May 16, 2012 14:23
Иногда мне кажется, что самое страшное в блокаде - это то, что случилось после нее. С одной стороны, случилось «Ленинградское дело», в результате которого погибли все «лидеры», которые хоть как-то пытались сопротивляться безнадежному положению вещей в городе, отданном на произвол безжалостного эксперимента по социальной эволюции, где выжить было позволено сильнейшим (старики и дети были своим «иждивенческим» статусом обречены на гибель). Погибли Вознесенский и Капустин et al., погибли архивы, была уничтожена «живая память». Но одновременно с этим «наказанием» города шел другой, не менее драматичный процесс - самонаказания. Блокадная память оказалась подмененной блокадной мифологией.
Вместо терапии определения цены за содеянное и политической ответственности возник блокадный стыд, который под прикрытием щита героизма на самом деле прикрыл от социального врачевания мучительную травму. Десятилетиями блокадники стыдились говорить о пережитом, а их дети брезговали спрашивать. Теперь проблему можно считать решенной: взрослых блокадников практически не осталось, спрашивать некого 