17
Лето того года, 93-го, кончилось в мае.
С первого числа ударила удушливая жара, зацвело все, что могло цвести, деревья озеленились.
На пляже Петропавловки не пройти от незагорелых еще, зимних, синюшных тел - все старались поймать солнце - хоть в обеденный перерыв, хоть на часок - бледные петербургские дети…
На декаду город превратился в праздничный карнавал - беззаботное щедрое тепло, катание по каналам и рекам, уверенность, что счастье есть.
А с 11 мая зарядили прям октябрьские дожди, плавно перешедшие в октябрьские а.ля натурель.
Я не поддалась на провокацию солнца - усиленно готовилась к досрочной сдаче сессии - меня ждало дело поважнее веселых поездок а залив.
В начале июня, хмурым дождливым утром приехали в роддом - не все было в порядке, это мне твердили все врачи начиная с февраля - надо было ложиться на дородовое, и доращивать живот уже там..
Сестра приемного отделения, проглядывая мои вещи, возмущенно заголосила:
- Мамочка, вы зачем сюда пришли - ребенка рожать или книжки читать?
- И ребенка рожать, и книжки читать, - устало ответила я - чувствовала я себя нехорошо, хотелось лечь и наконец-то спать, спать…А книжки - «Уллис», пять раз начатый и так тогда еще не дочитанный, двухтомная «История итальянского искусства» и Агата Кристи на английском языке сулили нескучное времяпрепровождение между сном.
Наивная…
Два с небольшим месяца бессониц в роддоме (заснуть не давал живот, который вдруг начал расти , расти, словно репка - большая-пребольшая), вечный холод того лета и ожидание Того, Что Должно Свершиться…
Я ходила по длинному коридору - от одного торцового окна, до другого - и в одном, и в другом видела желтеющие клены, косые длинные штрихи дождя, людей в плащах и под зонтами…
Агату Кристи я прочитала за неделю, потом одолела «Улисса».
Все сроки прошли, ребенок не желал рождаться. Я его понимала - рождаться в эту юдоль скорби - верх глупости - а мой мальчик уже тогда был умнее меня.
Я была грустна, вечно мерзла, халат стал мал - мы все ходили по унылому коридору как священные индийские коровы - медленно и сосредоточенно, с раздутыми боками. Двоим разминуться было сложновато…Я жутко отекала, ноги напоминали слоновьи, я не узнавала свое лицо - беременность меня красила только первые полгода. Сейчас мне казалось, что я героиня фильма ужасов, беременная пришельцем - мне было плохо, больно и страшно. Затянувшаяся беременность вызывала у меня уже нервный смех - вот так всегда у меня - все хорошо начну, а потом вечно не могу закончить…
Ничего не хотелось уже, никого не хотела видеть - хотела только освободиться от этого кошмара.
Ночью в туалете я плакала. Слезы капали на огромный живот и я начинала смеяться - схожу с ума, думала я..
-Ну что ж, - решил мой врач во время очередного обхода. Два сеанса ультразвука, ежедневные капельницы не помогли. Значит, готовимся к операции - будем кесарить.
Мой отец - анестезиолог несколько раз приходил к врачам, они о чем-то совещались, смотрели анализы.
Времена были тревожные - 93 год - в больницах не было ничего. Даже за деньги.
Все для этого наркоза папа принес сам - где-то добыл, в своем госпитале, у коллег.
Операцию назначили на 17 августа, на 11 утра.
Прямо с утра выглянуло сквозь тучи солнце, и мне стало жаль, что такой наконец-то яркий день для меня «пропадет» - не погреться мне на нем в больничном дворике, куда можно было проскользнуть, если санитарка у входа отлучится…
В 11:20 утра 17 августа 1993 года он все-таки родился, мой сын. Егор.
Самый серьезный и спокойный младенец на свете.
Он родился ровно через 4 года после смерти моего деда. Минута в минуту.
Сегодня ему 17 лет.
А вот он. Свежеиспеченный студент Высшей ШколыЭкономики. Политолог :)
Фото зимнее, сейчас он еще лучше, но я ужасно люблю эту фотографию.
Жаль, не догадалась отсканировать его же в виде малыша для сравнения - как водится.
С первого числа ударила удушливая жара, зацвело все, что могло цвести, деревья озеленились.
На пляже Петропавловки не пройти от незагорелых еще, зимних, синюшных тел - все старались поймать солнце - хоть в обеденный перерыв, хоть на часок - бледные петербургские дети…
На декаду город превратился в праздничный карнавал - беззаботное щедрое тепло, катание по каналам и рекам, уверенность, что счастье есть.
А с 11 мая зарядили прям октябрьские дожди, плавно перешедшие в октябрьские а.ля натурель.
Я не поддалась на провокацию солнца - усиленно готовилась к досрочной сдаче сессии - меня ждало дело поважнее веселых поездок а залив.
В начале июня, хмурым дождливым утром приехали в роддом - не все было в порядке, это мне твердили все врачи начиная с февраля - надо было ложиться на дородовое, и доращивать живот уже там..
Сестра приемного отделения, проглядывая мои вещи, возмущенно заголосила:
- Мамочка, вы зачем сюда пришли - ребенка рожать или книжки читать?
- И ребенка рожать, и книжки читать, - устало ответила я - чувствовала я себя нехорошо, хотелось лечь и наконец-то спать, спать…А книжки - «Уллис», пять раз начатый и так тогда еще не дочитанный, двухтомная «История итальянского искусства» и Агата Кристи на английском языке сулили нескучное времяпрепровождение между сном.
Наивная…
Два с небольшим месяца бессониц в роддоме (заснуть не давал живот, который вдруг начал расти , расти, словно репка - большая-пребольшая), вечный холод того лета и ожидание Того, Что Должно Свершиться…
Я ходила по длинному коридору - от одного торцового окна, до другого - и в одном, и в другом видела желтеющие клены, косые длинные штрихи дождя, людей в плащах и под зонтами…
Агату Кристи я прочитала за неделю, потом одолела «Улисса».
Все сроки прошли, ребенок не желал рождаться. Я его понимала - рождаться в эту юдоль скорби - верх глупости - а мой мальчик уже тогда был умнее меня.
Я была грустна, вечно мерзла, халат стал мал - мы все ходили по унылому коридору как священные индийские коровы - медленно и сосредоточенно, с раздутыми боками. Двоим разминуться было сложновато…Я жутко отекала, ноги напоминали слоновьи, я не узнавала свое лицо - беременность меня красила только первые полгода. Сейчас мне казалось, что я героиня фильма ужасов, беременная пришельцем - мне было плохо, больно и страшно. Затянувшаяся беременность вызывала у меня уже нервный смех - вот так всегда у меня - все хорошо начну, а потом вечно не могу закончить…
Ничего не хотелось уже, никого не хотела видеть - хотела только освободиться от этого кошмара.
Ночью в туалете я плакала. Слезы капали на огромный живот и я начинала смеяться - схожу с ума, думала я..
-Ну что ж, - решил мой врач во время очередного обхода. Два сеанса ультразвука, ежедневные капельницы не помогли. Значит, готовимся к операции - будем кесарить.
Мой отец - анестезиолог несколько раз приходил к врачам, они о чем-то совещались, смотрели анализы.
Времена были тревожные - 93 год - в больницах не было ничего. Даже за деньги.
Все для этого наркоза папа принес сам - где-то добыл, в своем госпитале, у коллег.
Операцию назначили на 17 августа, на 11 утра.
Прямо с утра выглянуло сквозь тучи солнце, и мне стало жаль, что такой наконец-то яркий день для меня «пропадет» - не погреться мне на нем в больничном дворике, куда можно было проскользнуть, если санитарка у входа отлучится…
В 11:20 утра 17 августа 1993 года он все-таки родился, мой сын. Егор.
Самый серьезный и спокойный младенец на свете.
Он родился ровно через 4 года после смерти моего деда. Минута в минуту.
Сегодня ему 17 лет.
А вот он. Свежеиспеченный студент Высшей ШколыЭкономики. Политолог :)
Фото зимнее, сейчас он еще лучше, но я ужасно люблю эту фотографию.
Жаль, не догадалась отсканировать его же в виде малыша для сравнения - как водится.