(no subject)
за несколько последних выходов в люди накопилось.
По улице идет мужчина, держит телефон у уха, странно улыбается, кивает, наконец говорит нехорошим медленным голосом (так бы говорили спокойные змеи перед прыжком, если бы умели говорить):
-...я не молчу. ..я пытаюсь понять... понять, где же будет предел твоему - тут голос теряет спокойствие и взвивается вверх, как у Академика Пятигорского в известной сцене - вранью, вранью, вранью, лживая сука!
Он бросает телефон, тот летит в сугроб, мужчина останавливается, тяжело дыша. Берет себя в руки, поднимает телефон, мельком глянув на меня и идет дальше.
Мимо проходит пожилая женщина и удивляется в телефон:
- ...почему это она некрасивая?! У нее просто голова немного трясется, но это, знаешь, с каждым может случиться...
Проходят бабушка и внучек.
Бабушка, наставительно:
- Андрюшенька, ну так нельзя! Что же мы скажем папе?
- Мы ничего не скажем папе! - выкрикивает Андрюшенька лет пяти-шести.
- Ну ты что! Как можно...
- Мы ничего не говорим папе!
- Чего вы не говорите папе?
- Ничего!
По улице идет мужчина, держит телефон у уха, странно улыбается, кивает, наконец говорит нехорошим медленным голосом (так бы говорили спокойные змеи перед прыжком, если бы умели говорить):
-...я не молчу. ..я пытаюсь понять... понять, где же будет предел твоему - тут голос теряет спокойствие и взвивается вверх, как у Академика Пятигорского в известной сцене - вранью, вранью, вранью, лживая сука!
Он бросает телефон, тот летит в сугроб, мужчина останавливается, тяжело дыша. Берет себя в руки, поднимает телефон, мельком глянув на меня и идет дальше.
Мимо проходит пожилая женщина и удивляется в телефон:
- ...почему это она некрасивая?! У нее просто голова немного трясется, но это, знаешь, с каждым может случиться...
Проходят бабушка и внучек.
Бабушка, наставительно:
- Андрюшенька, ну так нельзя! Что же мы скажем папе?
- Мы ничего не скажем папе! - выкрикивает Андрюшенька лет пяти-шести.
- Ну ты что! Как можно...
- Мы ничего не говорим папе!
- Чего вы не говорите папе?
- Ничего!