… и главное, это постное лицемерие, которое стало нахлобучиваться вокруг. Я понимаю, что это реакция на предшествовавший разгул и угар, но разгул и угар все же больше похоже на жизнь, а вот это вот, что пытаются натянуть сейчас, как штопаное изделие поверх вот этого всего - ну совсем нехорошо. Нет, кричат они, краснея, нельзя! И туда нельзя, не сметь, не смотрите ТАК, вы меня хотите изнасиловать? Вы что-то замышляете! Не сметь, не трогать, не читать, не писать, не слышать! Не сметь спрашивать! Вы покушаетесь на святое, на самое святое, на самое-пресамое рассвятое (за неимением или потерей реальных святынь быстро налажен выпуск симулякров) - кааак? Вам не святое? И аж пятнами идут красными, и вытянутые в суровую пуританскую нитку губы поджимают. Бальзамируют труп.
То тут заплаточку положат, то здесь ароматной травки напихают, то часового поставят - а то или нарушат ускользающую целостность разлагающейся мумии, либо сопрут ее вовсе, а еще хуже - махнут рукой, пнут ее, мертвую и пойдут к живым. Несмердящим. Не требующим постоянного камлания и охраны от врагов. (а в древнем-то Египте бальзамировщики были кастой неприкасаемых практически, изгои, хотя вроде как нужны были для вечной жизни египтян, а вот поди ж ты, западло было с ними рядом-то стоять, не говоря уж).
Им кажется, что если все запретить, обезопасить, понавешать оберегов, и все время держать пальцы скрещенными, то будет им не так страшно в этом меняющемся , изменчивом, бушующем, склонном к парадоксам и абсурду мире.
И самое печальное, что их многие слушают. Лицемерие это, видимо, заразное. И вот уже вроде неглупые и кажущиеся себе самим свободными, люди вдруг нервничают оттого, что кто-то не так сказал, не то спросил, не там улыбнулся, куда-то пришел, а куда-то - посмотрите на него, каков! - не пришел. И они тоже кричат - запретить, наказать, не сметь, не разрешить! По рукам их, по губам им.
Черт, я бы самоудалилась отовсюду, но ведь надо ж из-за занавесочки выглядывать, смотреть, когда подойдут близко.
Чтобы знать, когда спасаться.
Если не рассосется.