На пороге родины
Сделав на Малой Бобровке привал, мы умудрились разжечь костерок, несмотря на хмурое небо и затянувшийся бус- мелкую дождливую сечь, наполнившую поднебесное пространство. Расселись возле огня и разговорились о платине. К тому обязывало само платиновое «преддверие» к родным маминским местам.
-Удивительная штука - первооткрытие,-сказал один из наших попутчиков бородач-картограф, которого между собой мы сразу же стали называть «Снизойди!» (чуть позже поймете почему). - Казалось бы, любое открытие, переворачивающее жизнь людей или хотя бы добавляющее в нее новые яркие краски, - приз судьбы, подарок человечеству от необозримо щедрой Вселенной... И приходить этот «подарок» должен бы через руки чистые, ничем не запачканные. А то - с чего бы Вселенной свои дары через всякую людскую черноту раздавать? А подумаешь-так оно и выходит... Многие открытия сделаны нечистыми руками. Будто кто-то там надсмехается над нами. Вот платина...
Всем известно, что в исторические времена первыми на нее обратили внимание испанцы-завоеватели в своих южноамериканских колониях. Крупинки белого металла сопутствовали золоту. И лишь раздражали непрошеных гостей Южной Америки: трудно отделить от золотой крупы. Посланцы Мадрида презрительно называли белого цвета крупинки «серебришком» (пренебрежительно-уменьшительное platina от plala - «серебро»). Но, как водится, нашлись авантюристы, а через них отыскался жульнический способ использования неведомого металла: его украдкой стали добавлять в золотые монеты. А по-настоящему это и есть открытие, когда находка не просто обнаружена, а введена в строй человеческой жизни. Вот и получается, платину подарили миру фальшивомонетчики. Не прошло и полвека после первого «цивилизованного» использования европейцами нового металла, как изготавливать фальшивые монеты с платиной стал сам испанский король. И тонны платины потекли из Южной Америки в Европу. Ею, как водится, заинтересовались алхимики. Ее стали изучать. Расширять области ее применения. Но первыми были все-таки люди нечестные. Вот я и думаю, почему такой щедрый подарок небес, точнее - земных недр, сделан через фальшивомонетчиков?
Мы долго ничего не возражали, наверное, думали про одно и то же: а на Урале? Так же, через нечистые руки, пришла к нам платина или особым был ее путь?
Как известно, здесь платину «официально» обнаружили в 1819 году - при промывке золотоносной породы в Верх-Исстском округе. И первыми этот металл пустили в оборот... охотники. Тяжелые зерна платины они стали использовать для стрельбы. Через восемь же лет российские инженеры П.Г. Соболевский и В.В. Любарский, сделав необходимые химические анализы, нашли способ получения ковкой платины. А Николай I издал указ об извлечении платины из песков и доставке в «казенную палату». Интерес к платине на Урале был разбужен. Вскоре благодаря череде открытий обнаружилось, что вдоль всего Уральского хребта протянулась платиновая полоса. Самыми щедрыми участками этой полосы «лягушачьего золота» владели Демидовы. Без авантюр здесь, понятно, не обходилось... Но все же, хотелось верить, завершение платинового открытия - введение ее в нашу жизнь - было сделано не обманщиками.
- А по мне одно и то же, что авантюристы-фальшивомонетчики, что охотники. Не по тому основанию о людях судите, - сказал Философ, самый пытливый человек в нашей туристской компании (он работает в одном из уральских вузов, правда, не преподавателем, как можно подумать, а завхозом, однако это совсем не мешает его начитанности и исследовательскому отношению к миру).
- Не то основание... - повторил Философ. - Любое открытие подготовлено десятками, сотнями людей, как практиками, так и теоретиками. Это очень разношерстные компании! Чаше всего они условны, «составлены» людьми из разных времен и пространств. Но что объединяет такие «компании», стоящие у первоистоков того или иного открытия - это... - Философ сделал паузу и зачерпнул из закопченного котла кружку душистого чая.
- Любопытство! - не выдержал круглолицый подросток Сеня, сын одного из инструкторов турбазы, которая помогала организовывать всю нашу литературную экспедицию. Сеня, несмотря на нарочитую, усиленно напускаемую на себя серьезность, был парень веселый, острый на язык, временами язвительный,что отчасти роднило мальчика с героем нашего путешествия с юным Митей Маминым. И кличка у Сеньки была под стать - Папин. Раз с папой - то и Папин.
-Любопытство! - повторил Папин, нетерпеливо потягивая себя за длинный козырек бейсболки.-Совали нос куда не надо. А это «не надо» - бац! - и «надо». Вдруг становилось нужным всем.
- Ну, без любопытства и трава к солнцу не тянется, - отчасти согласился Философ. - Но я о более глубоком чувстве, из которого произрастает и любопытство, и любознательность, и жажда нового... Я о чувстве природы. О том самом чувстве, которое так замечательно воспето Дмитрием Наркисовичем в повести о собственном детстве «Зеленые горы». Там этим чувством наполнен, переполнен, счастлив им Николай Матвеевич, пребывающий в вечной нужде заводской дьячок. Это чувство, как незримая пуповина, связывает висимского церковного служку со всей Вселенной, оно питает незатейливого мужичка радостью, придает смысл всей его жизни, обостряет и направляет все его восприятие окружающего бытия. А открытия возможны лишь тогда, когда чувство природы в тебе не спит.
Философ на миг замолчал, раскрыл книгу из симпатичной давней серии «Уральская детская библиотека», которую во время монолога предусмотрительно достал из своего рюкзака, и почти сразу нашел нужное: - Вот как у Мамина-Сибиряка про Николая Матвеевича... «Самое главное, что привлекало нас в нем, - было необыкновенно развитое "чувство природы". Такое чувство есть, и, к сожалению, им владеют очень немногие...»
Мы не спорили. И даже тот факт, что сам-то Николай Матвеевич никаких открытий не сделал, нас не смущал. Мы-то отчетливо понимали, его чувство природы, его заслуга в познании мира растворены в тех малых и великих открытиях, которые сделал, размышляя о зеленых горах и пестрых людях, наш уральский писатель.
- Да, но вы пропустили очень важный кусок про заботливость Николая Матвеевича,-вдруг спохватился еше один наш картограф. Между собой, чтобы отличать от «Снизойди!», мы звали его «Клубом знатоков». Хотя, если честно, звать нужно было «Клуб знатоков ма-минского творчества», потому что Дмитрия Наркисовича наш компаньон по путешествию проштудировал с юных лет и основательно.
- А еще,-точно, будто отбивал от каменной глыбы пробу, говорил «Клуб знатоков», - чувство природы включает в себя потребность заботиться о трех царствах - царстве камней, растений и животных. Помните, как проявлялось это у маминского героя? По дороге старик всегда приводил в порядок деревья. То освобождал от упавшего ствола молодые елочки, то расчищал их поросль от снега, а там, где прогулялась скотина, пытался поправить раненые деревца.
- Да уж! - невесело откликнулся напарник картографа. - А сегодня, куда ни заберись - везде следы нелюбви к природе, равнодушие. Мусор, пластик, варварски надрубленные деревья, с корнем выдранная грибница и разоренные гнезда. И грешным делом думаешь: осталось ли вообще в людях это самое чувство природы?
Но на эту тему мы даже спорить не стали: конечно, осталось, просто, как и в ма-минские времена, оно редко и даровано людям исключительным. А остальные напрочь лишены этого удивительного качества, связывающего нас с природой. Лишены - и не озабочены тем, чтобы это чувство в себе развивать, час за часом, день за днем.
Все замолчали, вслушиваясь в шорох мелкого дождя, в потрескивание бересты в огне, в далекий шум верхового ветра. И каждый словно проверял себя на остроту того чувства, о котором мы говорили...
Вдруг в кустах послышался треск валежин, громкое пыхтение, поскуливание: возвращался из кругового дозора еше один наш попутчик - пес Тузик.
- Ну что, принес поклон от косого?- спросили мы собаку и поняли, что начинаем говорить маминскими цитатами. Так было в прежних наших путешествиях, так будет и впредь, потому что сам Мамин-Сибиряк, со всем своим щедрым творчеством - наш попутчик, незримый, но вполне реальный.
-Удивительная штука - первооткрытие,-сказал один из наших попутчиков бородач-картограф, которого между собой мы сразу же стали называть «Снизойди!» (чуть позже поймете почему). - Казалось бы, любое открытие, переворачивающее жизнь людей или хотя бы добавляющее в нее новые яркие краски, - приз судьбы, подарок человечеству от необозримо щедрой Вселенной... И приходить этот «подарок» должен бы через руки чистые, ничем не запачканные. А то - с чего бы Вселенной свои дары через всякую людскую черноту раздавать? А подумаешь-так оно и выходит... Многие открытия сделаны нечистыми руками. Будто кто-то там надсмехается над нами. Вот платина...
Всем известно, что в исторические времена первыми на нее обратили внимание испанцы-завоеватели в своих южноамериканских колониях. Крупинки белого металла сопутствовали золоту. И лишь раздражали непрошеных гостей Южной Америки: трудно отделить от золотой крупы. Посланцы Мадрида презрительно называли белого цвета крупинки «серебришком» (пренебрежительно-уменьшительное platina от plala - «серебро»). Но, как водится, нашлись авантюристы, а через них отыскался жульнический способ использования неведомого металла: его украдкой стали добавлять в золотые монеты. А по-настоящему это и есть открытие, когда находка не просто обнаружена, а введена в строй человеческой жизни. Вот и получается, платину подарили миру фальшивомонетчики. Не прошло и полвека после первого «цивилизованного» использования европейцами нового металла, как изготавливать фальшивые монеты с платиной стал сам испанский король. И тонны платины потекли из Южной Америки в Европу. Ею, как водится, заинтересовались алхимики. Ее стали изучать. Расширять области ее применения. Но первыми были все-таки люди нечестные. Вот я и думаю, почему такой щедрый подарок небес, точнее - земных недр, сделан через фальшивомонетчиков?
Мы долго ничего не возражали, наверное, думали про одно и то же: а на Урале? Так же, через нечистые руки, пришла к нам платина или особым был ее путь?
Как известно, здесь платину «официально» обнаружили в 1819 году - при промывке золотоносной породы в Верх-Исстском округе. И первыми этот металл пустили в оборот... охотники. Тяжелые зерна платины они стали использовать для стрельбы. Через восемь же лет российские инженеры П.Г. Соболевский и В.В. Любарский, сделав необходимые химические анализы, нашли способ получения ковкой платины. А Николай I издал указ об извлечении платины из песков и доставке в «казенную палату». Интерес к платине на Урале был разбужен. Вскоре благодаря череде открытий обнаружилось, что вдоль всего Уральского хребта протянулась платиновая полоса. Самыми щедрыми участками этой полосы «лягушачьего золота» владели Демидовы. Без авантюр здесь, понятно, не обходилось... Но все же, хотелось верить, завершение платинового открытия - введение ее в нашу жизнь - было сделано не обманщиками.
- А по мне одно и то же, что авантюристы-фальшивомонетчики, что охотники. Не по тому основанию о людях судите, - сказал Философ, самый пытливый человек в нашей туристской компании (он работает в одном из уральских вузов, правда, не преподавателем, как можно подумать, а завхозом, однако это совсем не мешает его начитанности и исследовательскому отношению к миру).
- Не то основание... - повторил Философ. - Любое открытие подготовлено десятками, сотнями людей, как практиками, так и теоретиками. Это очень разношерстные компании! Чаше всего они условны, «составлены» людьми из разных времен и пространств. Но что объединяет такие «компании», стоящие у первоистоков того или иного открытия - это... - Философ сделал паузу и зачерпнул из закопченного котла кружку душистого чая.
- Любопытство! - не выдержал круглолицый подросток Сеня, сын одного из инструкторов турбазы, которая помогала организовывать всю нашу литературную экспедицию. Сеня, несмотря на нарочитую, усиленно напускаемую на себя серьезность, был парень веселый, острый на язык, временами язвительный,что отчасти роднило мальчика с героем нашего путешествия с юным Митей Маминым. И кличка у Сеньки была под стать - Папин. Раз с папой - то и Папин.
-Любопытство! - повторил Папин, нетерпеливо потягивая себя за длинный козырек бейсболки.-Совали нос куда не надо. А это «не надо» - бац! - и «надо». Вдруг становилось нужным всем.
- Ну, без любопытства и трава к солнцу не тянется, - отчасти согласился Философ. - Но я о более глубоком чувстве, из которого произрастает и любопытство, и любознательность, и жажда нового... Я о чувстве природы. О том самом чувстве, которое так замечательно воспето Дмитрием Наркисовичем в повести о собственном детстве «Зеленые горы». Там этим чувством наполнен, переполнен, счастлив им Николай Матвеевич, пребывающий в вечной нужде заводской дьячок. Это чувство, как незримая пуповина, связывает висимского церковного служку со всей Вселенной, оно питает незатейливого мужичка радостью, придает смысл всей его жизни, обостряет и направляет все его восприятие окружающего бытия. А открытия возможны лишь тогда, когда чувство природы в тебе не спит.
Философ на миг замолчал, раскрыл книгу из симпатичной давней серии «Уральская детская библиотека», которую во время монолога предусмотрительно достал из своего рюкзака, и почти сразу нашел нужное: - Вот как у Мамина-Сибиряка про Николая Матвеевича... «Самое главное, что привлекало нас в нем, - было необыкновенно развитое "чувство природы". Такое чувство есть, и, к сожалению, им владеют очень немногие...»
Мы не спорили. И даже тот факт, что сам-то Николай Матвеевич никаких открытий не сделал, нас не смущал. Мы-то отчетливо понимали, его чувство природы, его заслуга в познании мира растворены в тех малых и великих открытиях, которые сделал, размышляя о зеленых горах и пестрых людях, наш уральский писатель.
- Да, но вы пропустили очень важный кусок про заботливость Николая Матвеевича,-вдруг спохватился еше один наш картограф. Между собой, чтобы отличать от «Снизойди!», мы звали его «Клубом знатоков». Хотя, если честно, звать нужно было «Клуб знатоков ма-минского творчества», потому что Дмитрия Наркисовича наш компаньон по путешествию проштудировал с юных лет и основательно.
- А еще,-точно, будто отбивал от каменной глыбы пробу, говорил «Клуб знатоков», - чувство природы включает в себя потребность заботиться о трех царствах - царстве камней, растений и животных. Помните, как проявлялось это у маминского героя? По дороге старик всегда приводил в порядок деревья. То освобождал от упавшего ствола молодые елочки, то расчищал их поросль от снега, а там, где прогулялась скотина, пытался поправить раненые деревца.
- Да уж! - невесело откликнулся напарник картографа. - А сегодня, куда ни заберись - везде следы нелюбви к природе, равнодушие. Мусор, пластик, варварски надрубленные деревья, с корнем выдранная грибница и разоренные гнезда. И грешным делом думаешь: осталось ли вообще в людях это самое чувство природы?
Но на эту тему мы даже спорить не стали: конечно, осталось, просто, как и в ма-минские времена, оно редко и даровано людям исключительным. А остальные напрочь лишены этого удивительного качества, связывающего нас с природой. Лишены - и не озабочены тем, чтобы это чувство в себе развивать, час за часом, день за днем.
Все замолчали, вслушиваясь в шорох мелкого дождя, в потрескивание бересты в огне, в далекий шум верхового ветра. И каждый словно проверял себя на остроту того чувства, о котором мы говорили...
Вдруг в кустах послышался треск валежин, громкое пыхтение, поскуливание: возвращался из кругового дозора еше один наш попутчик - пес Тузик.
- Ну что, принес поклон от косого?- спросили мы собаку и поняли, что начинаем говорить маминскими цитатами. Так было в прежних наших путешествиях, так будет и впредь, потому что сам Мамин-Сибиряк, со всем своим щедрым творчеством - наш попутчик, незримый, но вполне реальный.