(no subject)
Больше всего неба над Петербургом - над Марсовым полем.
Я люблю это место, всегда ветреное, под огромным куполом неба. Здесь ничто не мешает Балтийскому небу проливаться дождем и солнцем, здесь вольно и весело. Не сходя с Марсова поля, я могу провести (и проводила несколько раз) двухчасовую экскурсию-реконструкцию, экспресс-лекцию по истории родного города.
С одной стороны любимое детище Петра, его «парадиз - Летний сад, напротив - длинное желтое здание казарм Павловского полка (шеф его умер в собственном Михайловском замке напротив), и все павловцы были, как и царь, курносы и голубоглазы (ну вы знаете, что в гвардейские полки солдат отбирали по внешности - высокие красивые шатены с правильными носами - в Преображенский, блондины шли в Измайловский (их дразнили хлебопеки или крупа), курносые блондины шли в Павловский полк, рыжие - в Московский, усачи - в гусары, бородачи - в вензельные роты пехоты, стройные брюнеты - в кирасирские полки, а богатырей с широкой грудной клеткой отправляли в гвардейский флотский экипаж).
Кстати, на месте Михайловского замка когда-то стоял старый Зимний дворец, в котором бедный Павел и родился (потому и было выбрано именно это место - так он, бедняга, родился тут, на берегу Мойки, нелюбимым, и умер ненавидимый.
С другой стороны-Милионная улица, Нева, Троицкий мост. Мраморный дворец, памятник Суворову, а совсем напротив - Храм Спаса -на-Крови, где когда-то Софья Перовская взмахнула белым платочком, подавая сигнал террористу - народовольцу бросить бомбу под царские сани(так что места двух удачных покушений на русских царей - деда и внука отделяет метров четыреста). Когда -то тут, на Потешном, а потом Царицыном лугу, затем на Марсовом поле, проводились парады и смотры, а на Пасху тут устраивалась ярмарка, на масленицу - народное гуляние, а зимой заливали каток. Марсово поле - петербургская Сахара, пыльная песчаная пустыня, вытоптанная солдатскими сапогами и копытами кавалерийских коней. Сейчас здесь в июне одурительно пахнет персидская сирень и поют в мае соловьи, это большой такой газон в центре Петербурга, куда любят приходить и горожане, и туристы.
И не только туристы, даже не все петербуржцы знают, что это - кладбище. И, как ни удивительно, даже многие горожане, которые помнят про кладбище, отчего-то уверены, что оно как-то связано с войной и блокадой.
А на самом деле здесь с 1917 по 1933 год было кладбище жертв революции (одно время Марсово поле так и называлось - площадь Жертв Революции). Нет, не тех, о ком мы сейчас думаем. Не кадетам или царским генералам, не случайной прохожей, попавшей под матросскую пулю или священникам. Скорее можно сказать, что это кладбище Палачам революции.
Здесь лежит Моисей Урицкий, первый начальник Петроградского ЧК (его убийство , как и покушение на Ленина, положило начало Красному террору). Тут похоронен Володарский (Моисей Маркович Гольдштейн), комиссар по делам пропаганды и печати, два члена финской компартии, несколько латышских стрелков , в том числе их комиссар Семен Нахимсон(редкостные звери были эти латышские стрелки), юный актер и агитатор Котя (Иван Александрович) Мгебров-Чекан (которого столкнули с трамвая на Моховой, ему отрезало ноги, и он отчего-то стал героем революции), и еще погибшие во время февральской революции большевики, деятели РСДРП, и погибшие рабочие, не давшие Юденичу (увы) взять в восемнадцатом году Петроград.
Над братской могилой установлен зиккурат, на котором выбиты строки, сочиненные в стиле магистра йоды Луначарским - По воле тиранов друг друга терзали народы. Ты встал трудовой Петербург и первый начал войну всех угнетённых против всех угнетателей, чтоб тем убить самое семя войны.
1917-1918 вписали в анналы России великую славу, скорбные светлые годы, посев ваш жатвой созреет, для всех населяющих землю.
Не зная имён всех героев борьбы за свободу, кто кровь свою отдал, род человеческий чтит безимённых. Всем им в память и честь этот камень на долгие годы поставлен.
Ну и так далее.
Здесь в 50-х был зажжен Вечный огонь, от которого позже был зажжен и Вечный огонь на могиле неизвестного солдата.
И вот я понимаю, что это очень символично, что сердце моего города -тюрьма и каторга(Петропавловская крепость), а самая большая площадь - кладбище убийц.
Что-то в этом есть важное, эта мрачная и черная сторона города даже не прячется, вот она, на поверхности, хоть и с туристкими развлечениями и кустами роскошной сирени. И я понимаю, что всё это символы, и что со временем все забывается, все. и основатель города , который был не только шкипером и плотником-корабелом, полководцем, царем, моряком и зубодером, но и палачом (среди его ремесел было и это) сейчас - высокая карнавальная фигура в зеленом кафтане и с кошачьими усами, и никто не проклинает его клонов у Медного Всадника в высокий туристический сезон.
Но вот этот вечный огонь на могиле страшного Урицкого (кто там еще лежит в общей могиле, чьи кости перемешались с его - кто ж знает!) и его не менее мрачных коллег - этот вечный огонь, это пафосное поминание на могильном монументе отчего-то меня возмущает всякий раз, когда я прихожу постоять под самым большим петербургским небесным куполом и надышаться этим вечным, как вечный огонь, ветром…
Я люблю это место, всегда ветреное, под огромным куполом неба. Здесь ничто не мешает Балтийскому небу проливаться дождем и солнцем, здесь вольно и весело. Не сходя с Марсова поля, я могу провести (и проводила несколько раз) двухчасовую экскурсию-реконструкцию, экспресс-лекцию по истории родного города.
С одной стороны любимое детище Петра, его «парадиз - Летний сад, напротив - длинное желтое здание казарм Павловского полка (шеф его умер в собственном Михайловском замке напротив), и все павловцы были, как и царь, курносы и голубоглазы (ну вы знаете, что в гвардейские полки солдат отбирали по внешности - высокие красивые шатены с правильными носами - в Преображенский, блондины шли в Измайловский (их дразнили хлебопеки или крупа), курносые блондины шли в Павловский полк, рыжие - в Московский, усачи - в гусары, бородачи - в вензельные роты пехоты, стройные брюнеты - в кирасирские полки, а богатырей с широкой грудной клеткой отправляли в гвардейский флотский экипаж).
Кстати, на месте Михайловского замка когда-то стоял старый Зимний дворец, в котором бедный Павел и родился (потому и было выбрано именно это место - так он, бедняга, родился тут, на берегу Мойки, нелюбимым, и умер ненавидимый.
С другой стороны-Милионная улица, Нева, Троицкий мост. Мраморный дворец, памятник Суворову, а совсем напротив - Храм Спаса -на-Крови, где когда-то Софья Перовская взмахнула белым платочком, подавая сигнал террористу - народовольцу бросить бомбу под царские сани(так что места двух удачных покушений на русских царей - деда и внука отделяет метров четыреста). Когда -то тут, на Потешном, а потом Царицыном лугу, затем на Марсовом поле, проводились парады и смотры, а на Пасху тут устраивалась ярмарка, на масленицу - народное гуляние, а зимой заливали каток. Марсово поле - петербургская Сахара, пыльная песчаная пустыня, вытоптанная солдатскими сапогами и копытами кавалерийских коней. Сейчас здесь в июне одурительно пахнет персидская сирень и поют в мае соловьи, это большой такой газон в центре Петербурга, куда любят приходить и горожане, и туристы.
И не только туристы, даже не все петербуржцы знают, что это - кладбище. И, как ни удивительно, даже многие горожане, которые помнят про кладбище, отчего-то уверены, что оно как-то связано с войной и блокадой.
А на самом деле здесь с 1917 по 1933 год было кладбище жертв революции (одно время Марсово поле так и называлось - площадь Жертв Революции). Нет, не тех, о ком мы сейчас думаем. Не кадетам или царским генералам, не случайной прохожей, попавшей под матросскую пулю или священникам. Скорее можно сказать, что это кладбище Палачам революции.
Здесь лежит Моисей Урицкий, первый начальник Петроградского ЧК (его убийство , как и покушение на Ленина, положило начало Красному террору). Тут похоронен Володарский (Моисей Маркович Гольдштейн), комиссар по делам пропаганды и печати, два члена финской компартии, несколько латышских стрелков , в том числе их комиссар Семен Нахимсон(редкостные звери были эти латышские стрелки), юный актер и агитатор Котя (Иван Александрович) Мгебров-Чекан (которого столкнули с трамвая на Моховой, ему отрезало ноги, и он отчего-то стал героем революции), и еще погибшие во время февральской революции большевики, деятели РСДРП, и погибшие рабочие, не давшие Юденичу (увы) взять в восемнадцатом году Петроград.
Над братской могилой установлен зиккурат, на котором выбиты строки, сочиненные в стиле магистра йоды Луначарским - По воле тиранов друг друга терзали народы. Ты встал трудовой Петербург и первый начал войну всех угнетённых против всех угнетателей, чтоб тем убить самое семя войны.
1917-1918 вписали в анналы России великую славу, скорбные светлые годы, посев ваш жатвой созреет, для всех населяющих землю.
Не зная имён всех героев борьбы за свободу, кто кровь свою отдал, род человеческий чтит безимённых. Всем им в память и честь этот камень на долгие годы поставлен.
Ну и так далее.
Здесь в 50-х был зажжен Вечный огонь, от которого позже был зажжен и Вечный огонь на могиле неизвестного солдата.
И вот я понимаю, что это очень символично, что сердце моего города -тюрьма и каторга(Петропавловская крепость), а самая большая площадь - кладбище убийц.
Что-то в этом есть важное, эта мрачная и черная сторона города даже не прячется, вот она, на поверхности, хоть и с туристкими развлечениями и кустами роскошной сирени. И я понимаю, что всё это символы, и что со временем все забывается, все. и основатель города , который был не только шкипером и плотником-корабелом, полководцем, царем, моряком и зубодером, но и палачом (среди его ремесел было и это) сейчас - высокая карнавальная фигура в зеленом кафтане и с кошачьими усами, и никто не проклинает его клонов у Медного Всадника в высокий туристический сезон.
Но вот этот вечный огонь на могиле страшного Урицкого (кто там еще лежит в общей могиле, чьи кости перемешались с его - кто ж знает!) и его не менее мрачных коллег - этот вечный огонь, это пафосное поминание на могильном монументе отчего-то меня возмущает всякий раз, когда я прихожу постоять под самым большим петербургским небесным куполом и надышаться этим вечным, как вечный огонь, ветром…