Центральная Россия
Москва
Если бы Москва была бы женщиной, она была бы безразличной, деловитой, влиятельной, холодной, ту, которую ты не обязан любить абсолютно. Но ты не можешь ею не восхищаться. Она роскошна и красива, она вся увешана драгоценностями, смотрит на тебя свысока из-под ресниц. Черт, а не женщина. Но такая желанная.
Разве я могу клеймить Москву, если я видела ночной дворец в Царицыно, переливающиеся фонтаны и осенние пруды, если я видела зеленые июльские Воробьевы горы и набережную глубокой осенью, всю в огнях, если я была на смотровой площадке вечером и возвышалась над золотым городом, если я ужинала на крыше гостиницы в центре Москвы и наблюдала за льющимся, словно драгоценными камнями, потоком машин по ночному городу. Если каждое утро я выхожу на станции Театральной, прохожу мимо Большого театра, направляюсь к Манежной площади, Историческому музею, вижу в арке Собор Василия Блаженного, прохожу мимо Кремля, каскада фонтанов и трех коней, вставших на дыбы. Я прихожу на журфак каждое утро. Разве я могу?...
Москва - это большая шкатулка Фаберже, инкрустированная драгоценными камнями и вся словно расшитая золотыми узорами, пропитанная русским духом.
Елец
Если бы Елец был человеком, он был бы маленькой белокурой девочкой в розовом платье из рюш. Она бы играла с куклами и дружила с козочками, помогала бы родителям по хозяйству в их избушке и каталась бы на каруселях с мороженым в руках.
Калуга
Будь Калуга живым существом, она была бы Бабкой-Ёжкой, живущей в глуши меж сосен, варящей зелья приворотные, сушащей грибы, летающей в ступе и превращающейся в молоденькую девушку, чтоб заманивать к себе забредших путников. Конечно, она могла быть не сторожем леса, а, скажем, Царевной-лягушкой, прячущей кости в рукавах и свою жабью шкурку. Но это уже менее вероятно.
Коломна
Коломна была бы юной, маленькой, русоволосой красавицей, обыкновенной снаружи, но непростой и стихийной внутри. Она была бы самой переменчивой, вредной и строптивой девушкой на свете. Ее нежность, ласка, милота, наивность, любовь как волны бились бы о стены ее сдержанности, строгости, боязни обжечься, скептицизма и резкости. Ее домашняя, спокойная, добрая и заботливая натура соседствовала бы с надменностью и высокомерием, гордостью, неприступностью. Сладкая и аппетитная девочка не всегда проявляла бы себя благородной и воспитанной барышней, уступая безапелляционно свободной, дышащей широкой грудью, одинокой и ищущей себя стороне.
Тверь
Если бы Тверь была бы человеком, она была бы моим другом детства, оставшимся в родном городе. Растрепанным, непритязательным, со скромным достатком и амбициями, но жутко добрым, веселым и родным. С ним ждёшь встречи, потому что знаешь - будет интересно, душевно и комфортно, он будет ближе любых с иголочки одетых, головокружительно пахнущих прохожих. Мой друг простой, как пять копеек, на нем штопанные джинсы и растянутая майка, но я его не стыжусь. С такими приятными людьми - хоть на край света!
Старица
Если бы Старица была женщиной, она была бы по-доброму улыбающейся старушкой-монахиней, живущей в аскезе храма и в полной гармонии с собой. Она была бы одета в скромные, потертые одеяния, заношенные за десятилетия, чуть загорелое лицо ее было испещрено долинами морщин. Она была бы светлой и благостной, предлагала бы каждому путнику пищу, одежду и кров. Она была бы тем, кто открыл для себя секрет счастья: жить в моменте, не торопясь, не тревожась, не унывая, пока не замедлишься настолько, что и сам станешь шелестящим деревом или вяло текущими по небу облаками.
Ржев
Если бы Ржев был бы человеком, он бы совершенно точно был бы тем самым простым и бедным советским солдатом, посвятившим свою жизнь подвигу со всей своей бесконечной отвагой и любовью.
V.