийно-массовую работу".
Однако к ноябрю в городе скопилось уже около 200 тыс. беженцев, которых нужно было отправлять дальше -- главным образом по Волге. Подавляющее большинство из них не имело ни еды, ни крыши над головой. Комиссия во главе с заместителем председателя Совнаркома РСФСР К. Памфиловым 27 ноября 1941 года докладывала о результатах своей работы в Сталинграде:
"Реальных мер по вывозу людей водой через станцию Владимировская пристань областными организациями принято не было. Обком ВКП(б) массовой работы среди эвакуированных не вел, поэтому среди них враги распространяли всякие ложные и панические слухи. Например, 'что направление эвакуируемых на Владимировскую пристань организовано с целью избавиться от них в г. Сталинграде, что Владимировская пристань забита народом, находится от железной дороги в 50 60 км (в действительности 50 м) и что из Владимировки направлять их будут в обратном направлении в сторону фронта'.
Санитарная обработка эваконаселения, медицинское обслуживание их и дезинфекция эвакопунктов производились от случая к случаю. Хлеб эваконаселению продавался с большими перебоями. Из пяти эвакопунктов, расположенных в различных частях города, приготовление горячей пищи было организовано только на одном, часть эвакуируемых питалась в городском кафетерии, а большинство покупало продукты в коммерческих магазинах города, создавая в них большие очереди, что вызвало недовольство местного населения. Торговли продуктами непосредственно на эвакопунктах организовано не было...
В результате большого скопления людей в Сталинграде и слабой борьбы с уголовными проявлениями со стороны отдельных групп и одиночек имел место целый ряд уголовных преступлений, грабежей, воровства и хулиганства.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что значительное количество этих происшествий падает на военнослужащих и даже на младший и средний комсостав".
Поскольку в комиссию входили высокие чины НКВД, подстегнутая страхом чиновничья машина начала работать:
"Нами через обком ВКП(б), облисполком и речное пароходство были приняты меры к выделению необходимого тоннажа и к отправке людей на Владимировскую пристань и частично вверх и вниз по Волге (в Саратовскую и Сталинградскую области)... Во время разгрузки Сталинграда от скопившихся людей были попытки (в некоторых областных организациях) выпихнуть из города людей без питания и необслуженными. Так, например, 12 ноября начальник облоно Радионов собрал более 300 малолетних (пять-семь лет) детей, часть которых были разуты и раздеты, организовал их в колонну и пешком направил по всему городу на пароход".
Чтобы оценить всю тяжесть последствий этой инициативы главного сталинградского педагога, стоит сказать, что стоял страшный мороз и на следующий день, 13 ноября, Волга замерзла. А меры по разгрузке города от беженцев и улучшению санитарной обстановки, как оказалось, были приняты слишком поздно. В начале декабря в Сталинграде началась эпидемия сыпного тифа.
"Кроме хлеба, им ничего не выдают"
Конечно, виновниками этого хаоса были не только местные власти, но и бездумное направление всеми ведомствами эшелонов с беженцами в Сталинград. Однако и в тех случаях, когда эвакуация велась по плану, результаты были немногим лучше. В июле 1941 года было принято решение об эвакуации из Москвы женщин и детей. Формально -- для защиты их от налетов немецкой авиации. На деле -- для уменьшения количества едоков в столице, или, как вспоминали люди, имевшие непосредственное отношение к организации эвакуации, "для облегчения продовольственного снабжения Москвы".
Решение партии и правительства претворялось в жизнь ударными темпами. К 14 июля из Москвы было отправлено 900 тыс. человек. Причем по большей части вывозили детей без родителей -- эвакуировали школы, детские сады и ясли в полном составе. 18 июля московское руководство рапортовало, что число эвакуированных перевалило за миллион. Но и эти темпы не устроили Совнарком. 26 июля Совет по эвакуации при СНК постановил:
"Обязать Моссовет (т. Пронина) в течение восьми дней эвакуировать из г. Москвы членов семей рабочих и служащих (женщин и детей) в количестве 544 тыс. человек, начиная с 26 июля -- по 64 тыс. человек ежедневно железнодорожным транспортом и по 4 тыс. человек ежедневно водным транспортом".
В райисполкомах эвакуированным ускоренными темпами выдавали документы, а в кассах -- вне всякой очереди билеты и везли на вокзалы в трамваях, украшенных гирляндами. Всем обещали расставание с домом на считаные недели, которые москвичи должны были провести практически как на даче.
Отрезвление наступило сразу же после прибытия к местам назначения. Далеко не везде гостей встретили с распростертыми объятиями. Башкирский обком ВКП(б) 7 августа 1941 года докладывал об отдельных недостатках в работе с эвакуированными:
"В результате отсутствия достаточной партийно-массовой работы среди колхозников и колхозниц в ряде приемочных пунктов Стерлитамакского (Макалаевский сельсовет, село Терошля) и Улу-Телякского (колхоз 'Доброе начало') районов имели место отдельные случаи отказа колхозников от предоставления квартир эвакуированным... Предоставленные эвакуированным гражданам квартиры в ряде колхозов ('Багаев', 'Белем' и имени Крупской Нуримановского района; 'Кзыл-Ялан' Гафурийского района, в большинстве колхозов Стерлитамакского района) не обеспечены самыми необходимыми предметами домашнего обихода -- кроватями, топчанами, столами и т. д., а также дровами для варки пищи...
В результате несвоевременного спуска Башсоюзом и Заготзерном нарядов на хлеб и другие продукты питания имели место некоторые перебои в обслуживании эвакуированных питанием в колхозах 'Доброе начало', 'Нуриман' и 'Коммунар' Улу-Телякского района..."
С питанием было одинаково трудно везде. Пензенский обком 23 июля 1941 года докладывал в ЦК: "Имеются и такие районы, как Пачелмский, Головинщинский и Шемышенский, которые плохо организовали снабжение эвакуированных кондитерскими изделиями и крупяными продуктами. В колхозах Пачелмского и Головинщинского районов, кроме хлеба, им ничего не выдают. В связи с чем имеются жалобы из этих районов на плохое питание...
На собрании эвакуированных в Андреевском сельсовете Головинщинского района, где присутствовало 40 человек, одна москвичка заявила: 'Нас обманом вывезли из Москвы, говорили, что в колхозе будет все: масло, мясо, белый хлеб и т. д.'".
Худо-бедно кормиться могли только те, кто шел работать в колхозы, имел деньги или обладал главной валютой того времени -- вещами, которые предусмотрительно взял с собой. Тот, кто ничего не имел, был обречен. Москвичка Е. И. Михайлова так описывала в письме к Молотову то, что случилось с ее эвакуированной дочерью:
"Товарищ В. М. Молотов, я не знаю, куда мне будет написать. Я уже писала коменданту города Москвы. И где не была, писала товарищу Сталину, теперь решила написать вам. Я неграмотная и не знаю, что делать. Я места себе не нахожу, были бы крылья, я улетела бы и выручила свою дочь, которая гибнет от голода и холода. Товарищ Молотов, я вам напишу все подробно, как это получилось. Я неграмотная, у меня дочь, ей только 14 лет. Мы с ней очень плохо жили. Муж, то есть ее отец, скрылся, мы не получали алименты, а на мое жалованье очень трудно жить, я уборщица, получала 150 руб. Тут вышел приказ эвакуировать детей. Мы с ней посоветовались, как быть. Мы с ней договорились, лето поработаешь, будешь сыта, а на зиму приедешь, потому что будет холодно. Я когда эвакуировала, то я недопоняла, я думала, что она поедет на все готовое, будет получать получку. А вышло наоборот, что она самостоятельно, как взрослая,-- живи как хочешь, присмотра нет. Как день наступает, денег надо, а она не имела... Я забрала вперед жалованье, нахватала по дому у всех -- все купила, что необходимо, и проводила ее в июле месяце. И теперь моя дочь гибнет. Она пропала, и никто не протянет ей руки, чтобы выручить ее и не дать ей погибнуть. Она на зиму хотела проехать в Москву, но ее ссадили с поезда и устроили к одному колхознику. У него семья восемь человек. Вы поверьте, разве кому чужой ребенок нужен, разве жаль, что она голодная, разутая и раздетая, как хочешь живи. День наступает, а она куски собирает по деревне. А сейчас даже выйти не в чем, разутая, раздетая и больная, вся в чирьях, железки распухли, ноги больные, вся простыла. Что у нее было, и то продала последнее. Вот что мне наделали эвакуирования. Погибает, и никто не хочет помочь. Как мне больно и тяжело, что гибнет на чужой стороне... Так трудно, чтобы дать пропуск в Москву... Я вас прошу, умоляю слезами, дайте пропуск, разрешите приехать в Москву и одежду ей послать, чтобы одеться ей. Она сидит раздетая, даже рубашки и остального ничего нет. Посылки не принимают. У меня такое несчастье, и никто не хочет помочь".
"Рабочие живут в неотепленных вагонах"
С эвакуацией предприятий дело обстояло ничуть не лучше. Для их отправки на восток, как правило, не хватало вагонов. А организаторские способности у руководителей заводов, областей и наркоматов оказались весьма скромными. К примеру, при эвакуации крупнейшего промышленного центра СССР Харькова местные власти неожиданно отменили движение пригородных поездов. Жившие за городом рабочие оказались отрезанными от предприятий, и заниматься погрузкой эвакуируемого оборудования стало некому. Из Москвы нередко приходили противоречивые приказания. И станки то снимали с фундаментов и грузили в вагоны, то вновь перетаскивали в цеха для восстановления производства крайне необходимой фронту продукции.
Отдельной эпопеей было размещение предприятий на новых местах. Заводы, выгружающиеся в степи и начинающие работать под открытым небом,-- миф, созданный советской пропагандой. На самом деле между наркоматами шла отчаянная битва за каждый квадратный метр имеющей крышу площади. В дело шло абсолютно любое здание. Школьники в тыловых районах учились в три смены, потому что большинство школ было занято госпиталями и производствами. И немалому числу эшелонов с эвакуированными заводами и их работниками пришлось поколесить по стране, пока окончательно были установлены места для их размещения.
9 декабря 1941 года НКВД СССР докладывал в Совнарком:
"По сообщению НКВД Узбекской ССР, прибывшие в Узбекистан в порядке эвакуации заводы 'Ростсельмаш', 'Калибр', 'Электростанок', 1-й и 2-й парашютные и заводы Наркомата авиационной промышленности #84, 154 и 478 медленно восстанавливаются из-за плохой организации работ и нечеткости указаний со стороны отдельных наркоматов.
По заводу 'Калибр' с 15 по 20 ноября текущего года прибыло 32 вагона с оборудованием, материалами и рабочими. 14 вагонов этого завода было разгружено, и оборудование размещено в цехах, после этого Наркомат танкостроения СССР дал распоряжение о переадресовке завода 'Калибр' на Урал. В связи с этим прибывшие 20 ноября 16 вагонов с оборудованием и рабочими до настоящего время не разгружены. Рабочие живут в неотепленных вагонах.
Эвакуированный завод №478 по распоряжению Наркомата авиационной промышленности СССР должен был слиться с заводом №84. На основании этого оборудование и материалы были перевезены на площадку завода №84. Рабочие с семьями в количестве 800 человек также были размещены на жилой площади этого завода. 20 ноября текущего года заводом №84 было получено распоряжение НКАП о разделении заводов и переадресовке завода №478 в Куйбышев, а 22 ноября из НКАП получено снова указание, подтверждающее слияние заводов. Вследствие этого сорваны сроки разгрузки и размещения оборудования.
По заводам №84 и 'Ростсельмаш' из-за плохой организации работ, отсутствия транспорта и подъемных кранов вагоны под разгрузкой простаивают по несколько дней. Рабочие указанных заводов на разгрузку оборудования не мобилизованы. Часть выделенных рабочих для разгрузки оборудования на работу не выходит. Охрана оборудования и материалов организована плохо, в результате этого имеются случаи хищения инструмента, цветных металлов и других материалов".
Проблемы были и с электроснабжением прибывших предприятий, и со строительными мощностями, когда все-таки требовалось строить новые цеха или целые заводы. Челябинское УНКВД 10 февраля 1942 года сообщало:
"Решением Государственного комитета обороны СССР на площадке бывшего завода 'Стройсемь' намечено строительство танкового завода, рассчитанного на выпуск 6000 легких танков в год. Завод должен быть построен в две очереди... Стоимость строительства первой очереди завода №С-70 составляет 45 млн руб. и должна быть освоена к 1 июля 1942 года.
Строительство завода №С-70 поручено особой строительно-монтажной части №22 НКС, возглавляемой директором Шориным и главным инженером Филипповым. Начиная с марта 1942 года ОСМЧ №22 должна будет осваивать строительную программу ежемесячно в размере 12 млн руб.
Несмотря на важность быстрейшего разворота строительства завода №С-70, ОСМЧ №22 в лице Шорина и Филиппова фактически к строительству его еще не приступила. В середине января 1942 года в кабинете главного инженера Филиппова с представителями Наркомата танковой промышленности хотя и рассматривался график строительства первой очереди завода, но Филиппов подписать график к исполнению отказался, мотивируя свой отказ тем, что ОСМЧ №22 не располагает такими ресурсами, чтобы осваивать ежемесячно по 12 млн руб...
Начало строительных работ на стройплощадке завода #С-70 задерживается также и из-за отсутствия рабочей силы. Еще в январе 1942 года из УралВО должны были прибыть четыре строительные колонны, но до сих пор колонны на строительство не прибыли. На стройплощадке на сегодня еще нет ни одного рабочего-строителя, за исключением инженерно-технического персонала".
"Всю остальную одежду и вещи обменяли на пищу"
В конце 1941 года в Кремле сочли, что эвакуация завершена. Враг остановлен и отброшен от Москвы, фронт стабилизировался. Совет по эвакуации при Совнаркоме как выполнивший свои задачи распустили. Некоторые предприятия и институты даже начали проситься домой. Но с новым отступлением Красной армии в 1942 году все началось снова. Теперь орган, ведавший эвакуацией, назывался комитетом. А в остальном не изменилось ничего. 5 сентября 1942 года штаб тыла Красной армии докладывал в ЦК КП(б) Грузии:
"В Тбилиси находится много беспризорных ребят -- подростков в возрасте до 14 15 лет. По ночам их можно встретить спящими на каменных тротуарах, у подъездов домов.
Мы решили проверить, что это за ребята. Оказалось, что все они -- дети участников Великой Отечественной войны. Отцы на фронте. Матери обычно погибли при бомбардировках.
Часть ребят в Тбилиси недавно: прибыли из Новороссийска, Краснодара, Армавира и других городов Кавказа. Часть ребят из Орла и других более отдаленных городов лишились родителей уже давно. Многие ребята непосредственно прошли длительный путь войны: в течение многих месяцев отходили на юг вместе с войсками, некоторые из них прибыли в Тбилиси из Севастополя вместе с ранеными в момент заключительной эвакуации города.
Большинство этих детей одеты только в трусы, некоторые из них имеют майку. Всю остальную одежду и вещи обменяли на пищу".
Части эвакуированных в Ростовскую, Сталинградскую области и на Северный Кавказ пришлось бежать от врага во второй раз. Теперь уже с пустыми руками. Многие потом долго и тяжело боролись за выживание в глубоком тылу. Оторванным от дома, родных и знакомых людям это давалось куда труднее, чем коренным сибирякам и уральцам.
Возвращаться домой эвакуированные начали зимой 1942 года. Сначала пропуска для своих родных пробивали высокопоставленные чиновники, потом начали возвращаться ценные специалисты с домочадцами. Однако вернулись далеко не все. НКГБ летом 1945 года перехватывал письма ленинградских рабочих, эвакуированных в Омск:
"Вы пишете, что можно уйти с завода. Нас так зажали, что сейчас об этом и думать нельзя. В последнее время много ребят сбежали с завода в Ленинград, но еще неизвестно, чем это закончится, так как есть указание верховного прокурора о возвращении всех бежавших в Омск для предания суду. Несмотря на это, я все равно решился бы бежать, если бы было куда. Мечтаю сбежать куда-нибудь, где потеплее, и если доживу до весны, то обязательно сбегу. Надежды на то, что я дотяну до весны, очень мало. Живу опять в цеху, спать приходится три-четыре часа в сутки на железном стеллаже, в отношении одежды тоже дело швах. Все мое обмундирование состоит из ремня, грязного комбинезона и рваных ботинок, которые валятся с ног. Надвигается зима, нет ничего теплого, да и вообще не во что даже переодеться после работы. На заводе платят очень скверно и ордеров никаких не дают, так как я в крупных неладах с начальством".