В сегодняшнем сне я долго добивалась того, чтобы стать поломойкой и секретарем (да-да!) у отвратительной старухи и ее мужа-изобретателя. Вот просто умоляла ее, чтобы взяла, причем готова была делать это бесплатно. В итоге она смилостивилась и взяла меня на службу, сказав, что бесплатно она не может, поэтому будет мне платить сто рублей в день. И я ползала с вонючей тряпкой по ее неопрятной большой квартире, полной каких-то полуразвалившихся вещей (прямо в комнате была отчего-то железная раковина со ржавой холодной водой), скребла облупленный паркетный пол, давным-давно покрашенный гадкой бурой краской. Помню, опустившись на колени, я подумала - а маникюр-то мой сейчас - тю-тю - и погрузила безобразную ветошь в воду.
И вот я
ползаю, ложусь на живот (прямо вот в своей одежде), выметаю какие-то огрызки, ошметки, мышиные шкурки, клубы пыли и испытываю нечто вроде восторга, и одна мысль - только бы ей понравилась моя работа, только бы не выгнала.
А на следующий день я вдруг не иду к ней, а отправляюсь в книжный магазин, где встречаюсь с Дарьей Донцовой, которая оказывается моей хорошей подругой, и мы с ней пьем кофе за столиком, покрытым белой скатертью, и кофе очень вкусный и ароматный, а на Донцовой белое кружевное платье и сама она выкрашена в задорный яркий рыжий цвет, и чудо как хороша. И мы с ней хихикаем как подружки, и вокруг чистота, благолепие и книги, а из-за стеллажей с книгами на нас (на нее в основном, но и на меня тоже) смотрят читатели, и их все больше, и у каждого в руках ее книги, и они смотрят, как дети, которых не пустили на праздник.
А потом у нее начинается встреча с читателями, а я отправляюсь к своей старухе.
На улице метель из тополиного пуха, пух лезет в рот и нос, прилипает к губам и ресницам, и ноги еле идут в этих кучах, сереющих от пыли, вот буквально - по колено в тополином пухе, а я одета во все черное и думаю - черт, теперь приду к ней как чудо в перьях.
И возле ее дома, среди тополиной метели, встречаю этого ее мужа- изобретателя, он такой чистенький полненький господинчик с бородкой, с пузиком, в бобочке, с пакетом, и он виновато на меня смотрит и говорит - вы ей передайте, что я ищу сельдь, вот битый час хожу по всему району - нигде нет сельди.
Я киваю и подымаюсь на шестой этаж старого доходного дома, и вхожу виновато (уже вечер, я обещала с утра быть), и она, грязная, нечесаная, беззубая, косматая, в каких-то вязаных рейтузах, смотрит на меня недовольно.
Я начинаю мыть ее покоцанную, словно с помойки, посуду с остатками еды, и посуда издает такой глухой звук, характерный для фаянса с трещинами, а она ходит и бурчит - вот ты какая - секретарем, говорила, буду, только возьмите, полы, говорила, буду мыть, а сама - убежала, хвост задрав…
И я думаю - ну как я могла так ее подвести, как могла.
И потом пишу под ее диктовку письмо ее сестре в Витюйск (есть такой город-то?), а потом опять мою полы, которые снова грязные, грязные.
Проснулась сегодня - и болит поясница так, словно я всю ночь не разгибалась.
И первая мысль - не опоздала ли я на работу к своей старухе?
Поговорите со мной, пожалуйста, про этот сон, я сама их себе расшифровываю, но этот какой-то слишком пугающий и тяжелый, и ужасно неприятный, и мне кажется, что эта старуха - жизнь, и я за гроши скребу ее полы...